Маленькой художницы там не оказалось.

Минут пятнадцать сержант тщетно обшаривал песчаные дюны. Со стороны деревни донеслись громкие вопли и жалобные причитания. Сумида увидел санитаров, которые несли на носилках очередную жертву гибельного мора. Сумида поспешно подбежал к ним и посмотрел на больного. На носилках хрипел и корчился старый рыбак. Его жена с искаженным горем лицом семенила за носилками, заламывая руки и горестно стеная.

Девушки на берегу не было.

Как она могла исчезнуть из тщательно охраняемой зоны карантина?

Сержант Сумида остановился и закурил сигарету. Потом закашлялся. Стоя перед зданием местной префектуры, он посмотрел на циферблат дорогих часов «сейко». Ждать больше он не имел права. Он снова закашлялся, сердито отбросил сигарету и решительно зашагал к единственной в деревне телефонной будке, располагавшейся напротив полицейского участка. Со звонком в Токио тянуть было нельзя.

После промозглого тумана Сумиде показалось в будке жарко и душно. Он порылся в карманах в поисках мелочи и уронил несколько монеток на пол. Нагнувшись, чтобы поднять их, Сумида, к своему удивлению, почувствовал, что у него кружится голова.

Сержант накрутил диск, и несколько секунд спустя в ухо ворвался четкий, деловитый и нетерпеливый голос майора Теру Яматои:

— В чем дело, Сумида? Вы пьяны?

— Нет, майор, клянусь, что не пьян. Я только… проводил досмотр в деревне — все.

— Зачем?

— Одна девушка… гость Хатасимы… Похоже, что она исчезла. Возможно, она просто забрела на берег в горячечном бреду и умерла. Или зашла на мелководье, а отлив увлек ее в море.

— Она была больна?

— Да, Яматоя-сан. Но, по словам медсестры, ей стало лучше.

— Судя по имеющимся у меня донесениям, этот вирус смертелен для всех, кто с ним соприкасается.

— Да, но… Йоко Камуру— она выздоравливала…

— Камуру? Художница?

— Да, она самая, Яматоя-сан. Я ее найду… Ее саму или труп. Обещаю… — Сумида утер со лба капельки пота. Внезапно он почувствовал, что весь вспотел — лицо, грудь, живот, даже мошонка… Сумида глубоко вздохнул. — Я также проверил канистру. Врачи ее припрятали. Надпись на ней сделана латинскими буквами, но сказать определенно, что она американская, я не берусь. Я сфотографировал ее с разных сторон. Рыбак, который нашел и раскрыл эту канистру, уже мертв. Допросить его не удалось. Но сомнений в ее лабораторном происхождении у меня нет. Это безусловно бактериологическое оружие, микробная бомба…

— Бомба?

— Что-то в этом духе, Яматоя-сан.

— Я вас не понимаю, Сумида. Перестаньте мямлить и скажите четко и ясно.

— Слушаюсь, Яматоя-сан. Только что умерли еще двое: американец по имени Генри Лэмсон и японец, которого вы заслали в американскую секцию «К»…

— Мока. Так его звали. Вы его знаете.

— Да, Яматоя-сан. Должно быть, этот американец, Даррелл, прислал их разнюхать, в чем дело. Наверно, амерйканцы понимают, что у них рыльце в пушку. Хотели выяснить, точно ли это их бомба. Но они оба умерли. Все здесь умирают. Врачи говорят, что вся Хата-сима обречена.

— Вы уверены, что это Мока и Лэмсон?

— Да, Яматоя-сан.

— Очень хорошо. Вы можете идти отдыхать, Сумида.

— Слушаюсь, Яматоя-сан. Не знаю, что… Мне немного нездоровится. Это, конечно, не чума, ведь я силен как бык, вы знаете… Я не смел бы подвести вас и подцепить такую болезнь, но я… Я…

Сумида закашлялся. К горлу подступил комок, мешающий дышать. Горло стиснул железный кулак. Сумида выронил телефонную трубку и согнулся пополам. Он судорожно пнул ногой дверь будки, чтобы впустить внутрь свежий воздух, но потерял равновесие, пошатнулся и ничком рухнул прямо в уличную грязь. С усилием привстав на колени, он вцепился руками в горло, тщетно пытаясь выцарапать невидимый комок. Он снова закашлялся и с изумлением увидел, как изо рта хлынула кровь.

