– Мы навсегда останемся маленькими? – проговорила Эльза, которая, похоже, плохо следила за моими мыслями.
– Нет, не останемся. Дело в том, что принцип действия аппарата Меньшикова строится на отсечении молекулярной структуры и поглощении лишней влаги. Некоторые молекулы содержат всю информацию о развитии организма. С отсечением молекулярного вещества отсекается и информация. Организм развивается каждую минуту, и если он не получает этой информации, наступает сбой в развитии. Это допустимо в пределах восьми-десяти часов, но не более.
Рассказывая это, я с опаской поглядывал на Эльзу. Я боялся, что она вновь устроит концерт. Но она сидела тихо, обхватив колени побелевшими пальцами.
– Ну ты и наговорил, – сказал Максим. – А почему нас не предупредили про всю эту ерунду?
– А как ты думаешь? – ядовито ответил я. – Много у нас было бы клиентов, если бы мы всех предупреждали?
– Но вы не имеете права производить опасные для людей эксперименты! Это незаконно, – воскликнул он.
– Да не опасные они! – я тоже заорал, потому что мои нервы тоже не железные. – Все законно, есть лицензия министерства здравоохранения, если хочешь.
Я перевел дыхание и сказал спокойнее:
– Ну вот скажи, Макс, ты водку пьешь?
– Пью, – удивленно и настороженно ответил он.
– И что, жалуешься на здоровье?
– Да нет…
– А если будешь в день выпивать литр, два, ведро. Что тогда будет?
– При чем водка-то?
– Да это то же самое! Я пережил уже сотню трансформаций, и здоров, как лось. Вредна передозировка.
– Все равно вы должны были…
– Хватит! – крикнула Эльза и ударила кулачком по коленке. – Нашли время!
Максим обиженно взглянул на меня и замолчал.
– Алик, – продолжала девушка, – что же нам делать?
Я перевел дыхание. Наша судьба, кажется, и в самом деле зависела сейчас только от меня.
– Мы не сможем сами включить аппаратуру. Нужно будить Леху.
– Как?
Я встал, подошел к машине.
– Поехали.
По дороге я объяснил, что Леха спит на скамейке в 50 сантиметрах от пола. Достать его будет очень сложно, но нужно что-то придумать.
– А если стрелять? – предложил Максим.
– Не пойдет. Если даже он что-то почувствует, то вскочит, начнет прыгать по комнате, передавит нас. Но вряд ли наше оружие способно разбудить его. Нужно сделать все спокойно, а к моменту его пробуждения нам лучше уже быть в боксах.
– А тогда можно разжечь под ним костерчик. Пока он будет разгораться, мы вернемся на места.
– А когда он разгорится, Леха встанет и убежит, – продолжил я. – А наши обгоревшие скелетики выставят в музее пожарного дела.
Эльза молча наблюдала за нами сквозь полуприкрытые веки. Потом спросила:
– А от чего он вообще может проснуться?
– От хорошего пинка, – ответил я. – Но иногда и от громкого звука.
– Ясно…
Я удивлялся, как спокойно переносит наши неприятности эта капризная девчонка. Видимо, она еще не поняла, насколько все серьезно, А может, чрезвычайные обстоятельства пробудили в ней другого человека.
Стеклянная труба располагалась для нас очень удачно – выпускной клапан находился на уровне пола. Мы выбрались через него вместе с машиной и оказались на желтом линолеуме.
– Ну и грязища, – подивился Максим. – Здесь что, никогда не убирают?
– Убирают, – оскорбленно ответил я. – Но влажная уборка – это еще не стерилизация, пойми.
– Это и есть ваш Леха? – спросила Эльза, указывая на исполинский кроссовок, торчащий над краем скамейки.
– Он…
Девушка внимательно осмотрела заставленную приборами комнату.
– Алик, только ты знаешь, что здесь можно заставить громко звучать.
– Радио! – обрадовался Максим.
Я выразительно посмотрел на него. Но он и сам уже понял, что погорячился – радиоприемник висел на стене в двух метрах от пола.
– Может, как-нибудь залезть на стол, – размышляла Эльза, – и свалить с него что-нибудь тяжелое?
– Как-нибудь залезть? – переспросил я.
Мы не спеша прогуливались взад-вперед. Я уже начал склоняться к мысли, что действительно придется стрелять в Леху. И вдруг в воздухе мелькнула черная тень. Максим упал и покатился по полу, как скомканная бумажка. Мы испуганно замерли. Казалось, что после такого кульбита человек должен превратиться в котлету. Но он сразу вскочил и закричал:
– Бегите! Скорей!!!
Я растерянно обернулся и увидел, что свет заслоняет нечто черное и огромное, как грозовая туча. Эльза успела отбежать и забиться в пространство между полом и ножкой стула. Я заметил, что она начала стрелять. То же самое делал и Максим.
Это дало мне шанс: черная туча отшатнулась, а я, сделав несколько неимоверных прыжков, залег между двумя листами линолеума на полу. Из-за скопившейся грязи здесь было совсем немного места, но я сумел ввинтиться в лохмотья пыли и затихнуть. Лишь теперь я получил возможность опознать черную тучу.
Это был сотрудник нашей фирмы – жирный черный кот, которого за вредность мы прозвали Никотином. Он был бездомным, Аллочка пожалела и приютила его, и вот теперь я пожинал плоды ее доброты.
Видимо Эльзе и Максиму удалось надежно спрятаться. Никотин направился ко мне.
Он подошел и начал внимательно рассматривать мое убежище то одним глазом, то другим. Затем приблизил голову и шумно вдохнул. Поток воздуха едва не вынес меня наружу.
У котов очень нежные органы чувств. Я затаил дыхание, но, видимо, мерзкое животное все-же учуяло меня. Я понял это, когда он начал выцарапывать меня из щели когтями.
Острый крюк размером в половину моего роста царапнул по линолеуму, и чуть не разодрал на мне комбинезон. Это повторилось несколько раз.
– Кис-кис-кис, – тихонько позвал я.
Никотин вздрогнул и убрал лапу под себя. Он смотрел на меня немигающими глазами, а я лепетал какую-то чушь:
– Хороший котик! Хоро-о-оший! Иди отсюда. Иди, лови мышек. А я невкусный. От меня животик заболит. Иди котик, погуляй. Иди, кисонька, а то я завтра тебе устрою….
Мой монолог так заинтересовал Никотина, что он вскочил и начал расцарапывать линолеум обеими лапами. На меня посыпалась какая-то труха.
– Мерзкая зверюга! – закричал я. – Пошел отсюда! Пошел! Я тебе завтра все усы повыдергиваю, ненасытная твоя рожа! Ты кого хочешь сожрать?! Ты вспомни, кто тебя кормит и жалеет, свинья усатая!