— Ты совсем растерялся, хозяин. То, что на свете есть Абасгулубек, еще не означает, что мы должны сидеть сложа руки!

— Ты позволяешь себе лишнее!

— Я говорю правду. Приезд Абасгулубека застал тебя врасплох, это заметил даже Расул. Именно поэтому я завел его в конюшню и отрезал ему ухо. Пусть другим неповадно будет. Мы поставили его сторожить дорогу, а он прибежал к нам, бросив пост. Может, они убили Самандара и уже ведут сюда солдат?

Гамло выглядел сейчас еще более суровым и безжалостным.

— В конце концов ты добьешься, что люди отвернутся от нас. Сто раз повторял тебе: не предпринимай ничего, не получив моего согласия!

Гамло нагнулся и завязал распутавшиеся тесемки чарыков с изогнутыми вверх носками.

— Если не держать их в узде, они перестанут слушать нас.

Кербалай осыпал его упреками, но затем, стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче, спросил:

— Как бы там ни было, сам Абасгулубек прибыл к нам. Вероятно, у него есть какие-то предложения. Что предпримем?

Ни единый мускул не дрогнул на лице Гамло; он слушал молча, почти бесстрастно. То, что Кербалай говорил тихо, даже вкрадчиво, красноречиво свидетельствовало о том, что он лишился прежней силы, нуждается в опоре, в человеке, с которым мог бы посоветоваться.

— Хозяин, если ты разрешишь, я разделаюсь с незваными гостями.

— Ты думаешь, что говоришь? — зло блеснули глаза Кербалая. — Голова у тебя работает?

— Работает! Мы что, хуже Абасгулубека? Конечно, мы без роду и племени...

— Помолчи, помолчи... Абасгулубек — это не Иман.

В его голосе уже звучали примирительные нотки. Это значит, он настроен не очень решительно, снова готов почти на уступки.

Каждый раз, когда Кербалай ворошил золу в печи и проводил на ней линии, отдаленно напоминающие клинопись, Гамло чистил свою винтовку, надвигал папаху на глаза и ожидал приказа. Именно Гамло отправил на тот свет одного за другим многих врагов Кербалая, каждого, кто когда-либо вызывал его гнев. Однажды он убил человека, которого не видел ни разу, прямо в постели. Другого его пуля сразила на гумне, когда бедняга молотил хлеб. Его пятизарядная винтовка не знала промаха. Если бы не Гамло, Кербалай ни за что не решился бы разогнать колхозы и перекрыть дороги. Поэтому он позволял Гамло многое. Гамло сколачивал отряды, учил обращаться с оружием молодежь. День и ночь, не сходя с коня, он кружил по округе: если утром его видели в селе Келаны, то днем он уже был в Дейнезе. Часто он приезжал раньше своего же гонца.

Кербалай никогда не сможет отказаться от его услуг. Хотя он и не признается в этом, но полностью зависит от Гамло. Именно поэтому Гамло позволяет себе порой переходить все границы.

Узнав о приезде Абасгулубека, Кербалай Исмаил снова ворошил золу, оставляя на ней замысловатые узоры. Огонь давно уже погас. Но он по-прежнему сидел около очага, — видимо, никак не мог прийти к какому-то решению.

— Ну что, долго будем ждать? — спросил Гамло. — Сейчас они прихлопнут Самандара и приведут сюда солдат.

— Абасгулубек не сделает этого.

Гамло, конечно, предпринял кое какие меры. Неподалеку от Карагая уже стоит отряд, который перекрыл дорогу и ждет его дальнейших приказаний.

— Не очень-то верь Абасгулубеку. Он — большевик и пришел к нам не с добром. Это не прежний Абасгулубек, и от него можно ожидать все, что угодно.

Кербалай Исмаил отложил в сторону щипцы, которыми ворошил золу.

— Главное, чтоб мы достойно встретили его. Кто бы он ни был сейчас — друг или враг, мы должны проявить свое уважение к нему. Если стрелять в каждого, кто придет к нам, у нас скоро не станет патронов.

Гамло подумал о том, что впервые в жизни хозяин ворошил волу, не приняв при этом решения убить кого-то.

— Мне не хочется встречаться с ним, — сказал Кербалай. — Скажи, чтобы привели коней, я еду в Келаны. Абасгулубека встретит Вели. Он примет его как почетного гостя, а затем отправит назад.

— А что же делать мне?

