Мальчик успокоился.

Осенний воздух был мягкий и влажный. Ночью шел дождь, и дорога, по которой они двигались, все еще не просохла. Старик заставлял мальчика обходить лужи: его ботинки прохудились и подошвы были скреплены узкими лоскутками.

С деревьев, растущих вдоль дороги, опадали желтые листья. Местами узникам приходилось брести по палой листве. Листья лежали толстым слоем, и мальчик забавлялся тем, что загребал их ногами и смеялся, зарываясь в них по щиколотку.

Но старик велел ему шагать как следует. Он сказал, что так можно стереть подошвы, а лоскутки, скрепляющие их, могут порваться.

— И тогда тебе придется идти босиком, — добавил старик.

Мальчик послушался и больше не загребал ногами листву. Чуть погодя он спросил:

— Дедушка, а почему папы тут нет?

Старик ответил:

— Папе пришлось остаться. Его взяли на работу.

— И мы больше не будем вместе с ним?

— Нет.

Мальчик подумал немного и спросил:

— А почему же мы ушли, если папа остался?

— Не знаю, мой мальчик. И не надо так много спрашивать. Солдаты не любят, когда мы разговариваем. Это запрещено. Если хочешь что-нибудь сказать, говори шепотом.

— Хорошо. — И мальчик прошептал: — Солдаты сердятся на нас?

Старик молча кивнул.

— Почему они сердятся? Мы же ничего им не сделали. Я все время старался быть послушным.

Старик ответил устало:

— Это потому, что мы заключенные, а они, солдаты, должны стеречь нас.

Мальчик помолчал немного, а затем спросил:

— А папа придет туда, где мы будем?

— Не теперь. Может, потом когда-нибудь. Не думай об этом. Мы еще увидимся с ним.

Старик говорил тихо и успокаивающе. Но мальчик захныкал:

— Я хочу обратно к папе.

— Нельзя, мой мальчик.

— Хочу!

— Нельзя. — Старик вздохнул. — Ты должен идти со всеми вместе. А не то солдаты заберут тебя.

— Я не хочу!

— Надо! — Старик крепче сжал маленькую ручонку. Мальчик тихонько заплакал.

— Где мама?

— Она на небе.

— У бога и ангелов?

— Да, у ангелов. Ей там хорошо.

Мальчик задумался и больше не спрашивал. Скоро он забыл об этом.

Старик думал: счастье его, что он еще ничего не понимает. Он даже не представляет себе, что такое смерть. А ведь он, наверно, сам скоро умрет.

Они шли с самого рассвета. В полдень миновали маленькую деревушку и вышли к реке. Деревенская пекарня стояла у дороги, и до них донесся запах свежеиспеченного хлеба. Мальчик жалобно сказал:

— Дедушка, я хочу есть.

Старик ответил:

— Потерпи. Нам ведь дали есть перед уходом из лагеря.

— Но это было так давно, и мне дали так мало!

— Мы, наверно, скоро опять получим еду. Думай о чем-нибудь другом, тогда забудешь про голод.

— Я не могу, дедушка. У меня живот болит.

— Ничего, скоро пройдет.

Жители деревушки стояли, сгрудившись небольшими кучками. Видно было, что все это бедняки крестьяне, они молча провожали колонну взглядами. На перекрестке играли две маленькие девочки. Нарисовали на песке квадраты и скакали на одной ноге, толкая впереди себя через линии маленький обломок красного кирпича.

Когда они двигались мимо угрюмых крестьян, мальчик спрятался за старика. Но играющие девочки его заинтересовали. Взрослых с ними не было, и девочки как ни в чем не бывало продолжали игру. Один из маленьких красных камешков, которыми они играли, лежал на обочине дороги. Мальчик быстро наклонился и поднял его. Но старик с испугом сказал:

— Брось камень!

— Нет, — ответил мальчик. — Не хочу. Он красивый.

— Нельзя этого делать. Нам не разрешено ничего поднимать на дороге. А это камень девочек. Зачем ты его взял?

— Я нашел его, — упрямо ответил мальчик. — Он мой!

— Выбрось его. Если бы солдаты видели, как ты его поднял, они могли бы застрелить тебя.

Но мальчик только крепче сжал камень в кулачке.

Дорога повернула на юг и пролегала теперь вдоль реки. Это была широкая многоводная река. Она текла на север.

