…В городе Серёжу встретили хорошо. Только тётя, мама Володи, почему-то всплакнула, когда Серёжа снял с себя полушубок и она увидела его худенького, с заросшей головой, в залатанной рубашке.

Зато Володя встретил шумно, весело. Он сразу же начал говорить о школе, подарил цветные карандаши, ходил с Серёжей в парикмахерскую и даже заплатил за него, хотя у Серёжи были свои деньги. И Дружка Володя сразу полюбил. Когда Серёжа высказал опасение насчёт того, как прокормить собаку, Володя солидно заверил:

— Коллективно прокормим. Даю честное пионерское.

Кажется, всё шло хорошо до прихода в школу. А вот теперь Серёже стало грустно от того, что не успел он перешагнуть порог школы, как сразу чернильницу разбили, сумку испачкали и Володя на него обиделся. А всё из-за этого вихрастого мальчишки.

За весь день Серёжу ни разу не спросили на уроках, и мальчик втайне порадовался этому. Всё-таки он почти на две недели отстал, да ещё чувствовал себя неловко от случившегося утром, а кроме того, как ему показалось, вообще ученики городской школы ушли далеко вперёд и он вряд ли их быстро догонит.

На улице, когда Володя и Серёжа вышли из школы, к ним подошёл Ваня Спицын. Руки и кончик носа у него были в чернилах. Из-под шапки, чуть державшейся на макушке, торчала белая, как лён, чёлка волос, полы пальто расстёгнуты, и вообще у него был законченный вид мальчишки-забияки.

— Спи́кала твоя чернильница, — задиристо начал Ваня.

— Свою отдашь, — повторил Серёжа, но ещё более решительно и смело, чем утром.

— Мы, Серёжа, из одной будем писать, — примиряюще произнёс Володя.

— Кляксить, а не писать, — насмешливо фыркнул Ваня.

— То-то и видать, что ты сплошная клякса. Носом пишешь. — При этих словах Серёжа указательным пальцем притронулся к кончику носа Вани.

Это уж было чересчур обидно для Спицына, который до сих пор слыл героем среди ребят. А главное, все засмеялись, точно только теперь увидели кончик его носа, запачканный чернилами. Не успел Серёжа опомниться, как получил подножку и полетел в мягкий, пушистый снег.

Все, разумеется, понимали, что это не драка, а только проверка сил и ловкости новичка, но никто не одобрил действий Вани. Всем было немножко жаль Серёжу, но вступиться за него никто не смел. Да Серёжа и не нуждался в этом. Он быстро вскочил на ноги и, бросив сумку в снег, сказал:

— Давай, по-настоящему поборемся.

— Это ещё как «по-настоящему»?

— А вот так! — И Серёжа взял Ваню одной рукой за воротник, а другой за пальто у поясницы.

— Не тронь! — грозно предупредил Ваня.

— Боремся! — настойчиво повторил Серёжа.

— Отпусти, а то плакать будешь. Брось, говорю.

Серёжа ударил под ногу Ване и повалил его в снег почти в то же самое место, где недавно лежал сам.

— Вот и бросил, понял? — возбуждённо, но без восторга произнёс Серёжа, когда Ваня встал на ноги.

Все ребята сразу повеселели, почувствовали, что Серёжа себя в обиду не даст, а Володя восторженно добавил:

— Что я тебе говорил, Ваня!..

Сконфуженный Спицын, отряхивая снег с пальто, что-то невнятно бормотал. Ребята шумели и с удивлением смотрели на Серёжу. Он видел их добрые, сочувствующие взгляды и, одобренный словами брата, сказал, обращаясь к Ване:

— Ну, понял теперь?

Ваня не ответил.

— Чернильницу отдашь Серёже? — писклявым голоском с неожиданной храбростью спросил худенький Юра Громов.

— Я вот тебе покажу чернильницу, — ответил Ваня угрожающе, направляясь к Юре. Тот попятился.

— Не трожь его! — строго сказал Серёжа.

— А вот и трону! — повторил Ваня, но остановился.

И вдруг всем стало спокойно и приятно от того, что Серёжа не боится Вани и даже слабого Юру защитил. Только Ваня чувствовал себя неловко, сконфуженно. Но мысленно он не сдавался, думая о том, что сумеет ещё не один раз испытать силу Серёжи.

Шли вместе квартала четыре. Шли весело, смеялись, шутили.

