Милиционер скрылся за дверью, на которой мальчик по складам прочитал: «Ди-рек-тор». Боря остался в длинном и скучном коридоре. Милиционер сказал: «Подожди здесь». Вот и ждёт Боря. А чего ждёт? Они думают его оставить в этом скучном сером доме? «Всё равно удеру, и всё тут», — решил Боря, оглядываясь по сторонам.

— Пройди-ка, мальчик, сюда! — позвал милиционер, и Боря вошёл в кабинет.

— Тебя как звать? — спросил седой старик.

— Борис Шилов, — нехотя ответил мальчик.

— Сколько тебе лет?

— Десятый!

— Родители есть?

— Есть…

— Ты же в милиции сказал, что у тебя нет родителей, — недовольно возразил милиционер.

— Не говорил я, — пытался оправдаться Боря и покраснел.

— Да, как же не говорил? Вот и протокол, — и милиционер полез в свою сумку.

— Ну, нет… — со слезами произнёс Боря, испугавшись, что сейчас его уличат во лжи.

— Не «ну», а просто «нет» надо сказать, — мягко поправил седой старик.

Боря сразу почему-то невзлюбил этого старика с большими синими глазами, смотревшими из-под нависших густых рыжевато-белых бровей.

— Ну-с, так, — неопределённо сказал седой старик, потом посмотрел на Борю и добавил: — Вот подождём директора, а там решим, куда тебя определить. А вы, товарищ милиционер, можете итти.

Когда шаги милиционера затихли за закрывшейся дверью, Боре стало не по себе. Он хотел выбежать вслед и сказать решительно: «Не останусь здесь и всё». Но в это время старик перебил его мысли:

— Ты что же такой скучный?

Боря хотел ответить какой-нибудь вызывающей грубостью, но вместо этого хмуро проворчал:

— Небось, у вас тут с тоски умереть можно.

— Вот как! — улыбнулся старик. — Это ты напрасно. Вот поживёшь и сам увидишь, что всё хорошо будет.

— Нет! — отрубил Боря.

Оба замолчали. Старик смотрел на мальчика и о чём-то сосредоточенно думал, а Боря стоял, опустив голову. У него было такое состояние, точно он лишился способности думать. Глаза были открыты, но не видели ничего, их заволокло слезами горькой обиды.

— Ну-с, давай знакомиться по-настоящему, — произнёс, наконец, старик ласково и просто.

— А я не хочу знакомиться, — дерзко ответил Боря, не поднимая головы.

Старик словно не слышал ответа Бори и продолжал:

— Меня зовут Илья Ильич. Я учитель, твой будущий учитель, если хочешь…

— Не хочу! — снова с дерзким вызовом сказал Боря.

Илья Ильич вышел из-за стола и подошёл к мальчику. Он положил свою высохшую руку на плечо Бори и, глядя на его голову с грязными, нестриженными волосами, сказал:

— Ты напрасно сердишься. Напрасно. У нас хорошо тебе будет. Учиться будешь, работать, расти.

Илья Ильич погладил Борю по голове и неожиданно спросил:

— Читать умеешь?

— Нет, — ответил Боря и мотнул головой так, что рука учителя повисла в воздухе.

— Ну-с, а писать? — снова спокойно спросил учитель.

— Ничего не умею. Ни писать, ни читать, и всё тут!

— И считать тоже не умеешь?

Боря не ответил.

— Сто разделить пополам — сколько будет? — спросил Илья Ильич, внимательно глядя в лицо мальчику.

— А мне зачем знать, сколько будет? — ответил Боря, хотя хорошо знал, что будет пятьдесят. Ведь слепой и он деньги, что собирали по вагонам, делили пополам. Но он решил до конца грубить Илье Ильичу, надеясь, что это поможет ему избавиться от детского дома.

Наконец, осторожно ступая несгибающейся левой ногой, вошёл директор. Он был высок ростом, в кителе защитного цвета. На левой стороне груди в два ряда разместились разноцветные колодочки. Учитель стал рассказывать ему о Боре. Директор внимательно слушал, изредка бросая на паренька пристальный взгляд. Поймав этот взгляд, Боря подумал: «Злой, ещё бить будет…»

Потом Илья Ильич повёл Борю на четвёртый этаж. Там он попросил дежурную подготовить постель новому мальчику, постричь и выкупать его, дать чистое белье.