Сержант Сумида опустился на четвереньки и медленно пополз к рыбохранилищу.

На полпути он умер.

Глава 3

— Вас снова требуют из посольства, — сказала мисс Прюитт.

— Пусть подождут.

— Они звонят по кодированному телефону.

Даррелл бросил последние бумаги в выдвижной ящик стола и откинулся на спинку вращающегося стула. Дождь не унимался. Стрелки часов показывали десять минут десятого. Местные завсегдатаи увеселительных заведений уже возвращались домой к женам, татами и последней рюмке, тогда как набитые долларами туристы все еще бродили по улицам, привлеченные броскими и заманчивыми вывесками ночных клубов, сулящими райские наслаждения.

— Снова Мелвин Каммингс? — спросил Даррелл.

— Да, сэр. Очень срочно. Как и в прошлый раз.

— Ничего, не обращайте внимания. От Генри Лэмсона или Моки что-нибудь поступило?

— Нет.

— Вы пытались связаться с ними по рации?

— Да, сэр. Ни единого позывного. — Мисс Прюитт выглядела такой же свеженькой и аккуратной, как и утром. — Или они сбились с волны, или потеряли свои приемники. Надеюсь, что я ошибаюсь — эти приемники обошлись нам в целое состояние.

— Что вы думаете по поводу Моки?

— Он из японской службы безопасности, человек майора Яматои. Эл… Мистер Чарльз был в курсе дела, но воспрепятствовать этому не смог. Мы просто старались вести себя осторожнее. — Мисс Прюитт помолчала. — Не беспокойтесь на его счет. У нас имеется подробное досье, в котором вы найдете любые интересующие вас сведения.

Даррелл хмуро посмотрел на темные окна. Неоновые рекламы, отражаясь в каплях дождя, растекались по стеклу разноцветными амебами.

— А как насчет Билла Черчилля? — поинтересовался Даррелл.

— От него тоже ничего нет.

— А где Синье?

— Джо? Внизу в лавке. Ждет, чтобы доставить вас на машине в посольство.

— Значит, за исключением нас с вами и Джо, рассчитывать больше не на кого?

— Ну, я бы так все-таки не говорила, — замялась мисс Прюитт.

— А как, Лиз? Что бы вы сказали на моем месте? — Дарреллу вдруг захотелось поддеть ее; он страшно нервничал, чувствуя себя цеуютно на столь непривычном месте, и был готов отыграться на ком угодно. — Билл Черчилль застрял в горах над Хатасимой, Хэнк и Мока, судя по последнему донесению, проникли в деревушку. Учитывая, что Билла Черчилля, при всем уважении, к профессионалам отнести нельзя…

— Черчилль, если не ошибаюсь, — ваш старый друг?

— Да, — кивнул Даррелл.

— Сэр, в посольстве очень…

— Через пятнадцать минут, — отрезал Даррелл.

Даррелл был крупный, мощного сложения мужчина с густыми черными волосами, на висках подернутыми сединой. В его обветренное лицо въелся бронзовый загар, приобретенный в малайских джунглях и песках Сахары. В минуты гнева его синие глаза устрашающе темнели. Сейчас, например, они казались почти черными. Двигался он с кошачьим проворством. Его тело было иссечено доброй дюжиной шрамов— памятками со всех концов света: закоулка в Карачи, парижского метро или пустыни Калахари.

Порой Даррелл начинал представлять себя машиной— роботом, которым умело управлял маленький седовласый человечек по имени Дикинсон Мак-Фи. Генерал Мак-Фи стоял во главе печально знаменитой секции «К», одного из самых оперативных подразделений Центрального разведывательного управления. Даррелл уже так давно участвовал в боевых операциях, что пси-, ходоги-аналитики из дома номер двадцать по Аннаполис-стрит в Вашингтоне, в котором располагалась штаб-квартира секции «К», всякий раз, когда речь шла о возобновлении его личного контракта, проявляли серьезную обеспокоенность относительно шансов Даррелла остаться в живых. Шансы уже давно приближались к нулю, однако Даррелла это ничуть не беспокоило. Он знал, что его досье были отмечены красной наклейкой «подлежит уничтожению» не только в доме номер два на площади Дзержинского в Москве — цитадели зловещего КГБ, но и в мрачных лабиринтах Черного дома — разведывательной секции Л-5 в Пекине. Даррелл криво усмехнулся, представив, насколько разбухли эти досье за последние годы.