— Вот это деду выгравировал на память доктор, который ампутировал ему руку, а вон там дальше дорисовал один кореш, с которым я служил на Шумаве. Недурно, а?

Зажигалка переходила из рук в руки. Цилиндр гильзы от крупнокалиберного пулемета украшала строгая надпись: «Рио фредо Тал — 1917», а на другой стороне не очень умело выгравированная голова собаки и цата: «1968—70». А под ней буквы «ДМБ» (конец службы). Сигарета у Стеглика во время разговора погасла. Ему возвратили его уникальную зажигалку. Он снова зачиркал пальцем по колесику зажигалки. Фитилек задымился. Ванек сморщил лоб, изуродованный шрамом:

— Что-то не в порядке. Может, бензин кончился?

— Конечно…

— Вижу. — Гонза Стеглик затряс зажигалку. Это не помогло.

Карел Помагач пытался отгадать объем этой трофейной штучки:

— Для нее нужна целая канистра бензина.

— А знаешь, это действительно так, старик, — поднялся Гонза. — В шкафчике у меня есть бутылочка бензина.

Место Гонзы занял Леон Прагр. Глаза его горели страстью игрока.

— Играем на пятерку, — сказал он.

При каждом повороте листа бумаги он вскидывал руки. Даже сейчас от него исходил навязчивый запах жареных бобов кофе. Он был пропитан этим запахом, как^-и все работники обжарочного цеха «Братрстви» в Высочанах. Еще на гражданке он получил прозвище Кофеек, когда поспорил, что выпьет кастрюлю кофе. Он выиграл. По от большой дозы кофе чуть не получил инфаркт. Зато позже хвастал:

— Вот это был кофеечек!

Эта история пришла за ним и сюда, в глухой уголок Северной Чехии. Любимым занятием Леона было заключать всевозможные пари.

Каждый выкрик игроков подгонял Гонзу Стеглика, который торопился сыграть еще несколько партий. Он бежал, перепрыгивая через две ступеньки, и чуть не сбил капитана Гонса. Офицер возвращался с обхода спальных помещений. Он был уже в годах, воспитал не одно поколение солдат. Участник боев на Дукле. По службе он продвигался медленно, так как не имел высшего военного образования. Его сверстники уже давно были полковниками и генералами. Однако это не отражалось на настроении капитана.

— Уже полночь, — напомнил он, приложив палец к губам и даже не спросив, почему резервист в такой поздний час бегает в полевой форме по казарме, и направился в канцелярию.

Стеглик торопился в раздевалку. Он быстро открыл дверцу своего шкафчика и замер — от воя сирены мурашки побежали по телу. Тревога! Схватив пузырек с бензином, он сунул в карман пачку сигарет и прикрыл дверь шкафа. Прихрамывающий дежурный с дневальными будили разоспавшуюся роту криками и хлопаньем дверей. Сигнал тревоги подбросил с постелей и закоренелых сонь. Солдаты подтягивали ремни, надевали канадки и заправляли гимнастерки.

— Пошел… Пошел… — не переставал подгонять Станда Конаш.

Коридор заполнился топотом ног. Сержанты напоминали солдатам уставные обязанности.

— В ч… ч… чем дело? — запинающимся голосом спросил Карел Помагач.

В банке на столе не осталось ни одной кроны. Как только раздался вой сирены, каждый схватил из кучки свои деньги.

— Как же будет на настоящей войне? — вопрошал Леон, удивляясь хаосу, который творился вокруг.

Отделение резервистов спешило в ружейную комнату — поскольку они играли в карты и не раздевались, то имели некоторое преимущество перед остальными.

— Давай! Давай!

Четарж Карел Помагач еще в казарме построил своих солдат. Вовремя к ним подоспел и Гонза Стеглик. Он коротко оценил обстановку:

— Как на переднем крае.

— Почти, — кивнул патриот пограничной службы Ванек.

— Вы не забыли сигареты? — спросил Леон. — Наверняка нас погонят в поле!

Во двор они выбежали первыми. Стеглик заметил в глазах капитана Гонса удовлетворение. Выстроенные в колонну грузовики дрожали от грохота разогреваемых двигателей. По приказу командира резервисты отправились на склад за вооружением. Гонза Стеглик тащил минометную плиту. Ванек согнулся под тяжестью ствола миномета. Леон чертыхался из-за боеприпасов. Он позвал Ректориса:

— Помоги!

