Я механически последовал ее указанию. Наверное, я немного выдохся— так всегда бывает, когда после сильного возбуждения перед смертельной схваткой наступает реакция организма. Вскоре я понял, что еду по узкому проселку и мой «спитфайер» буквально царапает брюхом грунт, несмотря на все мои попытки объезжать ухабы. Дорога становилась все хуже и хуже. Наконец я свернул на обочину и выключил мотор.

— В роли штурмана, — сказал я, — ты сполна проявила лучшие качества секретного агента. Дай-ка мне взглянуть на карту. Куда это мы забрались, черт побери? То есть где мы, по-твоему, находимся?

Она ткнула пальцем в карту.

— По-моему, вот здесь, милый.

— Дудки! Мы не пересекли главное шоссе. Я же помню.

Я вылез размять ноги и расстелил карту на капоте — на «шапке», как говорят в этих краях. В кабине «спитфайера» послышалось шуршание вощеной бумаги. Я поднял глаза и увидел, как Вадя поглощает сандвич.

— Хочешь? — спросила она.

— Нет, но от стаканчика кофе не откажусь.

Она принесла мне кофе и легко потрепала по щеке.

— Забавный ты парень, Мэтью. Как ты заорал: «Трусохвостик! Прочь с моей дороги!». С твоей дороги! Ну и самомнение!

Я, несколько уязвленный, ответил:

— Меня, пожалуй, немного занесло. Я… — тут я посмотрел ей за спину. — Боже, а это что еще такое?

Она резко обернулась, приложив ладонь к груди, где, ясное дело, был припрятан ее пистолетик. Потом поспешно отдернула руку, и мы оба воззрились на фантастическое создание, появившееся на гребне холма к западу от дороги. Оно было размером с быка — в действительности это и был бык, но такого вам в жизни вряд ли доводилось видеть. У него была длинная и спутанная желто-оранжевая грива и огромные размашистые рога, похожие на рукоятки старинного плуга. Несколько секунд он невозмутимо смотрел на нас, потом величественно развернулся и исчез из вида.

Я взглянул на Вадю, и мы поспешили за быком, точно были двумя подростками в зоопарке, а не секретными агентами на ответственном задании, от успеха которого, возможно, зависела судьба западной цивилизации. Мы смотрели, как медленно удаляется от нас животное — исполинское и лохматое, точно доисторический зверь.

Вдалеке я увидел океан: вдоль кромки скалистого берега громоздились камни, причем впечатление было такое, что установлены они там рукой человека. Я снова взглянул на желтого шотландского быка, глотнул кофе и, усмехнувшись, повернулся к Ваде.

— Могу только сказать: если он дает молоко, кто-то должен брать на себя труд…

Я осекся. У Вади было очень странное выражение лица, и тут я кое-что вспомнил. Старинный замок, разрушенный и упавший в море, как она говорила. На краю утеса сохранилось только несколько камней из кладки… Древнее родовое поместье клана Макрю. Итак, мы достигли Броссака, и я ни на секунду не усомнился в том, что мы попали сюда отнюдь не по чистой случайности. Она получила приказ привести меня тем или иным способом сюда, если нам удастся убежать от коварной засады на дороге от Киннокрю, — на что они и рассчитывали. Но я понимал, что ей были даны и иные инструкции. Я взглянул на свой пластиковый стаканчик с кофе, а потом на крепкую девицу в черной кожаной куртке, стоящую рядом со мной в терпеливом ожидании. Я вспомнил, что эта девица была ловка в обращении со всяким зельем.

Выпил я уже порядочно. Я знал, что в моем распоряжении осталось всего-то несколько секунд. Умру я или только отключусь на некоторое время — это зависело от заключенного соглашения с мадам Линь. Настоящего соглашения, а не того, о котором она мне поведала. Меня это не слишком напугало. Я ждал, что в какой-то момент она обязательно затеет двойную игру. Вот только способ, избранный для предательства, заставил меня помандражировать. Ибо она не оставила мне выбора — то-есть совсем никакого.

