Объекты страха и печали действуют особенно отрезвляюще. Проникая в область нашего сознания, они парализуют влияние легкомысленной фантазии и сообщают особенную силу серьезным мотивам. В результате мы покидаем разные пошлые планы на будущее, которыми тешили до сих пор свое воображение, и немедленно проникаемся более серьезными и важными стремлениями, до той поры не привлекавшими нас к себе. К этому типу решимости следует отнести все случаи так называемого нравственного перерождения, пробуждения совести и т. п., благодаря которым происходит духовное обновление многих из нас. В личности вдруг изменяется уровень и сразу появляется решимость действовать в известном направлении.
В пятом, и последнем, типе решимости для нас может казаться наиболее рациональным известный образ действия, но мы можем и не иметь в пользу его разумных оснований. В обоих случаях, намереваясь действовать определенным образом, мы чувствуем, что окончательное совершение действия обусловлено произвольным актом нашей воли; в первом случае мы импульсом нашей воли сообщаем силу разумному мотиву, который сам по себе был бы не в состоянии произвести нервный разряд; в последнем случае мы усилием воли, заменяющим здесь санкцию разума, придаем какому-то мотиву преобладающее значение. Ощущаемое здесь глухое напряжение воли составляет характерную черту пятого типа решимости, отличающую его от остальных четырех.
Мы не будем здесь оценивать значения этого напряжения воли с метафизической точки зрения и не будем обсуждать вопроса, следует ли обособлять указанные напряжения воли от мотивов, которыми мы руководствуемся в действиях. С субъективной и феноменологической точек зрения здесь налицо чувство усилия, которого не было в предшествующих типах решимости. Усилие всегда неприятный акт, связанный с каким-то сознанием нравственного одиночества; так бывает и тогда, когда во имя чистого священного долга мы сурово отрекаемся от всяких земных благ, и тогда, когда мы твердо решаемся считать одну из альтернатив невозможной для нас, а другую — подлежащей осуществлению, хотя каждая из них равно привлекательна и никакое внешнее обстоятельство не побуждает нас отдать которой-нибудь из них предпочтение. При более внимательном анализе пятого типа решимости оказывается, что он отличается от предыдущих типов: гам в момент выбора одной альтернативы мы упускаем или почти упускаем из виду другую, здесь же мы все время не теряем из виду ни одной альтернативы; отвергая одну из них, мы делаем для себя ясным, что именно в эту минуту мы теряем. Мы, так сказать, преднамеренно вонзаем иглу в свое тело, и чувство внутреннего усилия, сопровождающее этот акт, представляет в последнем типе решимости такой своеобразный элемент, который резко отличает его от всех остальных типов и делает его психическим явлением sui generis. В огромном большинстве случаев наша решимость не сопровождается чувством усилия. Я думаю, мы склонны считать эго чувство более частым психическим явлением, чем оно есть на самом деле, вследствие того что во время обдумывания мы нередко сознаем, как велико должно быть усилие, если бы мы захотели реализовать известное решение. Позднее, когда действие совершено без всякого усилия, мы вспоминаем о нашем соображении и ошибочно заключаем, что усилие действительно было сделано нами.
Существование такого психического явления, как чувство усилия, ни в коем случае нельзя отвергать или подвергать сомнению. Но в оценке его значения господствуют большие разногласия. С уяснением его значения связано решение таких важных вопросов, как само существование духовной причинности, проблема свободы воли и всеобщего детерминизма. Ввиду этого нам необходимо обследовать особенно тщательно те условия, при которых мы испытываем чувство волевого усилия.
Чувство усилия. Когда я утверждал, что сознание (или связанные с ним нервные процессы) по природе импульсивно, мне следовало бы добавить: при достаточной степени интенсивности. Состояния сознания различаются по способности вызывать движение. Интенсивность некоторых ощущений на практике бывает бессильна вызвать заметные движения, интенсивность других влечет за собой видимые движения. Говоря: «на практике», я хочу сказать: «при обыкновенных условиях». Такими условиями могут быть привычные остановки в деятельности, например приятное чувство dolce far niente (сладкое чувство ничегонеделания), вызывающее в каждом из нас известную степень лени, которую можно преодолеть только при помощи энергичного усилия воли; таково чувство прирожденной инертности, чувство внутреннего сопротивления, оказываемого нервными центрами, сопротивления, которое делает разряд невозможным, пока действующая сила не достигла определенной степени напряжения и не перешла за ее границу.