Карел Помагач карабкался в кузов грузовика, который своей маскировочной окраской напоминал картины кубистов. Машина уже была заполнена солдатами. Он вспомнил свою внучку Аленку. Вот бы удивилась она, увидев, что дедушка тут выделывает!

— И мне это надо в моем-то возрасте?! — ругался он.

— Ребята! — Ванек вытер пот со лба рукавом гимнастерки. — Однако мы этим армейским утерли нос! Старые пограничные волки хорошо знают, что такое настоящая боеготовность…

С автоматами и противогазами за спиной, лопатками и подсумками на поясе, в касках, они были похожи один на другого. Карел Помагач доложил, что взвод готов к отъезду. Его солдаты были довольны: они поддержали честь резервиста, были самыми первыми. Каждый хорошо знал свое дело, имел свою конкретную задачу. Они посмеивались над солдатами других взводов, подшучивали, покрикивали, чтоб те поспешали…

С момента сигнала тревоги прошли считанные минуты, а рота уже была готова к действиям. Солдаты думали, что окажутся в теплых казармах, однако напрасно. Командиры взводов после короткого совещания у капитана вернулись в подразделения. У каждого под мышкой был сверток. Капитан Гоне, стоявший у командирского газика, скрестил руки, что означало отъезд.

— Рота, вперед!

Водители выжали сцепления. Из-под шин полетела щебенка. В казармах остался только необходимый резерв, несколько больных и внутренний наряд. У ворот сиротливо стоял Станда Конаш. Он пожелал своим товарищам счастливого пути. Ему хотелось быть вместе с ними. Опыт двух лет службы в армии ему подсказывал, что предстоит выезд на длительный период. Ожиданием и предчувствием этого учения была наполнена жизнь роты в течение многих дней.

— Ты что-то скрываешь от нас, старик? — спросил Ванек. Он был любопытен.

— Сейчас узнаешь, дружище, — ухмыльнулся Конаш. Он вскрыл пакет, на колени ему вывалилась связка синих повязок.

Шел третий день, как рота покинула казармы. Настроение у солдат было боевым. Правда, с того момента, как солдаты покинули грузовики, их воодушевление несколько спало. Не было времени закурить, ели на бегу, спали считанные минуты. Третий день продолжались «боевые действия» между «синими» и «красными». Каждый раз, когда рота получала приказ оборудовать позиции для минометов, пограничники думали, что наконец-то все пойдет по-настоящему.

Они давно уже повторили все, чему научились в классах и на полигоне. При этом взвод резервистов нисколько не отставал от военнослужащих срочной службы. Старые служаки обновили свои знания по обслуживанию минометов, полученные во время прохождения ими действительной военной службы. Лучше всего дела шли у четаржа Помагача. Он с заботливым видом обходил огневую позицию, смотрел установку прицелов, приговаривая:

— Проверяйте как следует, чтобы нам не опозориться!

Окоп ему показался мелким, не нравился и бруствер. Помагач провел ладонью по небритому подбородку. Кончики усов у него были совсем белыми. «Недурно бы побриться», — подумал он. Это его беспокоило сейчас больше, чем мозоли на ладонях, которые они набили лопатами и кирками. Солдаты почти забыли о куреве. Карелу захотелось покурить лишь тогда, когда он увидел, как Стеглик пытается перелить бензин из пузырька в свою памятную зажигалку.

— Эй, Гонза! Потом этим займешься. Иди доделай бруствер. Разве ты не видишь, что он низковат?

Стеглик с трудом поднялся с места. Он уже был сыт по горло бесконечным ковыряньем в земле. Тело ломило. Он подвигал погасшую сигарету из одного уголка рта в другой и пожаловался:

— Я никогда не завидовал твоим «косточкам» четаржа на погонах, однако сейчас завидую.

— Ты что, думаешь, что мои мозоли жгут меньше, чем твои? — вскипел вдруг четарж. — Ты считаешь, что ты один тут копаешь?

— Ну извини… Дайте кто-нибудь огня. Стеглик сменил тему разговора. У него стало тяжело на душе от того, что сказал опрометчивое слово.

Сержанты работали с таким же напряжением, как и солдаты. На такой трудной почве дорога была каждая лишняя пара рук. У пограничников не было даже времени, чтобы поставить палатки и коалы для оружия. В минуты отдыха солдаты просто укрывались брезентовым полотном палаток.