Брук по-прежнему не сказала ни слова. Она должна упомянуть о лошади, которую для неё купил Доминик. Альфреда не знала об этом, но сейчас она не станет ей говорить. Сейчас ей нужно было поплакать, смыть весь тот ужас, который она чувствовала, но она не собиралась плакать перед Гарриет. Её мать не могла ей посочувствовать, она то и дело высказывала уничижительные замечания об Анне Вульф и обо всём роде Вульфов в целом. Она, кажется, сердилась из-за того, что произошло.

Брук привезли в городской дом, расположенный не очень далеко от дома семейства Вульфов. Гарриет отправила карету обратно, чтобы они забрали вещи Брук, прежде чем завела девушку вверх по лестнице. Брук предположила, что это был лондонский дом её родителей. Ей даже стало интересно.

Но, войдя в открытую дверь, она услышала:

– Эй, а что ты здесь делаешь, девчонка?

Брук остановилась, увидев, как её отец хмуро смотрит на неё, приподнявшись с постели. Но мать провела её дальше, сказав:

– Вторая дверь слева – твоя комната. Я присоединюсь к тебе через минуту, – затем Гарриет вошла в комнату Томаса и радостно поведала. – У нашей Брук всё-таки будет Сезон в Лондоне!

Брук зашла в комнату, которую ей указала Гарриет, и закрыла за собой дверь. Слёзы полились так внезапно, что она успела сделать лишь пару шагов, прежде чем перестала различать обстановку в комнате. Она не знала, как долго стояла там, но только слёзы всё равно не смысли той боли, которая горьким ядом разливалась внутри.

Когда она почувствовала, как со спины её заботливо обняли любящие руки, то она, благодарная за поддержку, развернулась, не прекращая рыданий:

 – Фреда, он не хотел…

– Ох, моя драгоценная. Это он должен был влюбиться в тебя, а не ты в него.

Брук быстро отступила назад, не веря своим ушам. Доброе слово от её матери? Она быстро отвернулась и вытерла глаза:

– Я буду в порядке. Просто я не была готова к тому, что мы не поженимся сегодня. Не ожидала услышать столько радостных известей… Слишком много сюрпризов за раз.

– Тебе не нужно объяснять. Ты думала, что он станет твоим мужем, поэтому позволила себе влюбиться в него. Твоя ревность прошлым вечером подтверждает это. Но я надеюсь, что вы двое сможете преодолеть это и быть счастливы.

– Не понимаю. Ты хочешь, чтобы я была счастлива?

– Конечно, хочу, – нежно сказала Гарриет.

Брук не поверила и разозлилась на себя за то, что хотела бы, чтобы это было правдой.

– Не нужно так запоздало притворяться, что любишь меня, мама. Не смей!

– А я предупреждала, что она чувствует себя нелюбимой, будто ею постоянно пренебрегают, – сердито сказала Альфреда, войдя в комнату.

За Альфредой вошли слуги, которые внесли сундуки Брук. Указав, куда их разместить, Гарриет выглядела недовольной тем, что их разговор прервали. Брук отвернулась, лихорадочно пытаясь придумать что-нибудь другое, вместо того, что случилось сейчас. Но Альфреда не закончила ругаться:

– Она жила, слишком долго не зная любви, Ри. Временами, когда она росла, ты уделяла ей внимание, но лишь когда Роберт и Томас были далеко, и его было так мало. Она не помнит, как ты любила её, когда она была совсем крохой. Она ничего из этого не помнит!

Услышав, как её мать назвали Ри, Брук в изумлении развернулась. Она никогда не слышала, чтобы Альфреда так разговаривала с её матерью,  как будто эти двое долгие годы были лучшими подругами или наперсницами. Альфреда выглядела злой, она вытолкала последнего слугу из комнаты и закрыла за ним дверь.

Но теперь Гарриет пришла в ярость из-за того, что её отчитала служанка.

– Уходи! – велела она, указав ей на дверь.

Вместо этого Альфреда скрестила руки на груди и встала напротив двери, заблокировав выход.

– Никуда я не уйду. Я собираюсь убедиться, что ты ей наконец-то расскажешь, – вдруг её тон стал более мягким. – Наша малышка уже выросла, Ри. Она больше не нуждается в защите, – а затем добавила строго. – И я освобождаю себя от обещания, так что если ты не расскажешь ей, то расскажу я.