Условия эти бывают различны у разных лиц и у того же лица в разное время. Инертность нервных центров может то увеличиваться, то уменьшаться, и, соответственно, привычные задержки действия то возрастать, то ослабевать. Наряду с этим должна изменяться интенсивность каких-то процессов мысли и стимулов, и известные ассоциационные пути становиться то более, то менее проходимыми. Отсюда понятно, почему так изменчива способность вызывать импульс к действию у одних мотивов по сравнению с другими. Когда мотивы, действующие слабее при нормальных условиях, становятся сильнее действующими, а мотивы, сильнее действующие при нормальных условиях, начинают действовать слабее, то действия, совершаемые обыкновенно без усилия, или воздержание от действия, обыкновенно не сопряженное с трудом, становятся невозможными или совершаются только при затрате усилия (если вообще совершаются в подобной ситуации). Это выяснится при более подробном анализе чувства усилия.
Здоровая воля. Есть нормальная степень импульсивной силы в различных психических мотивах, которая характеризует здоровое состояние человеческой воли, а отклонения от этой степени возможны в исключительных случаях у ненормальных индивидов. Душевные состояния, связанные с наибольшей степенью импульсивной силы, суть, во-первых, объекты страстей, влечений и эмоций, — короче говоря, объекты инстинктивной реакции; во-вторых, приятные или неприятные чувства и идеи; в-третьих, идеи, которым мы почему-либо привыкли повиноваться, так что в нас укоренилась привычка руководствоваться ими в действиях, наконец, в-четвертых, это впечатления, непосредственно воспринимаемые от данного объекта или близкие по пространству и времени.
Все отдаленные соображения, крайне отвлеченные концепты, непривычные доводы и мотивы, не соответствующие состоянию развития наших инстинктов в данную минуту, лишены импульсивной силы или обладают ею в крайне слабой степени. В тех случаях, когда они одерживают верх, непременно сопровождаются усилием, и, таким образом, в нормальном состоянии воли, в отличие от патологического, применение усилия ограничивается сферой неинстинктивных мотивов всякий раз, когда последние нужно сделать руководящими нашим поведением.
Здоровье воли обусловлено известной степенью осложнения в тех психических процессах, которые предшествуют волевому решению или действию. Каждый стимул, каждая идея, порождая импульс, должны наряду с этим вызвать другие идеи и связанные с ними характерные импульсы, и затем уже, только не слишком преждевременно, должно наступить самое действие, являясь конечным результатом целого ряда взаимодействующих сил. Даже когда решение наступило быстро, при нормальном порядке вещей необходим предварительный обзор поля действия и окончательный выбор пути до наступления реакции. Когда воля здорова, окончательная оценка мотивов бывает верной (т. е. мотивы находятся в нормальном, привычном отношении друг к другу) и действие совершается в надлежащем направлении.
Таким образом, болезни воли возникают различным путем. В тех случаях, когда действие наступает слишком быстро вслед за вызывающим его мотивом, не давая времени развиться задерживающим ассоциациям, мы имеем стремительную волю. В тех случаях, когда ассоциации появляются, но нормальное отношение между импульсивными и задерживающими факторами нарушено, мы имеем извращение воли. Оно может быть, в свою очередь, обусловлено избытком или недостатком интенсивности в том или другом психическом процессе, избытком или недостатком инертности различных нервных центров, наконец, избытком или недостатком задерживающей силы. Сравнивая между собой внешние проявления извращения воли, мы можем разделить его на два вида, в одном из них нормальные акты воли невозможны, в другом неудержимо совершаются ненормальные акты. Короче говоря, мы можем назвать первый вид извращения воли пониженной активностью воли, второй — повышенной активностью воли.