Изменить стиль страницы

А уголек пальцы обжег.

И больно было! После еще волдыри выскочили. Матушка тогда пеняла за неаккуратность… это ж думать надо. У холопов шкура дубовая, а Игнтушка — боярин, у него нежная кожа.

…с того пожару к Игнату приставили охрану.

А еще холопа, который на вкус яды различать обучен был. Он всю еду пробовал… после-то матушка холопа прогнала, купила артефакт специальный. И то, холопа подкупить можно…

…после артефактов два стало.

И три.

Только не принесли они спокойствия. Напротив, только хуже стало. Несут обед, а Игнату кусок в горло не идет. А ну как новый яд придумали, который перстнем не распознать?

…ведут коня, а у Игната колени холодеют: за конями, чай, пригляд иной, нежели за домом. Вдруг да прокляли? Наслали морок, и стоит Игнату в седло подняться, как полетит конь, понесет по улицам, по закоулкам…

…из дому выходит, и спиною чует взгляд чужой, недобрый.

Спать и то научился вполглаза.

Матушка же про Акадэмию речь завела. Дескать, раз царевич там будет, то и Игнату безопасно. А ведь там этот… ублюдок, который только и думает, как Игната со свету сжить.

…и второй не лушче.

…не хотел ведь Игнат продавать… а как заморочили, заговорили… мол, все одно доучится и свободу обретет, ибо не бывает магиков в рабстве. Ждать уже недолго. Сам-то Игнат не дотянется до братца, ничего-то ему не сделает, а вот азарин…

…обещался в степи увезти.

…и сгинул бы проклятый там, как сгинули до него многие. С ним, глядишь, и страх ушел бы. Свободно дышать стало б Игнату…а кто ж знал, что так оно…

…обманут.

Права была матушка. Никому нельзя здесь верить… никому… а они…

— Ты… — Игнат взвизгнул и попятился, а я стояла.

Смотрела.

Падала в чужой взгляд, в чужую жизнь.

Устала я от того, а все ж…

…никому и никак… матушка письма пишет… женить собралась… Игнат жениться не хочет, но разве ж матушка послушает? Все перебирает девок… и да, он понимает, что должен, что за-ради рода… он — последний лист некогда могучего древа.

И обязан возродить его.

Игнат возродит. Потом… когда-нибудь… когда выучится и магиком станет. Хотя и не так уж велик его дар, а учеба, говоря по правде, скучна. Гоняют, мучают, что холопа. А он ведь боярин.

И обхождения соответствующего заслуживает.

Его ж с девкою какой-то… и смеются еще, что Игнат девки слабей… а что эту девку в возок запрягать можно вместо кобылы, никто и не скажет.

Стыдно.

И обидно.

…а она сама призналась…

…и было это лестно… из всех его, Игната, выбрала… она красива, пусть и старше его, но разве в том беда? Матушке просила не рассказывать…

Он сам не дурак, промолчит…

…душно мне, уже сама не ведаю, кто я…

Игнат.

Игнатушка… ласковая. Как матушка, только не говорит, что Игнат делать должен. Нет, не матушка, она иначе смотрит, как на мужчину, Игнат себя подле нее мужчиной и чувствует.

…выбраться желаю, а не умею…

У нее руки белые и теплые.

Пальцы тонкие.

И юна… магичка же… если не думать, что она матушкиных лет… а Игнат и не думает. Он любит ее… любит же?

…а от девки, права она, надобно избавиться.

…позорище.

…и что с того, прочие позору не видят… вообще, когда Игнат царем станет, он эту Акадэмию хорошенько вычистит. А то ишь, взяли волю, имущество чужое красть.

…она знает. Она слушает. Перебирает волосы… нашептывает… что? Игнат уж не помнит, он засыпает в ее руках, убаюканный и спокойный. И в снах его нет ни огня, ни страха.

Он свободен.

Тем и счастлив. А потому, пробудившись, легко соглашается… всего-то надо — выплеснуть из котла одно зелье и налить другое…

…девке не повредит.

Так, разум чуть заморочится… это как выпить крепкого вина. Игнату самому весело будет поглядеть на хмельную девку. А она, глядишь, опозорится на всю Акадэмию, вот и выставят…

Я глаза закрыла, а все одно звучал в ушах чужой шепоток, ласковый, который уговаривал, что не будет беды… Еська шутки шутит, а чем Игнат хуже…

— Ты… прекрати! — Игнат вцепился ногтями в щеки.

