— В принципе могу составить компанию. Инга сзади сядет? Ну тогда я могу и спереди. Вы с утра выезжаете?
— В четверг вечером, утром будем на месте. Так как, согласны?
— Ладно, уболтали вы меня, придется соглашаться, — хмыкнул я в трубку, и Чарский на том конце провода довольно булькнул, что, вероятно, выражало удовлетворение.
Даты 25 февраля я ждал с особым нетерпением, даже с утра отправился к гостинице и, припарковавшись напротив, до самого вечера наблюдал за зданием, не появится ли где-нибудь огонь или дым. То и дело приходилось прогревать машину, включая двигатель на холостом ходу. К счастью, никаких ЧП не произошло, и я с легким сердцем отправился домой.
А вечером 3 марта я удобно устроился на переднем сиденье «Мерседеса», который направлялся в Ленинград. Умеют же проклятые капиталисты делать комфортные машины! Почему наш автопром делает такое убожество, за которым все равно выстраиваются многолетние очереди?
За рулем примостился Чарский, его дочь с парой зачехленных концертных платьев, которые она наотрез отказалась класть в багажник, уселась сзади. Зато в багажное отделение лимузина проследовали три коробки с туфлями, в которых Инга собиралась выходить на сцену БКЗ «Октябрьский». Рядом с Ингой уселся Лева Шмель, о существовании которого я успел даже подзабыть. Сейчас он исполнял обязанности телохранителя, был прилично одет, побрит и пострижен. Хотя и в день нашего знакомства он не смотрелся забулдыгой, но в данный момент выглядел почти как джентльмен из высшего общества. Спрашивать, почему не взяли еще и Митю, я не стал. Значит, Чарский посчитал, что и одного Левы хватит.
На рассвете мы въехали в город-герой Ленинград. Гляди-ка, на каждой афишной тумбе ярко пестрел баннер с анонсом концертов Инги Чарской. Оказалось, Анатолий Авдеевич заранее позаботился об этом, договорившись за неплохое вознаграждение с администратором Дворца спорта о рекламе. А еще предусмотрительный антиквар до утра воскресенья заранее забронировал три люксовых номера в гостинице «Советская», и еще один попроще для Левы, при этом наотрез отказавшись брать с меня деньги. Ну да я не очень-то и настаивал.
Бросив вещи в гостинице, я к 10 часам поехал на «Ленфильм», где меня по договоренности ждали сам директор киностудии, Алексей Герман и еще несколько участников съемочной группы, имена которых пока почему-то держались в секрете. Полную информацию я узнал уже на месте, когда отдал несколько экземпляров сценария Герману. Кресло главного оператора застолбили за Константином Григорьевичем Арутюновым, снявшим когда-то фильм «Баллада о Беринге и его друзьях». Музыку к ленте должен был сочинять ленинградский композитор Вениамин Ефимович Баснер, отнюдь не новичок в кинематографе. Мужик показался мне серьезным, крепко, совсем не по-композиторски, пожал руку, изучающе глядя на меня из-под кустистых бровей.
Дошла очередь знакомиться и с актерами. Выяснилось, что приглашенные на главные роли согласились играть, даже еще не прочитав сценарий. Кто-то читал книгу, а кто-то доверился таланту режиссера. Роль главного героя Панафидина досталась Сергею Шакурову. Будущий Брежнев российского кино по примеру Баснера крепко стиснул мою ладонь в своей пригоршне, и пробуравил внимательным взглядом. Но затем широко и открыто улыбнулся, тут же превратившись в на редкость обаятельного человека, чем-то напомнив своего героя из «Свой среди чужих…» Кстати, сходство с кавалеристом Забелиным дополняли усы, которые сейчас носил Шакуров.
А вот его соперника, трусливого карьериста Житецкого предстояло сыграть Олегу Далю. По сюжету книги, в финале на дуэли Житецкий убивает Панафидина, и тут, мне казалось, как раз не Шакуров, а Даль подошел бы на столь трагическую роль, в реальности всю недолгую жизнь страдавший от одиночества и непонимания, и заливавший свои страдания горькой. Вот и в этот раз Даль, появившийся с небольшим опозданием, судя по отнюдь не презентабельному виду, накануне вечером пил явно не чай с сушками.
— Олег, я надеюсь, ты во время съемок будешь держать себя в руках? — хмуро спросил у него Герман.
— Алексей Юрьевич, — прижал руки к груди Даль, — можете на меня рассчитывать, не подведу.
