— Возьми еще сушеных ягод.

— Спасибо, дедушка.

Она подняла обе корзины и взяла горшочек.

— Яркая Звезда, — тихо проговорил Ночное Солнце, — твое присутствие согревает мне сердце.

— Спасибо, дедушка, — ответила Сандрин, улыбнувшись.

Она снова направилась в конец деревни, не обращая внимания на взгляды женщин, мимо которых проходила. Конечно, они знали историю Маленького Медведя, видели его, пробирающегося к своему одинокому жилищу. Вероятно, они боялись его.

Когда Сандрин снова шла к хижине Маленького Медведя, она предполагала, что он может уйти. Но к ее огромному облегчению он сидел на прежнем месте. Сандрин быстро разожгла костер в яме с помощью углей и сухой бересты. Она подкладывала все более крупные поленья, пока огонь не разгорелся вовсю. Потом подняла валявшийся в стороне треножник, поставила его над огнем, подвесила на нем горшок с супом. Стала искать плошки и нашла несколько разбитых. В свете разгоревшегося костра она увидела, в каком запущенном состоянии было жилище. Все выглядело так, словно здесь жили звери, а не ее брат. Разогрев воду, она сняла плащ и села.

— Ну вот, наконец-то я вижу твое лицо.

— А зачем тебе надо его видеть?

— Я не собираюсь играть с тобой словами, Маленький Медведь. — Протянув руку, Сандрин коснулась его руки. — Ты много выстрадал, и мое сердце болит за тебя. Но ты должен жить.

Маленький Медведь посмотрел на Сандрин, и его черные глаза наполнились злобой.

— Скажи мне, мудрая, зачем мне жить? Какие для этого причины?

Сандрин пропустила мимо ушей колкости Маленького Медведя.

— Ты должен жить потому, что воину не подобает убивать себя. Это путь труса.

Сандрин выдержала его взгляд, полный ненависти.

— Зачем ты пришла сюда? Ты ведь даже не одна из нас.

— Я — Черноногая так же, как и ты.

— Нет, ты — полукровка, а полукровка — больше белая, чем Черноногая.

Сандрин испугала горечь, звучавшая в голосе Маленького Медведя. Но она продолжала.

— Да, я — полукровка, но я не трусиха. А вот что с тобой? Где мой храбрый брат? — гневно спрашивала она.

— Он все еще здесь, — тихо ответил Маленький Медведь.

— Где?

— Он со своей женой и сыном. Он никогда не покидал их.

Впервые Сандрин услышала в голосе Маленького Медведя печаль.

— Вероятно, настало время отпустить их от себя. Маленький Медведь. 0 — ни теперь покоятся, это ты страдаешь.

Она взяла руку Маленького Медведя в свои.

— Расскажи мне о них.

Маленький Медведь посмотрел на Сандрин. Затем его глаза устремились куда-то вдаль. Когда он заговорил, его голос шел словно из глубины души, из части ее, выеденной болью.

— Ее звали Пятнистый Олень. Она была из племени пайганов, с юга. Мы встретились весной на Танце Солнца. Твоя мать расхваливала меня, рассказывая, что я выдержал пытку Танца Солнца — Маленький Медведь заколебался, словно что-то припоминая. — Она была очень милая, а глаза у нее словно плясали.

Сандрин смотрела на Маленького Медведя и ей показалось, что на секунду он улыбнулся.

— Пятнистый Олень все время спрашивала меня об этой пытке, потому что ее братья должны были пройти через это. Мы долго говорили, и я рассказал ей о Танце Солнца, о том, как я тогда стад мужчиной. Мне казалось, что мы никогда не сможем наговориться. Летом мы поженились, а следующей весной родился наш сын.

— Как его назвали? — спросила Сандрин.

— Мы еще не успели назвать его, он был слишком мал. Но он был бы ловким и сильным, — проговорил Маленький Медведь. — Мы с Пятнистым Оленем решили взять нашего сына, чтобы показать его народу. Мы шли на юг, вдоль реки. Однажды мы остановились на ночь под высокими деревьями. Мы смеялись, глядя, как наш сын хватал все ручонками, а глазенками следил за всем вокруг.

Мы простояли лагерем у реки двое суток и на третий день пошли дальше. К концу дня стало ясно, что нас кто-то преследует. Я видел признаки этого и раньше и должен был быть настороже. Мы пытались укрыться, но нас было двое, а их, Воронов, было много. И они были вооружены. Нас окружили возле скалы, за которой мы укрылись. Пятнистый Олень была убита сразу, — голос Маленького Медведя стал едва слышимым… — Стрела пронзила ей грудь. Я пытался защитить ребенка, но Вороны схватили меня и отняли сына. Один из них побежал с ним вниз по склону горы. Я видел, как он выпал из рук похитителя. Когда я, подбежал, склонился над тельцем и поднял его, то жизнь уже покинула его.