…огонь.

…братец проклятый… он полыхнул еще там, в коридоре… и запахло дымом, затянуло коридор. И выплеснулись, вырвались закрытые детские воспоминания, от которых не спастись.

Был жар.

И щит, развернутый Архипом Полуэктовичем.

И пламя, прорвавшееся сквозь этот щит. Фрол Аксютович, Кирей с его усмешечкой кривою. Еще и подмигнул, мол, сам дурак… выгоревшая лаборатория… камни и те поплавило… а на него, окаянного, и кандалов не надели.

Увели.

Опоили.

Игнату велели забыть, что видел… а как такое забыть-то? Нет, Игнат вновь покой утратил. Все видел, как гудит пламя, вылизывая гранит до блеску, до слез каменных. И там, в видениях, вместе с камнем горел и он. И просыпаясь, корчился от боли.

Задыхался.

А когда почти терял сознание, появлялась она, успокаивала, нашептывала, что…

— Это ты, — сказала я, когда сумела заговорить. — Подменил зелье… кто она?

— Нет, — Игнат качнул головой и сунул руку за пазуху. — Не твое дело… она меня любит… она мне…

— Она тебе голову задурила.

Испужалася ли я?

А от нет. То ли притомилась я бояться, то ли не гляделся Игнат страшным.

Несчастным — это да.

Растерянным.

И еще слабым.

— Скажи, кто она… Милослава, верно?

Простой ответ.

Не Люциана Береславовна, нет, ее я видела, да еще и заглянула дальше, чем оно надобно. Пускай не все тайны выбрала, да только все мне без надобности. Не стала б она свою лабораторию за-ради глупое шутки портить.

И когда б решила отраву сварить, сварила б.

— Ты…

— И огненный амулет она тебе дала… потому и не почуял ничего Елисей…

— Нелюдь!

Может, и так… а может, иначей. Елисей, хоть и волкодлак, а никому еще вреда не причинил.

— Ты ж там пробегал… ты ж знал, что это для меня… что тебе можно… что не сработает…

— Заткнись.

Игнат вытащил камень.

Обыкновенный с виду камень. Гладенький, кругленький.

…конечно, Милослава.

…не разумею, чем я ей помешала, но она это… больше некому… девок в Акадэмии — тьма, да только что они умеют? Уж верно, голову заморочить способные, да вот навряд ли огненная амулета у кажной имеется. И в зельях чтоб разбиралися… и вовсе…

— Знал… а если бы кто из царевичей…

— Не царевичи они! Ты не понимаешь! — Игнат стиснул камень. — Ты же дура… как есть дура… поверила… все поверили ей!

— Кому?

— Вам сказали… царевич тут… хитрая… тайну устроила… ни одну тайну не удержать… что вода в решете… вот и тайна, и каждый, считай, знает, где царевича искать… поди, отыщи… только его там нет. И не было никогда. Все эти… ублюдки царские, по белому свету собранные. И задача у них — одна. Отвлечь внимание.

— А…

— А где царевич? — Игнат засмеялся, и плечи его меленько затряслись. — Этого никто не знает… она хитра… пока этих бьют, никто не ищет… никто… кроме нее… а ты, Зося, дура… как была дурой, так и помрешь…

— Стой!

Я крикнула и перстенек сдавила, хотя и уразумела: поздно. От заговорилась, заслухалась и позабыла, что за иною беседою и дело случается.

Не успеет Еська.

И помощь.

И чего б там ни придумал Игнат… или Милослава…

— Стой! — взмолилась я. — Что я тебе сделала? Ты убить меня хочешь?

Он кивнул.

— Клянусь, я никогда тебе вреда не чинила… и матушке твоей… я и видела-то ее зимою… один разочек.

— Нету больше матушки… — тихо сказал Игнат. — Утром преставилась…

— Мне жаль.

— Лжешь! Это ты…

— Божиней клянусь… силой… кровью, если хочешь, не желала я ей зла! И чего б ни приключилось, я не виновная…

— Быть может, — согласился Игнат и камешек пальцем огладил. — Я допускаю. Ты слишком глупа. Примитивна. Ты не сумела бы причинить ей вред, даже если бы захотела.

Он поморщился.

— А вот братец мой…

— Он не…

Хотела сказать и слова в горле застряли.

А ведь Арей об мести думал… и как знать… я его с зимы и не видела… не говорила… и вдруг да… нет, не стал бы он…