Карл Кернер (он же Ганс Клемм) быстро завоевал доверие администрации завода. Он проявлял показную жестокость, чтобы не вызвать подозрения у шпионов, засылаемых гестапо в среду рабочих. Малейший промах мог разоблачить его и погубить всё дело.

Среди рабочих-коммунистов люди были проверены достаточно хорошо. Однако в группе сопротивления на заводе было очень мало коммунистов. Эта группа с каждым днём росла, мало-помалу в неё вливались передовые сознательные беспартийные рабочие, которые самостоятельно старались вредить, действуя тайно от других, в одиночку. Они иногда, вместо взрывчатки начиняли снаряды опилом с песком или мелкой металлической стружкой.

Мастер Клемм, наблюдательный, хорошо знавший своё дело, не мог не замечать, когда какой-нибудь отважный рабочий, вместо взрывчатки, засыпал песок или металлическую стружку в оправу снаряда, но делал вид, что не замечает этого. Однако трудность для таких рабочих-смельчаков заключалась в том, что взрывчатки им выдавалось точно по весу и по количеству заготовок снарядов, поэтому оставшуюся взрывчатку надо было суметь припрятать, а затем вынести из цеха.

Перед группой организационных подпольщиков встал вопрос, куда девать остаток взрывчатки, как её выносить из цеха, где хранить и где использовать для диверсионной работы, а также каким образом объединить одиночек-рабочих в единую группу.

Завод, изготовлявший фаустпатроны, находился недалеко от имения помещицы Эйзен. Взрыв, произведённый Павловым, Вовой и Жорой, привёл гестаповских ищеек и агентов на этот завод. Гестаповцы решили, что раз взрыв железнодорожного полотна произошёл в этом районе, значит, надо искать следы преступления среди рабочих предприятия. На заводе произвели расследование, и часть людей была арестована. К счастью для основной группы подпольщиков, были арестованы мастер цеха, настоящий фашист, и несколько рабочих-одиночек, которые были на подозрении. Гестапо предложило заводскому начальству заменить в цехе беспартийных рабочих гитлеровцами.

Всё это Карл Кернер знал ещё до прибытия на завод, но тогда ему казалось, что, как только он свяжется с подпольщиками, всё пойдёт по-другому. На деле это оказалось гораздо сложнее.

За несколько месяцев работы мастеру Клемму действительно удалось кое-что сделать. Они уже сумели переправить часть взрывчатки другой группе сопротивления за пределами завода, часть припрятать на заводе, но осталось не сделанным главное: не выявлены все одиночки и не объединены в единую группу сопротивления.

В самом дальнем углу заводского двора находился всеми забытый склад, в котором хранились старые деревянные модели, поломанная мебель и разная рухлядь, выброшенная из цехов. Чтобы пробраться к этому складу, надо было пройти через пустынный заводской двор, пробираясь между старых поломанных станков, беспорядочно разбросанных по двору, и через горы вывезенных из цехов металлической стружки и шлака.

Именно этот заброшенный склад и был избран местом для тайных собраний группы подпольщиков. Здесь же хранилась и взрывчатка, которую приносили сюда определенные люди, работающие по очистке цехов от шлака, мусора и стружки.

Очередное собрание коммунистов было назначено на десять часов вечера, после смены. Группа коммунистов-подпольщиков добровольно изъявила согласие поработать сверх положенного времени на очистке цеха. Так устраивалось в цехе мастера Клемма каждую субботу. Администрация завода ставила в заслугу мастеру, что он сумел организовать это дело.

Мастер Клемм и коммунисты-подпольщики пользовались тем, что, работая на очистке цехов в ночное время, не могли вызывать подозрения, так как администрация доверяла мастеру и наблюдателей за их работой не выставляла. Благодаря этому подпольщики могли свободно, вместе с мусором, выносить из цеха взрывчатку и проводить короткие партийные собрания в заброшенном складе.

На этот раз собрание должно было решить два важных вопроса: кто переправит заготовленную взрывчатку группе «сопротивления гитлеризму», действующей за пределами завода, и каким путем коммунисты-подпольщики должны работать дальше, так как администрация заменила многих беспартийных и «неблагонадёжных» рабочих новыми людьми, подобранными и присланными через гестапо.