Я вот что хочу сказать: действующие инструкции содержат весьма четкие правила поведения в стандартных ситуациях. Вот одна, например: вы держите на прицеле объект, а какой-нибудь олух, насмотревшийся кучу кинобоевиков и желающий вызволить друга из беды, подкрадывается к вам сзади и тычет «пушкой» в спину. Ваша стандартная, во всех случаях обязательная, реакция весьма проста: вы мгновенно убиваете наповал парня — того, на которого направлен ваш ствол, кого же еще? Предполагается, что вы не стали бы наводить на него ствол, если не собирались его прикончить, а это можно проделать, не теряя ни секунды, до того, как вы отскочите и обработаете парня, зашедшего к вам с тылу, одним из предписанных на такой случай способом.

Далее— вы понимаете, что в питье подброшен наркотик. Вам следует пристрелить человека, подсыпавшего зелье, прежде, чем вы отрубитесь. Конечно, если позволяет ситуация — иными словами, если этот негодяй достаточно глуп, чтобы торчать рядом и наслаждаться зрелищем до финального момента. Теория в данном случае гласит, что люди, которые пускаются во все тяжкие, чтобы подсыпать яд или снотворное агентам вроде нас, явно не преследуют никаких благих целей. Их действия надо пресекать раз и навсегда, чтоб другим было неповадно.

Как я уже сказал, выбора у меня не было. Я больше не мог обманывать себя, будто это тоже составная часть шутки, которую мы решили сыграть с мадам Линь. Если бы Вадя все еще играла на моей стороне, она бы сказала, куда мы направляемся, и, кроме того, предупредила бы, что находится в стаканчике, который она мне передала.

Возможно, она бы даже смогла уговорить меня выпить отравленный кофе, мотивируя это необходимостью разыграть наш спектакль как можно более убедительно, но она предпочла проделать все вот таким коварным образом, избегая рискованных препирательств. Она сочла, что так будет и вернее и безопаснее, и, кажется, я понял почему. Она делала ставку на то, что однажды я уже ее отпустил, когда делать этого, скорее всего, не следовало, и что мы провели ночь в одной постели. Точно так же, как я сделал ставку на слабость Бэзила, она делала теперь ставку на мою слабость, на мою знаменитую сентиментальность, которую я, как известно, всегда выказываю в отношениях с женщинами.

Все это было очень плохо. Я хотел сказать, как это все плохо и что ей не следовало бы так поступать, но на это уже не было времени. Я почувствовал, как зелье, которым она меня опоила, начало оказывать действие, достал свой «тридцать восьмой», выстрелил и увидел, как она упала на колени с выражением недоумения и ужаса на лице. Я не стал стрелять во второй раз. Я знал, что выстрел был неплох— не идеален, но неплох, — и тут перед глазами у меня все расплылось, а я не особенно-то большой любитель наобум палить по окружающему пейзажу.

Глава восемнадцатая

— Скажите, пусть ее найдут! — произнес женский голос со странным акцентом и певучими интонациями от-куда-то из-за кольца мрака, внутри которого я, казалось, лежал. — Скажите, пусть найдут ее побыстрее. Выстрел был слышен, вот и кровь на земле, видите? Машины у нее не было. Она не могла далеко уйти.

Низкий мужской голос задал вопрос, которого я не расслышал. Мелодичный женский голос ответил:

— Нет, раз она оказалась настолько глупа, чтобы дать себя подстрелить, наша сделка расторгнута и договоренности отменяются— даже если бы я и была готова им следовать, чего я делать не намерена. Просто ликвидируй ее.

Мужчина снова задал вопрос, и женский голос нетерпеливо ответил:

— Нет, нет, этого мы переправим в лабораторию нашим ученым. Нам необходимо получить как можно больше данных, а раненый пациент для них бесполезен. Скажи нашим людям, чтобы ее погрузили в лодку и, как обычно, сбросили в море. И еще скажи им: пусть убедятся, что она не всплывет на поверхность. Нам не нужны лишние вопросы наших друзей и союзников, русских. Потом пусть опять спрячут лодку и ждут. Корабль прибудет незадолго перед отливом. Надо погрузить клетки на борт немедленно. Где этот Бэзил? Что его задержало на этот раз?

Прошло какое-то время, прежде чем объявился Бэзил. Я понял, что лежу на солнцепеке, возможно, на том самом месте, где и потерял сознание, что в бедро мне впился острый камень и по шее ползет какой-то жучок.