Что же касается кокетки Парчевской, в которую были влюблены Панафидин и Житецкий, то ее играла Анастасия Вертинская. Сегодня она была занята в спектакле театра «Современник», но в понедельник обещала быть как штык.
— А японцев где возьмете? — спросил я Германа.
— Да что там выдумывать, задействуем студентов с характерным разрезом глаз. Их в Питере немало бродит. Для крупных планов сойдет. А на общих там и лиц-то не видно будет. Правда, на роль какого-нибудь японского адмирала нужно будет найти человека постарше. Ничего страшного, в актерской базе «Ленфильма» должны быть такие экземпляры.
Должность консультанта фильма с подачи командующего ВМФ доверили потомственному моряку, контр-адмиралу в отставке Зубову, увлекавшемуся историей росийско-японского противостояния на море в начале 20 века. Интерес проявился с юности, еще когда он проходил практику на кораблях Амурской флотилии. Борис Николаевич оказался улыбчивым и крайне позитивным человеком, с энтузиазмом взявшись за порученное ему дело, и уже притащившему с собой чертежи русских и японских кораблей.
— Под это дело нам отдают списанные корабли Балтийского флота, — заявил довольный Зубов. — Будем убирать старые настройки, ставить новые, в общем, маскировать их под крейсера и эсминцы начала века. И самое главное — нам обещали выделить для съемок легендарную «Аврору»! Естественно, с гарантией, что мы вернем судно в целости и сохранности.
Это сообщение было встречно одобрительным гулом. После чего Герман сказал, что сначала сам прочитает сценарий, а затем, если его все устроит, раздаст по экземпляру рукописи актерам.
С киностудии я вернулся в гостиницу. Чарских не было, как мне объяснила девушка на ресепшн, они уехали в Дворец спорта. Не иначе настраивать звук, чекиниться, как говорили в будущем. Хм, «говорили в будущем». Фраза, сама себе противоречащая. Но так ведь и есть, я же уникум, единственный в мире человек, сумевший провалиться в прошлое. А может быть, и не единственный. Не исключено, что еще кто-то так же вывалился по моему примеру в это время из 21 века. Или вообще из какого-нибудь 25-го века в эпоху Юрского периода. Но тут уж мы вряд ли узнаем о судьбе путешественника, которого по идее должны сожрать гигантские рептилии в течение первого часа.
Я неторопясь пообедал в ресторане «Советской», подивившись вполне приемлемым ценам, после чего отправился отдыхать в номер, предварительно приняв душ. Прилег на удобную постель и не заметил, как провалился в сон. Все ж таки сказалась ночная поездка в автомобиле, где мне удавалось вздремнуть только периодически.
Разбудил меня стук в дверь. На пороге стоял улыбающийся Чарский, от которого я узнал, что мы выезжаем на концертную площадку через тридцать минут.
— По слухам, сегодня шоу Инги посетит сам Григорий Васильевич Романов, — доверительно сообщил Анатолий Авдеевич. — Фффух, не хотелось бы ударить в грязь лицом.
Да уж, все-таки в это время артисты еще выступают вживую, без всяких фонограмм, которые должны заполонить нашу эстраду годы спустя. А получают не в пример меньше.
Вместительный зал медленно заполнялся гомонящей толпой. Все же завораживающее это зрелище. Нечто подобное я испытывал, когда еще в конце 2012 года на «Дизель-Арене» побывал на концерте группы «ДДТ». Правда, последние альбомы Шевчука не слишком радовали, но посмотреть лишний раз на живую легенду отечественного рока все равно было приятно.
Романов с супругой и с молодой парой — одна из дочерей Григория Васильевича и ее муж, как шепнул мне Чарский — появились в VIP-ложе минут за пять до начала, которое, впрочем, по традиции немного задержали. Я до последнего находился с Чарскими за кулисами, хотя у меня было место в третьем ряду почти по самому центру. Инга немного волновалась, но подоспевший Боярский ее успокоил и даже рассмешил, рассказав пошловатый анекдот. Дуэтом «Две звезды» они должны были петь ближе к финалу концерта, а пока популярный ленинградский актер и певец разгуливал по закулисью «Октябрьского», то и дело отвечая на приветствия хороших знакомых, малознакомых, а то и вовсе незнакомых людей. Кстати, меня тоже периодически кто-то узнавал, и это было, честно говоря, приятно.