— Поедем вместе. Если останешься здесь, можешь наворочать столько, что потом год не расхлебаешь. Вели лучше нас справится с этим делом. Он умный, обходительный парень.

Двадцать минут спустя из Карабаглара выехали четыре всадника. Двое направились в горы, в Келаны, а двое других — вниз, в сторону Карагая.

***

Около подвала, где складывали на зиму дрова, всегда было привязано несколько овец. Кербалай Исмаил издавна славился хлебосольством. Ни один уважаемый человек раньше не обходил его дом стороной.

Когда Абасгулубек спрыгнул с коня, в тот же миг голова зарезанного в его честь барана скатилась к пылающему тендиру. Он и в мыслях не мог допустить, что его встретят так торжественно. Хотя в последние годы он отвык от внешних проявлений почестей, сейчас это ему понравилось. То был добрый знак: дело, за которое он взялся, кончится хорошо. Он огляделся, но ни среди людей, встречавших их, ни среди тех, кто ждал на веранде, не увидел Кербалая. Это удивило Абасгулубека. Кербалай всегда сам встречал его. Почему его нет сегодня?

К ним подошел Вели — младший брат Кербалай Исмаила. Вели приветливо поздоровался с ними и сошел на край ведущей к дому тропинки, указывая гостям дорогу.

Затем Абасгулубек сидел в доме Кербалая, поджав под себя ноги. Халил и Талыбов устроились слева от него. Непривыкший сидеть на ковре, Талыбов никак не мог принять удобную позу, то сгибал, то снова вытягивал ноги. На сердце у него было неспокойно. Он пришел к врагу и ради мира сидит у него дома. То, что их встретили со всеми почестями, как дорогих гостей, удивило и озадачило его.

Халил глянул в окно. За окном виднелась часть двора, до странности напоминающая колхозный двор: сваленные на землю колеса, плуги, конюшня в глубине, а рядом — стог сена. Около — пара бычков, они особенно понравились Халилу. Вот иметь бы в колхозе с десяток таких! Разве остались бы незасеянными поля?..

В комнате стояла напряженная тишина. Напротив гостей Сидели люди в черных каракулевых папахах, еще более оттенявших их сумрачные лица. Никто не осмеливался первым начать разговор.

Талыбов забыл те слова, которые он обдумывал по дороге, чтобы сказать Кербалаю. «Как втолковать этим людям, суровым и беспощадным, что они ошибаются? Как объяснить, что они про играли?» Не выдержав этой гнетущей тишины, он незаметно нажал на ногу Абасгулубека. Длинные волосатые пальцы Абасгулубека прошлись по его запястью. И медленно сползли вниз. Так делают, когда хотят успокоить детей. Словно говорят: «Не волнуйся, возьми себя в руки, я здесь».

Дверь открылась. В комнату вошел Расул, на лице которого была белая повязка. Он подозвал к себе Халила. Тот вопросительно взглянул на Абасгулубека. Абасгулубек еле заметно кивнул головой: «Иди, не бойся». Халил поднялся. Вместе с Расулом вышел во двор. Напряженность в комнате росла: меж людьми, сидевшими в темном углу, прошел шепоток.

Талыбов кусал губы, но совсем не ощущал боли. «Вот так по одному нас выведут во двор и прикончат. Интересно, кто следующий? Я или Абасгулубек? Я успею выпустить в них четыре пули. Последнюю — в себя».

Через пару минут Халил вернулся. Наклонившись, что-то шепнул Абасгулубеку.

— Это дело хозяев, — сказал Абасгулубек, нарочно повысив голос, чтобы сбить напряженность в комнате.

Когда позвал Расул, Халил был уверен, что у двери его ждут, и оттого приготовился к самому худшему. Но, выйдя на веранду, он успокоился. Расул провел его к дымящимся мангалам. Громко, почти переходя на крик, спросил:

— Какой вы предпочитаете шашлык: с кровью или без?

— Делай как знаешь.

— Я спрашиваю, чтоб знать, как пожарить.

Халил ответил, но Расул не расслышал. Наконец Халил нагнулся и крикнул ему прямо в ухо:

— Лучше с кровью. И чтоб не очень много соли.

Расул кивнул. Спросил, какой шашлык любит Абасгулубек, Халил, мог ответить за друга, но счел нужным вернуться, чтоб успокоить своих товарищей. А потом, когда шашлыки, нанизанные на шампуры, уже были уложены на мангалах, он вернулся в комнату и сел рядом с Талыбовым.