— Отчего вы сюда пришли? — резко спросил тот же голос.

Несмотря на его суровость, мне почудилось, что этот голос принадлежал женщине.

— Бог знает! — с отчаянием ответил я. — Я сам не могу вам сказать. Меня избили в гостинице и выбросили на улицу. Я кое-как уполз оттуда и блуждал по лесу несколько часов, пока наконец не увидел здесь свет.

Послышалось какое-то бормотание по ту сторону двери, к которой я плотно прижал свое ухо. Дело кончилось тем, что задвижка была снята, дверь наполовину отворилась, и оттуда блеснул свет, ослепивший меня. Я поспешил закрыть глаза рукой, и мне послышалось восклицание сострадания. Но, взглянув из-под ладони, я увидел только одного человека — мужчину, который держал в руках свечу, и его вид был до того странен, до того ужасен, что я невольно сделал шаг назад.

Это был высокий и очень худой человек, бедно одетый в короткую узкую куртку и много раз чиненные брюки. Должно быть, он почему-то не мог сгибать шеи, потому что держал голову с странной неподвижностью. А эта голова… Никогда у живого человека не было головы, столь похожей на мертвую. Его лоб был совершенно лишен волос и имел желтый цвет; скулы выдавались под тонкой, напряженной кожей; нижняя часть лица западала внутрь; на месте щек были какие-то дыры, а губы и подбородок были тонки и как бы бесплотны. Его лицо хранило всегда одно и то же выражение застывшей усмешки.

Пока я стоял, глядя на это ужасное лицо, обладатель его сделал быстрое движение, чтобы снова запереть дверь, и стал улыбаться еще шире. Но я имел осторожность вставить в щель ногу, и, прежде чем он начал протестовать против этого поступка, за его спиной послышался голос:

— Как тебе не стыдно, Клон! Отойди, отойди! Слышишь? Я боюсь, мосье, что вы ранены!

Эти кроткие слова, произнесенные в такой час и среди таких обстоятельств, произвели на меня сильное впечатление, которое очень долго не могло изгладиться. Вокруг передней тянулась широкая галерея, и, благодаря высоте комнаты и темным панелям, свет лампы почти совершенно не проникал туда. Мне казалось, что я стою у входа в огромную пещеру; скелетоподобный привратник имел вид людоеда, и только голос, сказавший мне эти приветливые слова, разогнал эту иллюзию. Я с трепетом повернулся в ту сторону, откуда он послышался, и, снова прикрыв глаза ладонью, различил женскую фигуру, стоявшую под аркой галереи. Рядом с ней обрисовывались неясные очертания другой фигуры, по всей вероятности, того самого слуги, которого я видел в гостинице.

Я молча поклонился. Зубы мои стучали. Я был близок к обмороку уже помимо всякого притворства и почувствовал какой-то необъяснимый страх при звуке голоса этой женщины.

— Один из моих слуг рассказал мне про вас, — продолжала она, оставаясь в темноте. — Мне очень жаль, что с вами случилось такое несчастье, но боюсь, что вы сами навлекли его на себя своей неуместной откровенностью.

— Я вполне заслужил его, мадам, — смиренно ответил я. — Я прошу только крова на ночь.

— Еще не наступило то время, когда бы нам приходилось отказывать в этом нашим друзьям, — ответила она с благородной любезностью. — Когда оно настанет, мы сами будем без крова, мосье.

Я содрогнулся при этих словах и старался избежать ее взгляда, потому что, если признаться по правде, я раньше не совсем ясно представлял себе эту сцену, — я не предвидел всех ее подробностей. И теперь, когда она разыгралась, у меня проснулось тягостное сознание своей низости. Мне и прежде не нравилось это дело, но я не имел тогда выбора, как не имел его и теперь. К счастью, одежда, в которой я явился, моя усталость и несомненная рана были для меня достаточной маской, иначе я сразу навлек бы на себя подозрение. Я уверен, что если когда-нибудь в этом мире храбрый человек имел вид собаки, поджавшей хвост, если Жиль де Беро когда-нибудь падал ниже себя, то это было именно в этот момент, на пороге замка госпожи де Кошфоре, когда она ласково предлагала мне свое гостеприимство.

Один человек, кажется, питал против меня подозрения. Привратник Клон продолжал держать дверь полуотворенной и смотрел на меня со злобной улыбкой, пока его госпожа с некоторой резкостью не приказала ему запереть дверь и провести меня в назначенную для меня комнату.

— Ступай и ты с ними, Луи, — продолжала она, обращаясь к стоявшему подле нее слуге, — и присмотри, чтобы господину было по возможности удобно. Мне очень жаль, — прибавила она, обращаясь ко мне с прежним изяществом (мне даже показалось, будто она наклонила в темноте свою голову), — что при настоящих обстоятельствах мы не имеем возможности предложить вам большего гостеприимства, мосье. Тревожные времена… Но вы, конечно, извините, если заметите в чем-нибудь недостаток. До завтра, имею честь пожелать вам спокойной ночи.

— Спокойной ночи, мадам, — пролепетал я, дрожа.

Я не мог в темноте различить черты ее лица, но ее голос, ее прием, ее обращение лишали меня самообладания. Я был смущен и встревожен; у меня теперь не хватило бы духу ударить простую собачонку. Я последовал за обоими слугами, не соображая, куда мы идем, и только когда мы остановились перед дверью в выбеленном коридоре, я пришел в себя и заметил, что между моими проводниками происходят какие-то пререкания.

Через минуту я разобрал, что один из них, Луи, хотел поместить меня там, где мы остановились; привратник же, у которого находились ключи, не соглашался на это. Он не произнес ни слова, другой тоже молчал, и это придавало их спору странный и вместе с тем зловещий характер. Клон упорно кивал головой на дальний конец коридора и в конце концов настоял на своем. Луи пожал плечами и двинулся дальше, искоса поглядывая на меня, а я, не понимая причины их пререканий, молча последовал за ними.

Когда мы достигли конца коридора, уродливый привратник на мгновение остановился и обратил ко мне свои оскаленные зубы. Затем он повернул в узкий коридор налево и, пройдя несколько шагов, остановился перед маленькой, но массивной дверью. Заржавленный ключ завизжал в замке, но он с силой повернул его и открыл дверь.

Я вошел внутрь и увидел низкую пустую комнату с решетками на окнах. Пол был довольно чист; мебели не было никакой. Желтый свет фонаря, падавший на грязные стены, сообщал комнате вид темницы. Я обернулся к своим спутникам.