– Сейчас не лучшее время, Фреда, – сказала Гарриет раздражённо. – У неё сердце разбито…

– У неё оно было разбито на протяжении почти пятнадцати лет…

– Хватит! – крикнула Брук. – Неважно, скажите ли вы мне о том, про что спорите, или нет, но прекратите вести себя так, будто меня здесь нет. Я здесь, и я слышу каждое ваше слово.

Две женщины ещё пару мгновений сверлили друг друга взглядом, прежде чем Гарриет положила руку на плечо Брук и отвела девушку к длинному дивану. Брук не заметила его раньше, она почти ничего не разглядела в этой комнате. Но она села рядом с матерью и стала ждать, затаив дыхание. Ей снова нужно было бороться, чтобы спрятать свои слёзы, так глубоко внутри, как это только возможно… это было ей так знакомо и привычно.

Гарриет взяла руку Брук и развернулась к ней лицом.

– Я люблю тебя. Я всегда тебя любила. И я честно думала, что ты знаешь это, по крайней мере, чувствуешь…

– Я…

Гарриет приложила палец к губам Брук.

– Пожалуйста, не говори, что это неправда, пока я не закончу. Роберт ревновал к тебе, когда ты родилась. Очень сильно ревновал. Я не знаю, почему он не перерос это. Я уделяла ему столько же внимания, сколько и тебе, но он не хотел, чтобы я уделяла тебе хоть каплю своего внимания. Я не знала, что он делал, когда пробирался к тебе в комнату по ночам. Когда Альфреда обнаружила у тебя синяки, то она сразу же рассказала мне. Я хотела отослать Роберта, но твой отец не позволил бы этого, поэтому мне пришлось отдалиться от тебя, но лишь для того, чтобы защитить тебя. И он всегда прятался по углам, этот мальчик, высматривая, подслушивая, словно пытаясь поймать меня на лжи. Я ненавидела сложившуюся ситуацию. Ты не можешь себе представить, насколько мне было больно делать вид, что мне всё равно, ведь я любила тебя так сильно.

– Ты могла бы объяснить это мне.

– Когда? Пока ты была ещё ребёнком? Ты была слишком импульсивной и несдержанной. Я боялась, что если ты обнимешь или поцелуешь меня, когда Роберт будет поблизости, то это разозлит его ещё больше и он подстроит какой-нибудь несчастный случай. Я не могла рисковать. Но я была с тобой, когда их не было рядом. Неужели ты не помнишь этого?

– Было слишком поздно. Всё, что я помню, как меня постоянно отвергали.

– И сейчас тоже поздно? – в глазах Гарриет мелькнули приближающиеся слёзы.

Брук не могла поверить, что в этот день ей придётся утешать свою собственную мать. Но всё, что той нужно было услышать, это три простых слова. Невероятно, как легко они смогли унять боль и залечить старую рану.

Она улыбнулась и крепко обняла мать:

– Никогда не поздно.

Ещё многое было сказано, но теперь уже ничто не имело значение, ведь Брук узнала причину отстранённого поведения своей матери. Гарриет запретила ей обедать с семьёй, чтобы уберечь от грубости Томаса и его замечаний. Этот удар принял на себя Роберт. Гарриет так яростно боролась с Томасом, что он её время от времени поколачивал.  Но когда он однажды поднял руку на Брук, то Гарриет поняла, что должна сдерживать себя, показать, что она полностью на стороне мужа, а сама тайком придумать способ, как уберечь от него дочку. Альфреда ежедневно рассказывала ей абсолютно всё про то, что делала Брук, или чему она научилась. Таким образом, женщины подружились.

– Я с таким нетерпением ждала этот Сезон, чтобы увезти тебя подальше от Томаса, пока он не успел понять, какое ты сокровище, и не начал подыскивать для тебя партию самостоятельно. Не сомневаюсь, он устроил бы такой брак, который ты возненавидела бы. Но затем мы получили указ Регента, и я стала надеяться, что ты обретёшь счастье с лордом Вульфом. Я думала, что она на коленях будет благодарить Принца за то, что ему досталась ты. Я даже смеялась, представляя себе это. Но оказалось, что он – глупец, предпочитающий месть своему собственному счастью. Быть по сему. Мы найдём тебе другого, замечательного мужчину, который не будет думать ни о чём другом, кроме как о вашем совместном счастье.