— Ругаются? — брат подошел к дверям моей комнаты и тихонько остановился.

— Что произошло?

— Маргарет замуж вышла… за дядю Тиала.

— А почему родители ругаются?

Миша ответить не успел, наш разговор услышала мама и позвала завтракать.

— Доченька, кушай, тебе силы восстанавливать нужно. — Она присев со мной на лавку в кухне погладила по волосам и с тревогой наблюдала как я уминаю вкусный домашний творог со сметаной и пью ароматный кофе. — Ты как себя чувствуешь? Хорошо?

— Мам, а как я здесь оказалась? Где Аллагонис, Маргарет… ректор?

— Да что с ними будет — Брат разговаривал набив рот.

— Прожуй, а потом говори. — мама как всегда следила за поведением за столом и не замедлила сделать замечание старшему отпрыску.

— Так. Все просто. Ты отрубила ректора… Я вас сначала перенес сюда — восстанавливаться… Пришлось, правда дать разрешение на переселение на Райад гномам, но…

— Мы только в плюсе. Я правильно поняла? — брат всегда отличался хозяйственностью.

— Ага… У них такие артефакты… — Брат присвистнул и закатил глаза. — Закачаешься… А еще они сюда эльфов упросили пустить… Гадство, конечно, но зато мне со вторым материком возится не придется… Как-то так.

— А…?

— Твой ректор сейчас в отключке… Хорошо ты его приложила.

— Он не умер?

— Да что с ним станет… Поглотитель. Сейчас отоспится, твой яд переработает и будет как новенький…

— А Пушистик?

— Гоняет Бантика… скоро появится, за ним Алка смотрит… И знаешь… Хорошая она подруга — цени. Она тебя сюда тащила, и сидела с тобой… Маме помогает…

— Да, Ясь, цени эту подружку. Я Райад попросила дать ей постоянный допуск сюда… Такие подруги редко встречаются… И ты Миша присмотрись к ней… Хорошая девочка. — Мама как всегда не преминула напомнить о своей мечте — пристроить сына в надежные, по ее мнению, руки.

— Понял-понял…

— А почему вы с папой ругались?

Мама поджала губы и нахмурилась. Когда мы с Мишей спустились, папа выскочил за дверь громко ею хлопнув.

— Перебесится и вернется, а нет… Так и не надо.

Брат глазами показал, что спрашивать не стоит и он сам все объяснит. Мне было очень любопытно, но сейчас я чувствовала, что расспрашивать не стоит — влетит.

— Мелкая, а хочешь я покажу откуда взялась твоя «божественность»? Я тут исследования провел и нашел источник веры в тебя… Хочешь?

Я закивала быстро-быстро. Уж это-то мне знать просто нужно…

— А можно? — спросить в данном случае у мамы было необходимо.

— Можно. Раз отоспалась, значит и силы на переход есть…

Брат не дав даже доесть потянул меня к порталу на Эриолл при этом постоянно пытаясь меня поторопить…

— Дай, хоть переоденусь…

— Ага, — брат окинул мой домашний наряд скептическим взглядом и накинул иллюзию… — пошли.

Руки моей он не отпустил и я как была в тапочках и халате, была вынужденна следовать за ним. Ну и что что сейчас этот мой наряд был прикрыт иллюзией приличного длинного платья и туфель, чувствовала я себя все равно не удобно.

Выбежали мы из портала на узкой тропинке, что вела через поле к хутору. Вокруг стрекотали кузнечики и летали стрекозы — середина лета. Легкий ветерок принес запах свежескошенного сена и сдобной выпечки. Чуть вдалеке замычала корова, а от ворот хутора умчалась ватага ребятни весело смеясь и размахивая какой-то тряпкой на палке. Мишка не сбавляя темпа потянул меня к воротам и окликнув ребятню помахал им. Дети бросив палку устремились к нам и поприветствовав на разный манер и окружив гурьбой последовали за нами к маленькому домику у самой ограды. На крыльце нас встретила пожилая женщина, она вглядывалась в пустоту белесыми глазами, давно не видевшими даже луча солнца. Однако она очень точно потрепала по волосам нескольких мальчишек и улыбнулась нам.

— Здравствуй, внучек. Проходи. Пироги уже поспели.

— Здоровья и тебе, бабушка Мартина. — Брат крепко обнял женщину. — Я сестру свою привел.