— Теперь на заводе есть группы подпольщиков и в других цехах, — говорил Клемм на собрании, — создан параллельный комитет на случай провала нашей группы, но работать становится, товарищи, всё сложнее и опаснее. Сложность эта вызывается жалобами военных на то, что многие фаустпатроны не взрываются. Поэтому в наш цех засланы шпионы. Не случайно, за последние дни арестовано несколько передовых рабочих, правда, не из нашей группы. Нам нужна крепкая дисциплина и особая осторожность. Вести с фронта приходят всё менее утешительные для фашистов, — продолжал мастер, — это подталкивает сознательную часть рабочих активнее вести внутреннюю борьбу с гитлеровским режимом, искать сближения с нами, с коммунистами подполья.

Собрание затянулось. Люди, отработавшие десять часов в смену, около трёх часов на очистке цеха и просидевшие на собрании длительное время, сильно утомились. Два подпольщика были назначены дежурными, чтобы предупредить, если вдруг кто-нибудь посторонний появится в районе склада. Однако один из дежурных, поставленный на пост первой очереди, присел на ящик из-под шлака и заснул. Поэтому, когда гестаповцы появились на заводском дворе, у подпольщиков не оставалось иного выхода, как уходить через слуховое окно старого склада. Люди должны были подняться на чердак, оттуда спрыгивать за высокую изгородь заводского двора и уходить поодиночке.

Поданный вторым постовым сигнал сразу поднял всех. В первую минуту люди растерялись. Только мастер Клемм спокойно сказал:

— Кто останется со мной, должен помнить: «Мы здесь отдыхали». Остальные через слуховое окно должны без паники, но быстро покинуть склад.

Чтобы создать видимость, что люди действительно отдыхали, мастер Клемм закрыл дверь склада на задвижку изнутри и молча лёг на ящик. Трое оставшихся с ним рабочих сделали то же самое.

Когда послышался резкий стук в дверь, мастер Клемм спокойно поднялся и, подходя к двери, с удовлетворением подумал: «Как хорошо, что взрывчатка отправлена товарищам».

С этими мыслями он открыл дверь.

Гестаповец без единого слова ударил его рукояткой пистолета по голове. Теряя сознание, Кернер подумал: «Кто же меня предал?..» Он не подозревал, что гестаповцы раскрыли убийство Ганса Клемма.

2. ОДИНОЧНАЯ КАМЕРА

— Нет, чорт возьми, ещё не всё кончено!.. — выкрикнул Карл Кернер, брошенный в машину.

Лица его не было видно, так как дневной свет еле проникал через решётку единственного маленького оконца специальной машины гестапо. Этот человек, как показалось Максу, влетел в машину, как тяжёлый мешок. Он больно ударился головой о кромку скамейки и сначала неловко повернулся на бок, потом приподнял голову и, перегибая туловище вперёд, с лёгким стоном присел, вытягивая ноги. Только теперь Макс заметил, что у него на руках металлические наручники и ноги связаны верёвкой.

— Нет ли, приятель, закурить? — хриплым голосом спросил человек.

Макс пошарил больной рукой в кармане и только теперь вспомнил, что его сигары забрали при обыске. Он виновато ответил:

— Сожалею, но ничего нет, отобрали при обыске.

— Политический или уголовный? — спросил тот же хриплый голос.

— Я вас не понял, — ответил Макс.

— За что вас сюда бросили?

— Не знаю. Русскую листовку я поднял, — робко объяснил Макс историю своего ареста.

— Понятно, товарищ. Они готовы каждого посадить в тюрьму за любой пустяк, будто и без того в Германии Гитлера мало концлагерей. Но ничего, мы ещё сочтёмся с ними!

В общей камере, куда доставили Макса и других его спутников, арестованных было много. Некоторые сидели по нескольку месяцев без следствия и суда. Другие были брошены в тюрьму недавно, но все они, это Макс понял скоро, держались дружно, нередко, хотя и тихо, но откровенно разговаривали, проклиная Гитлера и гестапо. Были здесь и такие, как Макс, молчаливые, робкие, мало понимающие в политике, но заподозренные как «опасные люди».