Описание страха. На основании соображений, высказанных мной на с. 273, я не стану приводить здесь никакого перечисления эмоций, никакой классификации и никакого описания их симптомов. Почти все это читатель может вывести из самонаблюдения и наблюдения за окружающими. Впрочем, как образец лучшего описания симптомов эмоции я приведу дарвиновское описание страха: «Страху нередко предшествует изумление и так тесно бывает с ним связано, что оба немедленно оказывают действие на чувства зрения и слуха. В обоих случаях глаза и рот широко раскрываются, брови приподнимаются. Испуганный человек в первую минуту останавливается как вкопанный, задерживая дыхание и оставаясь неподвижным, или пригибается к земле, как бы стараясь инстинктивно остаться незамеченным. Сердце бьется быстро, с силою ударяясь в ребра, хотя крайне сомнительно, чтобы оно при этом работало более усиленно, чем обыкновенно, посылая больший против обыкновенного приток крови ко всем частям тела, так как кожа при этом мгновенно бледнеет, как перед наступлением обморока. Мы можем убедиться в том, что чувство сильного страха оказывает значительное влияние на кажу, обратив внимание на удивительное мгновенно наступающее при этом выделение пота.

Потоотделение тем замечательнее, что поверхность кожи при этом холодна (откуда возникло и выражение «холодный пот»), между тем как при нормальном выделении пота из потовых желез поверхность кожи бывает горяча. Волосы на коже становятся при этом дыбом, и поверхностные мышцы начинают дрожать. В связи с нарушением нормального порядка в деятельности сердца дыхание становится учащенным. Слюнные железы перестают правильно действовать, рот высыхает и часто то открывается, то снова закрывается. Я заметил также, что при легком испуге является сильное желание зевать. Одним из наиболее характерных симптомов страха является дрожание всех мышц тела, нередко оно прежде всего замечается на губах. Вследствие этого, а также вследствие сухости рта голос становится сиплым, глухим, а иногда и совершенно пропадает (obstupui steteruntque comae et vox faucibus haesit). <…> Когда страх возрастает до агонии ужаса, мы получаем новую картину эмоциональных реакций. Сердце бьется совершенно беспорядочно, останавливается, и наступает обморок: лицо покрыто мертвенной бледностью; дыхание затруднено, крылья ноздрей широко раздвинуты, губы конвульсивно двигаются, как у человека, который задыхается, впалые щеки дрожат, в горле происходит глотание и вдыхание, выпученные, почти не покрытые веками глаза устремлены на объект страха или безостановочно вращаются из стороны в сторону (hue illuc volvens oculos totumque pererrat). Говорят, что зрачки при этом бывают непомерно расширены. Все мышцы коченеют или приходят в конвульсивные движения, кулаки попеременно то сжимаются, то разжимаются, нередко эти движения бывают судорожными. Руки бывают или простерты вперед, или могут беспорядочно охватывать голову. Гагенауэр видел этот последний жест у испуганного австралийца. В других случаях появляется внезапное неудержимое стремление обратиться в бегство, это стремление бывает столь сильно, что самые храбрые солдаты могут быть охвачены внезапной паникой» («Origin of the Emotions»).

Происхождение эмоциональных реакций. Каким путем различные объекты, вызывающие эмоцию, порождают. в нас определенные виды телесного возбуждения? Этот вопрос поднят весьма недавно, но были уже сделаны с тех пор интересные попытки ответить на него. Некоторые виды экспрессии можно рассматривать как повторение в слабой форме движений, которые прежде (когда еще они выражались в более резкой форме) были полезны для индивида. Другие виды экспрессии можно считать воспроизведением в слабой форме движений, которые при иных условиях являлись необходимыми физиологическими дополнениями полезных движений. Примером подобных эмоциональных реакций при гневе или страхе может служить прерывистость дыхания, которая представляет, так сказать, органический отголосок, неполное воспроизведение того состояния, когда человеку приходилось действительно тяжело дышать в борьбе с врагом или в стремительном бегстве. Таковы по крайней мере догадки Спенсера по этому вопросу, догадки, подтвержденные со стороны других ученых. Спенсер также, насколько мне известно, первым высказал предположение, что другие движения при страхе и гневе можно рассматривать в качестве рудиментарных движений, которые первоначально были полезными.

«Испытывать в слабой степени, — говорит он, — психические состояния, сопровождающие получение ран или обращение в бегство, — значит, чувствовать то, что мы называем страхом. Испытывать в слабой степени душевные состояния, связанные со схватыванием добычи, убиванием и съедением ее, все равно что желать схватить добычу, убить и съесть. <…> Сильный страх выражается криком, стремлением к бегству, сердечным трепетом, дрожью, — словом, симптомами, сопровождающими действительные страдания, испытываемые от объекта, который внушает нам страх. Страсти, связанные с разрушением, уничтожением чего-нибудь, выражаются в общем напряжении мышечной системы, в скрежете зубами, выпускании когтей, расширении глаз и фыркании — все это слабые проявления тех действий, которыми сопровождается убивание добычи. К этим объективным данным всякий может прибавить из личного опыта немало фактов, значение которых так же понятно. Каждый может на самом себе убедиться, что душевное состояние, вызываемое страхом, заключается в представлении некоторых неприятных явлений, ожидающих нас впереди, и что душевное состояние, вызываемое гневом, заключается в представлении действий, связанных с причинением кому-нибудь страдания».

Принцип переживания в слабой форме реакций, полезных для нас при более резком столкновении с объектом данной эмоции, нашел себе немало приложений в опыте. Такие мелкие детали, как оскаливание зубов, обнажение верхних зубов, скашивание рта на сторону, рассматриваются Дарвином как нечто унаследованное нами от предков, которые имели большие глазные зубы (клыки) и при нападении на врага оскаливали их (как это делают собаки). Подобным же образом, согласно Дарвину, поднимание бровей при направлении внимания на что-нибудь внешнее, раскрывание рта при изумлении обусловлены полезностью этих движений. Поднимание бровей связано с открыванием глаз, чтобы лучше видеть, раскрывание рта — с напряженнейшим слушанием и быстрым вдыханием воздуха, обыкновенно предшествующим мышечным напряжениям. По Спенсеру, расширение ноздрей при гневе есть остаток действий, к которым прибегали наши предки, вдыхая носом воздух во время борьбы, когда они захватывали зубами часть тела противника (!). Дрожь во время страха, по мнению Мантегацца, имеет своим назначением разогревание крови (!). Вундт полагает, что покраснение лица и шеи есть процесс, уравновешивающий давление на мозг крови, приливающей к голове вследствие внезапного возбуждения сердца.

Вундт и Дарвин утверждают, что то же назначение имеют слезы: вызывая прилив крови к лицу, они отвлекают ее от мозга. Сокращение мышц около глаз, которое в детстве предохраняет глаза от чрезмерного прилива крови во время крика у ребенка, сохраняется у взрослых в виде нахмуривания бровей, которые всегда немедленно хмурятся, когда мы сталкиваемся с чем-нибудь неприятным или трудным. «Так как привычка хмуриться перед каждым припадком крика или плача поддерживалась у детей в течение бесчисленного ряда поколений, — говорит Дарвин, — то она прочно ассоциировалась с чувством наступления чего-то бедственного или неприятного. Затем при аналогичных условиях она возникла и в зрелом возрасте, хотя никогда не доходила до припадка плача. Крик и плач мы начинаем произвольно подавлять в ранний период жизни, от наклонности же хмуриться едва ли можно когда-либо отучиться».

Другой принцип, которому Дарвин, по-видимому, не отдает полной справедливости, может быть назван принципом аналогичного реагирования на аналогичные чувственные стимулы. Есть целый ряд определений, которые мы употребляем в качестве метафор, говоря о впечатлениях, принадлежащих различным чувственным областям: опытные впечатления всевозможных классов могут быть сладки, богаты или прочны, ощущения всех классов могут быть остры. Согласно с этим Вундт и Пидерит рассматривают многие из наиболее выразительных реакций на моральные мотивы как символически употребляемые выражения вкусовых впечатлений. Наше отношение к впечатлениям, имеющим аналогию с ощущениями сладкого, горького, кислого, выражается в движениях, сходных с теми, которыми мы передаем соответствующие вкусовые впечатления. «Все душевные состояния, которые язык метафорически обозначает горькими, терпкими, сладкими, характеризуются мимическими движениями рта, представляющими аналогию с выражением соответствующих вкусовых впечатлений. Аналогичная мимика наблюдается в выражениях отвращения и довольства. Выражение отвращения есть начальное движение для извержения рвоты; выражение довольства аналогично улыбке человека, сосущего что-нибудь сладкое или пробующего что-нибудь губами.