Как только Боря услышал, что его хотят постричь, он сразу про всё забыл и крикнул:

— Не дам стричь волосы!

— Почему, мальчик, ты такой упрямый? — спросила женщина, заправлявшая кровать.

— Не хочу, и всё, — ответил Боря, почти взвизгивая.

— Ну-с, я думаю, ты мальчик умный, поймёшь, что это для тебя же лучше, а завтра я проверю. Приходи на уроки во второй класс, мальчики тебе покажут.

Борю заставили сесть на стул и остригли машинкой длинные грязные волосы. После купанья он ходил ужинать с ребятами и удивился, что на столе было вдоволь хлеба, вкусная каша с маслом и сладкий кофе. Боря сильно проголодался, быстро съел кашу и начал кусочком хлеба вытирать тарелку. Соседний мальчик сказал:

— Если не наелся, попроси добавки. У нас полагается.

Но Боря из гордости не попросил, хотя мог бы съесть ещё по меньшей мере три порции такой вкусной каши.

После ужина он вернулся в свою комнату. В коридоре часы пробили десять. Ребята стали ложиться спать. Боре не хотелось спать, не привык он ложиться так рано. Собственно, он вообще не знал, когда следует спать. Он спал обычно после того, как они со слепым дядей Степаном заканчивали ходить по вагонам и забирались в старый заброшенный вагон в тупике или напрашивались к кому-нибудь в дом, чтобы передохнуть и поесть…

Мальчик, домовито улёгшийся на соседней койке, спросил имя Бори, сообщил, что его зовут Андрейкой и доверительно заговорил:

— Ты в каком классе учиться будешь? Во втором, со мной?

— Не знаю, в каком, — нехотя ответил Боря, накрываясь чистым одеялом.

— Давай к нам, во второй класс. Будем за одной партой сидеть. У меня и линейка есть, и карандашей много, и лишняя тетрадка есть. Я могу тебе её отдать. Хочешь?

— Ладно, завтра посмотрим, — уклончиво ответил Боря, а сам подумал: «Неужто учиться заставят?»

Уже давно все спали. Не спал только Боря. Всё ему казалось странным: и тихая комната, в которую через окно заглядывала луна, и ровное дыхание его новых товарищей, и эта постель с чуть колючим одеялом. Запах свежего белья напоминал ему другую комнату и милое лицо матери, черты которого он уже забывал. Боря закрыл глаза, и эти дорогие черты уплыли, появился слепой музыкант с голосистой гармоникой и заунывными, печальными песнями. Совсем другая жизнь. Вот они входят в вагон и останавливаются у дверей. Дядя Степан запевает:

Боря снимает фуражку и говорит: «Подайте, граждане, слепому калеке и сироте-мальчишке на хлебушко, кто сколько может…» И тогда начинают в фуражку падать, позвякивая, серебряные монеты, а то и бесшумные желтоватые бумажки — рубли, а он и слепой музыкант идут тихонько, пока не дойдут до конца следующего вагона.

Боря вспоминает, как они подружились со слепым… Было это в 1941 году. Поезд шёл из Харькова. Боря с мамой ехали на Урал. И вдруг на одной станции их поезд остановился. Боря помнит, как мать быстро проговорила: «Бежим, Боренька, бомбит проклятый!» Они побежали. На улице было темно, шумно, страшно. Где-то рядом громко звала женщина: «Доченька, милая, где ты?» В ответ слышался плач девочки: «Мамочка, родненькая!» Но было так темно и тесно, что мать и девочка не могли найти друг друга.

Мама тащила Борю за руку, а он всё не мог поспеть за ней, запинался и ничего не мог понять. Вдруг что-то полыхнуло, подбросило Борю, и он забыл всё: и маму, и крик женщины и плач девочки. Очнувшись Боря искал мать до утра, звал и плакал, а утром увидел — лежит мама холодная, неживая. Только кровь ещё сочилась из чёрной раны на голове.

Боря плакал около мёртвой мамы и никуда не уходил. Потом недалеко у вагона появился слепой. Он играл на гармонике с колокольчиками и пел:

Песня растрогала мальчика. Она точно о нём пелась. Боря подошёл к слепому и пожаловался: