Парень остановился в паре метров от меня: стоял, мялся, переступал с ноги на ногу и явно волновался.
— Привет. — Нарушила я первая молчание, сбоку раздалось ехидный хмык. Угадаете чей?
Парень резко дёрнулся, словно от кнута и перепугано уставился на меня. Атмосфера стала давящей и неловкой, так что я решила подойти к нему. Но тот, заметив мои манипуляции, резко поставил корзину на песок:
— Тебе. — Буркнул и след его простыл.
Я так и застыла, не успев понять, что произошло. Укко же деловито направился к корзинке и начал осматривать её содержимое.
— А-а-а что это было? — неуверенно обратилась я к нему.
— Хахаль это твой был.
— Я серьёзно…
— Дурында, совсем не поняла, да? — привычно забурчал на меня вигт, но в этот раз были слышны довольные нотки. — Хлопец гостинцы принёс, видать к сердцу припала. Вон как хороши.
Я молчала — слов не было, а домовой продолжал:
— И баранки, и пряники и леденцы. Видать знает какая ты прожорливая.
— ЭЙ!
— А что не так?
— Мы договорились не распространяться об этом!
На это вигт закатил глаза — у меня научился.
— Ты-то носом не вороти! Жених-то хорош, купчий сын и внук старосты.
— Он-то хорош — на две головы ниже. — и правда корзина была полна сладостей. Моих любимых. Ах, я иногда так скучала за разнообразными «земными» конфетами. Сахарные, карамельные, с кислинкой, с горчинкой — выбор на любой вкус. А тут в основном пряники да мёд, леденцы уже роскошь и праздник.
— Это просто ты расщеколда длинная.
— Он младше на пять лет. В нашем мире это не законно. — Привожу контраргумент.
— Ну да, ты права — как-то быстро согласился Укко, но потом гаденько добавил: — он может и помоложе себе найти.
И противный же этот домовой!
— Ну что? Я же говорила, что будет от неё толк! — доказывала Труда. — А ты все хотел её в поле оставить. Мол, на вуморта похожа — проблем не оберёмся. Вон как оно вышло.
— Ну говорила, ну хотел. — Холодно отвечал ей Халвен.
Наступил самый жаркий месяц лета, и я отвоевала себе пару выходных от работы, чтобы не загнуться в поле. Блондинка продолжала надоедливо брюзжать: «Совсем расслабилась, а кто настойки делать будет? На что ты жить собралась?». Справедливости ради: я работала с рассвета до утра в последний месяц, словно конвейер, штамповала припарки и отвары. А ей было все мало. Вот и не стала её слушать, а просто взяла себе отгул и забила — хотя бы руки отдохнут. Ушла я спозаранку, оставив записку, что буду к вечеру. Но новые ботинки через пару часов натёрли ноги в кровь. С неохотой я развернулась обратно к «Дому».
Вот тут, только поднявшись по ступенькам, у двери — услышала этот диалог. Подслушивать мерзко, и неправильно, но интуиция так и кричала «ОСТАНСЯ!». А ей лучше доверять — не раз из передряг выручала, и разговор был явно про меня:
— Но только хлопот от этой ветрогонки не меньше!
Ветрогонка?! Козел этот Халвен.
— Ой, ну какие хлопоты, миленький! — елейным голоском лепетала женщина. — Комната все равно пустовала, а времени на втолковывание немного ушло. Зато, какие деньжища мы на ней заработали.
— Могли бы и больше заработать! Говорил же тебе — нужно было оставить себе золотые! Сколько на её прокорм ушло!
Ой, да иди ты куда подальше! За еду я платила!
— Мы и так только треть отдали! — Мне полагалось 90 золотых? Вот же загребущие руки.
— А могли и ничего не отдавать! Покуда ей знать, что полагается! Ах не трепи, ты, своим языком, баба…
— Ну будет тебе милый. — Все так же сладко успокаивала блондинистая лицемерка. — Знаешь, сколько я за её мази да отвары выручаю? По золоту за каждое! — а мне она отдавала полсребреника. Так, на минуточку, одна золотая это 10 сребреников. — И они так хороши, что с других деревень съезжаются.
Ответа ей не последовало, но она словно воспламенилась и с большим рвением продолжала:
— Да с ней мы самыми заможными станем на деревне! Все завидовать нам будут! А ещё я птицу Илкею послала, племяннику своему! На днях его ожидаем! Поженим их, понесёт и никуда не денется. Парень-то видный, а девка недалёкая, ничего и не поймёт.
И вот глупая девка сейчас стоит тут, словно громом поражённая. Нет, я особо не удивлена, что они оба скользкие и двуличные я подозревала, просто не осознавала насколько.
В доме послышался сдавленный писк Труды и хихиканье, а потом отчётливые звуки поцелуев. Отвратительно. Сил терпеть это больше не было. Не ощущая боли в ноге, я развернулась и ушла.
Солнце медленно уплывало в закат, окрашивая все в кровь. А я как бродяжка сидела под вишней в чьем-то дворе на околице деревни. Мысли мои вихрились из крайности в крайность. Нет я не сокрушалась и не сравнивала красный закат со своей раной в сердце и тому подобное: ах ох, как я разочарована в людях. Не маленькая и не раз встречала подобных им людей. Да и в чём смысл? Считай, вышла сухой из воды: крышу над головой дали, обучили основам, что я не загнусь на второй день самостоятельной жизни. Сделали из меня полноценную ячейку здешнего общества. Так что я не печалилась. Я злилась!
Вот зря, я решила вновь пожить без чая, ой зря! Зависимость к чему-либо — плохо, но «эффект отмены» от этой настойки был просто ужасающим. Отвыкнув от яркости чувств меня, бросало из крайности в крайность. То трясло от злости так, что зубами скрипела, то смеялась — думала лёгкие выплюну и, конечно, бросалась в рыдания от любой грустной мысли. И вот сейчас гнев рокотал в глотке, хотелось вернуться и избить их. Этих коротышек я бы за шкирку могла поднять и встряхнуть как нашкодивших котов.
Ладно, обманывали меня, но за тупую меня принимать это уж слишком! Особенно мне «понравилась» часть про племянника Илкуя или как-то там и поженим. У меня пар из ушей шёл при одном упоминании этого, насколько же я дура по их мнению по шкале от зубочистки до амёбы.
Я почти со свистом выдохнула воздух и рядом кто-то ойкнул.
— Прости-прости-прости, — затараторил знакомый голос. — Не нарочно я пугал…
Ярима — крадущийся в тени, ей-богу. А парень все стоял и разглядывал меня словно зачарованный.
— Привет. — Устало сказала я. Только его мне ещё не хватало.
— Привет. — Прошелестел он.
— Надо же — не убежал. — Уколола я. И сразу стыд заполнил меня, что я на нём зря срываюсь, не виноват он моих злоключениях… — Извини.
— У тебя что-то болит? — запинающийся вопрос.
— Да. Нога. — «И гордость»- это уже про себя.
— Что с ней?
— Натёрла в кровь.
Он помолчал. Попереминался с ноги на ногу. Покидал на меня взгляды, а потом все же решился, смотря на ноги:
— Проводить домой?
— Не хочу домой.
Он резко поднял голову и посмотрел мне в глаза. И лицо его сделалось таким, словно он истину мироздания в них узрел.
— Тогда пошли ко мне…
Я аж поперхнулась от неожиданности. Вот тебе и скромник, надо будет Укко рассказать. И я, конечно, в отчаянии сейчас, но не настолько.
— Знаешь, Ярима… — я пыталась перефразировать заготовленную для таких случаев фразу: «Мы с тобой не на том уровне общения — отвали!»
— Ты не подумай! Тебя и тётка моя звала. — он неловко улыбнулся. — А то битый час сидишь у нас во дворе. А уже свечерело — замёрзнешь.
Ах, как неловко-то вышло.
Тёткой оказалась Тива — предмет ярой зависти Труды. Увидев у себя на пороге «окровавленную» меня и довольного племянника она мило улыбнулась и сказала:
— Садись. Я сейчас принесу чем ногу намазать. А ты мелкий не шатайся без дела — иди за горячей водой.
Парень, красный как рак, убежал в другую комнату. Но сейчас я от него не отставала: щёки горели как костёр. До ужаса неудобно получилось с моим случайным вторжением в чужую собственность. Как в гости набилась…
Когда тебе говорят «дом сына главы деревни» первой же ассоциацией будет: роскошь. Представляются дорогое дерево, яйца фаберже и портреты в золотых рамах. Здесь же все было иначе: просторный и почти не украшен. Аккуратные занавески, милая скатерть на столе, цветок и пара статуэток. Просто и со вкусом. Это очень контрастировало с Трудиным «дворцом», украшенным вдоль и поперёк. Но самое примечательное, что здесь было уютнее и теплее. Казалось любовь, просто витает тут, а не заключается в декорациях. Может, первое впечатление и обманчиво, ведь мне тоже сперва казалось, что Блондинка украшала из любви дому. Но лишь спустя время я поняла — из любви к хвастовству и из мечты стать поводом разговоров и зависти. Вот посмотрите какова ХОЗЯЙКА!