По лицу Маленького Медведя скатилась слеза и упала на грудь.

— Я пришел в ярость. Бился с каждым Вороном, которого видел. Я убил троих, но сам был тяжело ранен. Не знаю, почему они оставили меня живым. Возможно, считали, что жизнь без жены и сына — самая страшная пытка.

Сандрин крепко сжала его руку.

— Извини, брат.

Маленький Медведь продолжал, словно не слышал ее.

— Когда раны зажили, я надолго ушел в дальние горы. Там я постился и молился, пытался понять смысл случившегося. Я молился Напи, Старику, Создателю, молился всем великим духам, но не мог найти ответов на вопрос — в чем смысл гибели моей семьи. Я покинул свое тело. Это, — проговорил он, проведя рукой по своей груди, — только пустая оболочка.

— Нет, Маленький Медведь, ты все еще здесь. Ты сидишь передо мной.

— Но я не тот, с кем ты разговариваешь, сестра. Я — другой человек.

Сандрин не отпускала руку Маленького Медведя.

— Если ты действительно другой человек, то почему же ты со мной разговариваешь? Почему ты впустил меня?

— Потому что этому другому все равно, кто входит в его вигвам.

— Ты лжешь. Маленький Медведь. Никто и не приходил сюда. Ты впустил меня, потому что я одной с тобой крови. Ты мой брат. — Сандрин отпустила его руку и пошла к горшку налить ему супа. Она протянула плошку Маленькому Медведю.

— Ешь или я заставлю тебя.

— Когда же это было, чтобы ты могла заставить меня что-то сделать?

— А когда же я этого не могла? — ответила Сандрин, подталкивая плошку к его рту. Когда она увидела, что Маленький Медведь пьет суп, она взяла плошку для себя и села рядом с ним. Ей вспомнилось, как Маленький Медведь нашел ее в пещере, когда она заблудилась и была совсем одна. Он нашел ее, и это не смог сделать никто другой, потому что всегда знал ее тайные местечки.

— Что это ты вдруг замолчала? Где сейчас твои мысли?

— Я думаю о том, как я потерялась в пещере. Мне было лет десять, помнишь? Я так испугалась, так как знала, что меня могут разорвать медведь или горный лев. Помню, как сидела, забившись в уголке, и плакала, пока у меня не распухли глаза, молясь, чтобы меня не съели живьем. И когда я уже не верила, что меня найдут, когда звуки животных снаружи напугали меня настолько, что я едва могла дышать, в пещеру пришел ты с факелом. Ты улыбнулся мне.

— И еще я сказал тебе, что не видел такой глупой девочки за всю свою жизнь.

Сандрин улыбнулась.

— Ты помнишь?

— Конечно, помню. — Маленький Медведь посмотрел на Сандрин, и глаза его впервые потеплели. — Ты была похожа на испуганного мышонка, подбежала ко мне. Я пробыл рядом с тобой всю ночь и чувствовал себя храбрым воином.

— Ты им был и остаешься.

— Нет, Яркая Звезда, я уже не тот. — Маленький Медведь покачал головой. — Мое сердце настолько полно злобы, что я не могу думать ни о чем, кроме мести. Вскоре после возвращения с гор я пошел в поход. Мне не нужны были ни лошади, ни оружие, я хотел только убивать Воронов. Я поехал на юг, пока не нашел одно из их селений. Я дождался темноты, пока они не заснули. Затем прокрался к хижинам — только с одним охотничьим ножом. Я вошел в каждую из пяти хижин и перерезал горло воинам, пока они спали. Затем я вошел в семейную хижину…

Сандрин замотала головой и подняла руку, чтобы остановить его.

— Я не могу этого слышать. Маленький Медведь.

— Ты пришла сюда сама и хотела все узнать. Так слушай.

Маленький Медведь выпрямился, глядя на пламя.

— Я убил воина, когда он спал рядом со своей женщиной. А когда она проснулась, то ударил ее черенком ножа так, что она лишилась чувств. В вигваме было двое детей. Я подошел к ним, разглядывая их во время сна. Два мальчика, один очень маленький. Я взял его на руки. Он не заплакал. — Маленький Медведь тряхнул головой, продолжая. — Он не плакал. Мальчик постарше проснулся и налетел на меня как настоящий воин. Он порезал меня своим маленьким ножом. — Маленький Медведь улыбнулся. — Он проявил храбрость. Я схватил его и закрыл рот ладонью. Эти двое детей были в моих руках. Я мог их убить и оставить их мать жить, зная, что она испытает ту же боль, что и я. Но мальчики смотрели на меня в тусклом свете костра, и я видел их отвагу и еще не прожитые жизни.