Деревьев больше не было. По обе стороны дороги и реки раскинулись пашни и луга. Рожь стояла зрелая, золотистая, волнуясь на ветру. Они увидели крестьян, которые жали хлеб. Разглядывая лошадей, жатки и сноповязальные машины, мальчик ненадолго забыл о своих горестях. Затем он снова тихонько захныкал, потому что ему еще больше захотелось есть и ноги у него сильно болели. В башмаки набился щебень. Лоскутки перетерлись, и подошвы отстали от верха. Но старик не смел остановиться и чем-нибудь помочь мальчику. Солдаты следили за каждым их движением. Они не потерпели бы такого нарушения порядка. Черные дула автоматов были угрожающе нацелены на колонну. И старик знал, что это не пустая угроза. Он попытался утешить мальчика:

— Мы скоро придем, и тогда твои ножки отдохнут.

Мальчик заплакал. Успокоительные слова больше не помогали. Но у старика в запасе было еще одно, более весомое утешение. Он сказал:

— Если ты очень сильно проголодался, я дам тебе поесть. У меня в кармане ломтик хлеба. Он, правда, черствый, но у тебя ведь зубенки молодые и крепкие.

Мальчик перестал плакать, и старик улыбнулся:

— Может, разломать его и давать тебе по кусочкам?

— Да, дедушка. — И мальчик умоляюще спросил: — У тебя много? Ты мне весь кусок отдашь?

— Конечно. Только вытри сначала слезы. И ешь незаметно, чтобы никто не видел. А то солдаты могут отнять его у тебя.

Мальчик кивнул и вытер слезы грязным кулачком. Старик сунул руку в карман и стал отламывать кусочки черствого хлеба; мальчик поспешно засовывал их в рот.

Хлеба хватило ненадолго. Ломтик был тонкий и маленький, а мальчик ел жадно и быстро. Когда хлеба больше не осталось, старик кончиками пальцев собрал в кармане крошки, чтобы съесть их самому. Но мальчик протянул руку, и сердце старика дрогнуло. Он отдал ему и крошки. Утешение подействовало. Хлеб на какое-то время заставил мальчика забыть об израненных ногах. Но голод не утих, и, когда крошки были проглочены, мальчик умоляюще спросил:

— У тебя еще есть, дедушка?

— Нет, больше ничего нет.

Река текла спокойно и ровно. Местами дорога пролегала почти у самой воды. Старик знал эти места и сказал, что через несколько часов они выйдут к большому мосту.

Но мальчик хныкал, прося есть. И старик сказал:

— Вот выйдем к мосту и там наверняка отдохнем и поедим.

Вдоль берега росла высокая трава. В одном месте в воде плескались утки. Мальчик смотрел на больших птиц широко раскрытыми глазами, и старику пришлось рассказать, как утки плавают, загребая лапками воду, а иногда ныряют за кормом.

А когда они пошли дальше, старик рассказал мальчику сказку об утенке, который отбился от матери и остался один в целом свете. Он скитался все лето, побывал во многих удивительных местах и пережил много необычайных приключений. Но сказка кончалась печально. Утенок забрел в большой темный лес, и там его съела голодная лисица. Мальчику не понравилась эта история. Он захотел послушать другую сказку.

— Расскажи про Ниссе-Якоба, — попросил он. Старик улыбнулся:

— Но ведь это же не настоящая сказка. Историю про Ниссе-Якоба придумал я, твой старый дедушка, я рассказывал ее тебе, когда ты был совсем маленьким и сидел у меня на коленях. Но теперь ты уже большой и тебе это, наверно, не интересно… Может, лучше рассказать про что-нибудь другое?

— Нет, я хочу послушать про Ниссе-Якоба.

Голос мальчика звучал решительно, и старик усмехнулся:

— Неужто ты еще помнишь эту сказочку? Ведь с тех пор как я тебе ее рассказывал, прошло немало лет.

— Да, я помню ее и хочу послушать опять. Я хочу послушать про Ниссе-Якоба и про всех этих зверей, что жили в лесу.

— Да, да! Только напомни мне, с чего она начиналась. Я стал таким старым, и память у меня уже не та, что раньше.

Мальчик засмеялся:

— Разве ты не помнишь, где жил Ниссе-Якоб?

— Как же, помню. Он жил в лесу.

— В маленьком красном домике, — подсказал мальчик.