Изменить стиль страницы

— Пора и отдыхать, — сказал лейтенант членам своего экипажа, когда закончилась очередная профилактика и чистка танка. Он пришёл в землянку и присел к печурке, в которой уже пылали сухие сосновые сучья.

Землянка сделана недавно из свежесрубленного соснового леса. Брёвна «слезились» капельками ароматной смолы, выступавшей от жарко-натопленной железной печурки. Лейтенант Мягков присел к ней, пригрелся и почувствовал некоторую усталость. Ему хотелось немного отдохнуть, подумать о делах перед новыми боями, потом написать письма родным, пионерам — «хозяевам» танка: им он обещал аккуратно писать не только письма, но и посылать записки из боевого дневника. Но времени нехватало.

Сейчас уральцы снова готовились к большим и решающим схваткам с противником. Бои предстояли сложные. Это Мягков знал из недавнего разбора разведывательных данных.

…До границы Германии немцы имели четыре линии хорошо оборудованных укреплений. Первая проходила на Сандомирском плацдарме, перед которой теперь находились войска Красной Армии и в том числе уральцы-добровольцы. Вторая — на реке Чёрно-Нида, третья — в районе города Ченстохова, и, наконец, четвёртая — Верхнесилезские возвышенности.

Все эти линии были сильно укреплены, имели траншеи полного профиля, хорошо оборудованные танковые рвы с проволочными заграждениями, минные поля и другие противотанковые заграждения, массу лесных массивов, где удобно маскироваться живой силе и технике врага, наконец, возвышенности и водные рубежи — важные естественные препятствия в бою. Лейтенант Мягков отлично понимал, что бои будут жестокими, а значит, надо быть готовыми воевать всюду, где прикажет командир, действовать уверенно, всё знать, всё предвидеть, всё преодолеть.

Василий Мягков решил познакомить экипаж с картой района боевых действий. Когда механик-водитель Смирнов, с живыми и бойкими глазами, вошёл в землянку, Мягков спросил:

— Где остальные?

— Радист Зуев ещё в танке возится, а башнёр Котов на репетиции, готовится к новогоднему вечеру.

— Добро, — сказал Мягков. — Я прилягу, а когда все соберётесь, — разбудите.

— Есть, товарищ гвардии лейтенант, — чётко ответил Смирнов и вышел.

На столе тускло мерцала лампа-гильза, забавно тикали «ходики», нивесть откуда попавшие на стену, а в печурке всё ещё потрескивали дрова. Уютно, тепло в землянке.

Но уснуть лейтенанту Мягкову так и не пришлось. За стеной, в соседней землянке, стоял шум, играл патефон. Глухо, точно из-под земли, неслась мелодичная песня «Есть на Волге утёс». Хриплый голос подпевал. Василий Мягков решил: «Командир батальона, его голос»… Песня навеяла бодрость, разбила сон, и лейтенант Мягков встал со своей «кровати», любовно сделанной товарищами из свежих жердочек, присел к столику, тоже из жердочек, и написал в новенькую тетрадь-дневник, предназначенный пионерам:

«31 декабря 1944 года. Мы находимся на исходном рубеже. Перед нами оборона немцев. Если этот военный плацдарм представить подковой, то мы в центре её внутреннего изгиба. Враг ещё силён. Он, конечно, смертельно ранен, как говорит товарищ Сталин, но ещё не добит. Мы должны добить его в его собственном логове, в Берлине. Путь наш лежит на Берлин. Это нелёгкий путь, но Красная Армия всё равно будет в Берлине…»

Лейтенант Мягков перечитал написанное, закрыл тетрадь и остался доволен тем, что, наконец, открыл страницу обещанного друзьям-пионерам дневника. С этого вечера он решил каждый раз, как будет возможность, вести дневник боевых дел танка «Пионер» и его экипажа и время от времени отсылать записи ребятам.

Когда весь экипаж собрался, лейтенант рассказал им о предстоящих боях и о своих делах. Рассказать было что, ведь они теперь скоро будут на территории врага, в Германии. Василий Мягков говорил тихо, не торопясь, просто, чтобы каждый по-настоящему понял, о чём идёт речь.

— Перед нами, — продолжал он, — сильный противник. Между Саном и Вислой фашисты сосредоточили группировку войск «А» или, так называемую, армию «Северная Украина». Сюда входят первая, четвёртая танковые армии и семнадцатая армия Гитлера, да в придачу штурмовые бригады, артиллерийские полки, сапёрные, охранные и прочие войска. Да резерв — около пяти танковых дивизий, четыре пехотных, инженерные и всякие другие войска. Если к этому прибавить фашистскую авиацию, то, думаю, вы поймёте, что воевать нам надо будет по-гвардейски, по-уральски, так, чтобы враг катился к своей берлоге безостановочно. Поэтому готовьтесь, товарищи, к жарким боям.

— Кто командует всей этой бандой? — спросил любопытствующий Котов.

— Генерал Модель.

— А у него есть запасные подштанники? — с серьёзным видом поинтересовался механик Смирнов.

— Наверное. Как же генералу без запасных! — подхватил Котов.

— А Модель — не родственник Манштейну? — вмешался Зуев.

— Этого не знаю, только быть ему битым, — заключил командир.

Гвардии лейтенант понял, что в этих шутках — вера солдат в победу. Сейчас Мягкову особенно хотелось поделиться своими мыслями и чувствами с пионерами. Он рассказал об этом товарищам, и они поддержали его предложение: записывать каждое значительное событие боевой жизни в дневник и посылать пионерам на Урал.

СТРАНИЦЫ ИЗ БОЕВОГО ДНЕВНИКА ТАНКА «ПИОНЕР»

«11 января 1945 года. Отпраздновали Новый год на исходном рубеже. Сегодня сырая, холодная ночь. К полуночи лес, в котором мы сосредоточились, начал затихать. Густой туман навис над лесом. Мы готовы к бою. И такая непривычная тишина, будто всё куда-то исчезло, провалилось в пропасть. Почти безмолвно в лесу, между тем здесь столько наших танков, «катюш», машин, что просто ни пройти, ни проехать. Этой ночью начнутся снова жестокие бои… С 2.00 до 5.00 приказано отдыхать…»

«13 января. Короткий привал. Прошлой ночью мы проснулись в положенный час от глухого шума, похожего на раскаты весеннего грома. Ничего сначала не поняли. Слышим, как командир батальона открывает дверь землянки и громко говорит:

— Что, товарищи, поспать не дают?

— Мы выспались, — отвечаем.

— Пора, товарищи, пора.

— Началось? — спрашиваем.

— Началось, — отвечает капитан и напоминает: — Через час в бой!

Сверяем часы. Нашу землянку встряхивает. Тусклый свет колеблется. Пламя лампы-гильзы то приседает, то прыгает вверх, будто его кто-то пытается погасить. Мёрзлые стены землянки скрипят, словно кто-то решил разворотить её.

— Вот это огонёк! — сказал радостно Смирнов, когда мы вышли.

— Поди, драпают уже непобедимые-то? — произнёс Зуев.

Я вижу, всем хочется скорее в бой. На западе, за лесом и над ним, по всему горизонту небо горит красно-синеватыми огнями. Ухают, трещат, рявкают пушки, гвардейские миномёты из нашего леса, позади нас и впереди. Огненным дождём поливает оборону врага наш бог войны — артиллерия. Яркие полосы, разноцветные вспышки, багряные пучки огня то появляются в небе, то исчезают во мраке, а пушки «говорят» и «говорят».

Воздух дрожит от канонады, земля гудит. Пахнет едким пороховым дымом, ползущим в нашу сторону вместе со слабым сырым ветром. Дым туманом стелется над нами, как причудливая густая паутина.

Так началось наше наступление на Сандомирском плацдарме. Мы уже с боями прошли первую линию укрепления врага. Путь — на Берлин, теперь мы это точно знаем…»

«25 января. Могучим потоком, сплошной лавиной идут наши танки, тяжёлые тягачи с пушками, машины с гвардейскими миномётами, с боеприпасами… Силища, какая силища! Мы всё в боях и в боях. Короткие передышки только для того, чтобы проверить машину, закусить и — снова в бой.

Наши самолёты покрыли небо, рвутся фугасные бомбы, гудят моторы, наполняя воздух сплошным гулом…

Утром наш танк «Пионер» вместе с другими подошёл к одному из городов… Фашисты бьют из пушек и миномётов с высоты, на опушке леса. Враг думает, что мы воспользуемся ею, но командир батальона ведёт танки в обход. Мы врываемся в город через небольшой овраг, минуя противотанковые рвы и проволочные заграждения. Город горит, улицы узкие, ничего не видно… Засевши на колокольне кирхи[48], фашисты не дают выйти на площадь, откуда мы можем пробить путь к центральной улице с хорошей дорогой в сторону Одера. Они обстреливают наши танки фаустпатронами.

вернуться

48

Кирха — лютеранская церковь.