Серёжа был рад, что у него появилось сразу столько товарищей, которые с охотой разговаривают с ним и слушают его. Особенно ему понравился Юра. Прощаясь, Громов сказал:

— Приходи, Серёжа, с Володей к нам. Он знает, где я живу. Играть в шахматы научу. Придёте?

— Посмотрим там, — снисходительно ответил Серёжа.

Ваня Спицын повернул к своему дому как-то незаметно. Когда Серёжа посмотрел ему вслед, Ваня обернулся, но сделал вид, что не замечает взгляда Серова, и начал непринуждённо пинать ком снега.

— Гордый, видать, — сказал Серёжа.

— Ну, теперь немного сбавит гордости-то.

— А он мне всё же нравится, — сказал Серёжа, и они вошли во двор своего дома.

ТАЙНА ВАНИ СПИЦЫНА

Ваня Спицын учился без заметного прилежания. Особенные нелады у него были с чистописанием. Страницы его помятой, с оборванными корочками тетради были сплошь испещрены кляксами, бесконечными поправками учителей и жирными, подчёркнутыми тройками, а иногда и двойками.

В графе «поведение» у него тоже стояли далеко нерадостные отметки. Ваня любил обижать слабых. А случалось, что «по нечаянности» и окна выбивал в школе камнем, метко пущенным из рогатки, и мелом стены пачкал. У Вани была особая страсть рисовать. На перемене он нередко пачкал школьную доску такими «портретами»: голова огромная, нос длинный, рот большой и глаза высоко на лбу… В общем смешно и уродливо. Нарисует так и напишет: такой-то ученик нашего класса. Спросят у него: «Зачем ты это делаешь?» Ответит: «Учусь смешных людей рисовать».

Однажды самого Ваню нарисовали в стенной газете очень карикатурно, с длинными руками и большой головой. Он не утерпел и украдкой исчеркал всю газету синим карандашом, но так и не сознался потом, что сделал это он.

Ваня любил читать книги про героев, про военные подвиги и сам старался быть смелым. Он был организатором военных игр, устраивал походы, сражения, строил крепости. Как-то раз, когда выпал первый снег, он из снега слепил фигуру Гитлера. Голова огромная, глаза большие, черные, сделанные из древесного угля, рот с оскаленными зубами, которые Ваня выстрогал из палочек и покрасил чёрной краской.

Снежного идола «расстреливали» целой гурьбой из рогаток под общим командованием Вани. Тому, кто попадал в голову, присваивалось звание снайпера, а тот, кто промажет, в наказание обязан был «ремонтировать» изуродованного «фюрера».

Ваня сам назначал себя и командиром, и главнокомандующим, всегда называя свою группу красными и навязывая другим именоваться либо синими, либо зелёными, ибо белыми никто не хотел называться.

Но за последнее время всё переменилось. Два отряда, две группы ребят готовились в ближайшее воскресенье провести военную игру. И опять бы, наверное, всё было так, как хотелось Ване: он — главнокомандующим, его отряд — красные. Но появился Серёжа, который может отнять у Вани славу непобедимого.

Как-то вернувшись из школы, Ваня вопреки обычаю сразу сел за спешное приготовление уроков. Уроки он приготовил не очень добросовестно, но быстро. Оставалось сходить в магазин за хлебом, наносить дров и воды до прихода мамы с работы, а там можно было подумать и о военной игре. На пути в магазин Ваня встретил школьного дружка Сашу Храмова.

Рослый, худенький Саша был тихим, скромным мальчиком. Его, как и многих других, эвакуировали из осаждённого Ленинграда совсем больным и распухшим от голода. Саша долго лежал в больнице, потом находился в санатории и только с половины зимы начал учиться в школе.

Смелость и сила Вани подкупили Сашу Храмова. Он учился прилежно, хорошо и помогал Ване. Но и Спицын, пожалуй, одного Сашу Храмова не обижал в классе. Не обижал не потому, что тот помогал ему, а потому, что очень любил Сашу за рассказы о военном Ленинграде, о том, что он, Храмов, и его школьные товарищи дежурили на крышах домов, тушили немецкие бомбы «зажигалки», помогали школе добывать топливо и делали многое другое вместе со взрослыми. Может быть, поэтому Саша и не хотел играть в военную игру, так как по-настоящему испытал действительную войну. Это понимал и Ваня, но теперь он особенно нуждался в советах и помощи Саши Храмова по военным делам. Шутка ли, перехитрить Серёжу Серова!