— А я знаю, потому и пирогов напекла. С ягодами, как ты любишь. Проходи внучка, да поторопись, а то от пирогов ничего не останется… Ребятня все съест.

Мы вошли в темноту дома. Он действительно тонул в сумраке по сравнению с ярким полуденным светом улицы.

— Садитесь и угощайтесь… А я молочка свежего принесу.

Я села на самый край длинной лавки — единственное оставшееся место, все остальные были заняты мальчишками и девчонками, которые уже растащили большую часть ароматной выпечки с большого деревянного блюда, стоявшего на столе.

— Бабушка Мартина, а расскажи сказку. — Маленький мальчик только прожевав последний кусок пирожка тянулся за следующим и вытирал чумазые щеки рукавом просторной рубахи. Он при этом умудрялся отпихивать от вожделенного пирожка руки других ребят, балансировать в силу своего роста на коленях на лавке и почесывать живот.

— А ты не жадничай Тирк, всем хватит. Еще одна сковорода на подходе. Всем достанется. И какую же ты сказку хочешь услышать?

— Про богов… Ту где время возвращается…

— Так это и не сказка вовсе. Недавно это было…

— Фафно — мелкий проказник все же урвал себе пирожок и сейчас разговаривал с набитым ртом.

Женщина принялась доставать из печи сковородку с новыми пирожками и детвора начала гомонить, обсуждая сколько и кто сможет съесть.

— А ты внучек, о чем услышать хочешь?

— Мне все равно — все ваши сказки интересны.

— А я хочу про Богиню-Мать, — маленькая девочка с синей лентой на тоненькой косичке прервала спор со своим соседом и выжидательно уставилась огромными глазищами на бабушку Мартину.

— А я про Императрицу… — другая девочка с розовой лентой на лбу высказала свое мнение.

— А давайте по порядку. То ведь не сказки, а быль. Вы родились уже позже… Да все равно недавно это было, а вам решать верить али нет. Когда я была молодой, да глаза мои видели свет, было страшное время — да времени не было. Не сменяли осень и зима друг-друга, не шел дождь, да не рождались дети. Страшно было тогда. — Женщина села возле печки и облокотившись на теплую стену спиной, закрыла невидящие глаза. — Тогда можно было уйти в лес и на утро оказаться под родной крышей, но не было жизни, не было времени. И тогда пришли к нам на помощь боги: Богиня-Мать — что оберегает женщин, да детей малых и Бог-Отец И Воин — что бережет мужей наших, да хранит от ворогов-злодеев. Очень Бог-Отец любит свою Богиню, но не может он уговорить своенравную женщину выйти за него замуж… Долго он за ней ходил по мирам, да по безмирью. Много добра он сделал, да многих покарал за время своего пути, только не идет за него своенравная женщина, нос воротит. И пришли они в своих странствиях в наш мир и ужаснулись. Долго плакала Богиня-Мать при виде матерей в тяжести, не могущих увидеть детей своих, да обнять их. Ужаснулся и Бог-Отец непрекращающимся битвам, где нет ни выигравших, ни проигравших — нет в том доблести что бы попусту мечом махать, да смерть нести без причины, а причины к тому моменту уж и забылись. Но не забыл Воин, что ему желанней всего была улыбка его Женщины и прекратил он битвы пустые, что бы не ужасалась его Возлюбленная крови — в его силах то было. И вырастил он для своей Любимой розы красные, как кровь пролитая на поле брани. И улыбнулась Богиня и помогла увидеть матерям своих детей и в ответ подарила она Воину розу желтую, да яркую, как улыбка ребенка… И поняла она что любит своего Воина… И родилась у них первая дочь — и как только ребенок появился — появилось и время у нас. Детям должно расти, да родителей радовать… С тех пор бежит время за дочерью богов, не поспевает. Все девчушке интересно, да везде поспеть охота, иногда только останавливается она что бы посмотреть на диво-дивное, да полюбопытствовать. Тогда и время замедляется, не бежит уже за ней — идет спокойно, давая и нам увидеть что-то интересное, да красивое… Беречь нам надобно такие моменты — помнить да деткам рассказывать, красота со временем уйдет, да память о ней останется. — Брат многозначительно на меня посмотрел и пошевелил бровями.