Изменить стиль страницы

— Что ж, мне раздумывать не приходится!.. Давайте попробуем. Лично мне терять нечего, — в случае неудачи еще на несколько месяцев оттянется крах. Выигрыш во времени тоже ведь кое-что значит!..

— Не будем говорить о крахе! На днях я дам вам деньги, и вы досрочно выкупите вексель. Это произведет хорошее впечатление в финансовых кругах: фирма, испытывающая денежные затруднения, не станет учитывать векселя раньше времени.

— Что требуется от меня? — спросил Жубер.

— Да, собственно, ничего… Если не считать того, что нам нужно будет оформить наши взаимоотношения у нотариуса и зарегистрировать новое предприятие в торговой палате Парижа. У меня могут возникнуть кое-какие трудности, — я ведь иностранец. Поэтому я всецело полагаюсь на вашу помощь.

— Что за вопрос, я сделаю для вас все, что в моих силах. В деловых кругах у меня обширные связи! — Впервые за весь этот разговор в голосе Жубера послышались бодрые нотки.

Ренар, хотя и был и известной море подготовлен к тому, что Кочек выйдет из дела, был очень огорчен сообщением компаньона. Расстроенный, он молча стоял перед Василием, потом спросил, как ребенок:

— А как же я?

Василию стоило больших трудов успокоить толстяка.

— Все будет в порядке, не волнуйтесь! А чтобы на первых порах вам не пришлось испытывать финансовых затруднений, я оставлю свою долю капитала, ну, скажем, на полгода, не требуя процентов. Думаю, что этим я отплачу вам, хоть частично, за добро, которое вы сделали для меня. Что бы потом ни случилось, я всегда буду хранить в сердце благодарность вам!..

— Это великодушно с вашей стороны, — растроганно сказал Ренар. — Но сумею ли я один справиться с делами, без вас, — вот в чем вопрос!

— Несомненно справитесь! Дело налажено, заказами мастерская обеспечена на полгода вперед. Будем откровенны: какой вам смысл теперь иметь компаньона и делить с ним прибыль, когда вы и один можете расширить дело? А я, я не могу не считаться с интересами жены. Она, бедняжка, страдает здесь, хотя и старается скрывать это от меня и от всех. Марианна молода, ей необходимо завершить образование в Париже. С чем, с каким багажом она вернется рано или поздно на родину? Привезет с собой парижские туалеты? Этим никого не удивишь в наше время!..

На следующий день они посетили нотариуса и аннулировали договор на совместное владение ремонтной мастерской. Ренар вручил Василию вексель на семь тысяч франков, который тут же учел директор отделения банка «Лионский кредит». Таким образом, Василий мог перебраться в Париж, имея в кармане кругленькую сумму — одиннадцать тысяч франков наличными.

Рекомендация мэра городка, лестные отзывы Ренара и кюре, обширные связи Жубера в деловых кругах — все это сыграло свою роль, и вскоре Василий стал равноправным компаньоном рекламной фирмы.

С переездом в Париж он не торопился. Он все еще подыскивал подходящую квартиру, а пока каждое утро ездил на работу из городка и возвращался вечером. Нередко вместе с ним ездила Лиза, по-прежнему интересовавшаяся искусством рекламы.

Прежде всего Василий прекратил выпуск коротышек, собак, кошек и рассчитал весь персонал. Без устали бродил он по улицам Парижа, иногда в сопровождении Лизы, подолгу простаивал у витрин больших универсальных магазинов, у рекламных щитков возле кинотеатров, у театральных афиш.

Жубер безучастно наблюдал за действиями компаньона, меланхолически насвистывая арии из опер и модные песенки.

Как-то Василий и Лиза, проходя по набережной Сены мимо ларьков букинистов, увидели бледного длинноволосого молодого человека в черном свитере, рисующего цветными мелками на тротуаре уличные сценки. Некоторые из прохожих бросали мелкую монету в его кепку. Рисовал молодой человек быстро, уверенно. На сером асфальте оживали то молоденькая цветочница, то шофер такси, то подвыпивший посетитель бистро.

— Посмотри, он необыкновенно талантлив, — негромко сказала Лиза, замедляя шаги.

Некоторое время они молча наблюдали за работой художника.

Когда художник закурил, отдыхая, Василий подошел к нему ближе и спросил:

— Скажите, вы самоучка или учились где-нибудь?

У молодого человека было подвижное, живое лицо, насмешливые глаза.

— Собственно, почему это интересует вас? — Он оглядел Василия с головы до ног.

— Мне кажется, для самоучки вы рисуете слишком хорошо, а для профессионала…

— А для профессионала ничего другого не оставалось! Я пять лет учился в студии. Очевидно, мосье иностранец, если он не знает, что последнее ничего не значит!.. У меня нет мастерской, нет денег на холст и краски! — Он говорил резко, с вызовом, но, взглянув на Лизу, изменил тон. — Мать моя прикована к постели, — негромко проговорил он, — а я единственный ее кормилец. Да и самому мне тоже нужно есть и пить. Вот и добываю себе на пропитание, как могу…

— А хотели бы вы иметь постоянную работу? — спросил Василий.

— А вы знаете кого-нибудь, кто мне предложил бы ее? Кстати, учтите, меня даже гарсоном в ресторан не взяли. Говорят, слишком выразительная физиономия и выражает не то, что нужно!..

— Загляните ко мне завтра. — Василий протянул ему визитную карточку. — Скажем, в десять утра.

Молодой художник долго смотрел вслед Василию и Лизе. И, увидев в кепке, кроме мелких серебряных монет, трехфранковую бумажку, подумал: уж не появился ли в Париже новый граф Монте-Кристо?

Утром, в условленный час, он стоял перед Василием в его конторе.

— Садитесь и слушайте. — Василий указал рукой на кресло. — Здесь рекламное бюро, которое пока ничего не рекламирует. К сожалению, вышло так, что нужно начинать все сызнова. Вот я и пытаюсь. Прежде чем взять вас на работу, мне хотелось бы увериться, что вы способны трудиться в области рекламы.

— Попробуйте! — У художника оказалась неожиданно широкая и добрая улыбка.

— Надеюсь, вы не чванливы и не считаете, что реклама — дело второсортное, не имеющее ничего общего с искусством, — продолжал Василий. Моя жена, например, считает рекламу искусством, а ей и книги в руки — она искусствовед. Конечно, этот вид искусства имеет свою специфику. Но ведь не случайно, что в Америке рекламой занимаются весьма одаренные, даже признанные художники. Даю вам пять дней, — походите но Парижу, подумайте хорошенько над оформлением витрин универсальных магазинов, как рекламировать в кинотеатрах новые фильмы. Нам нужно найти оригинальные формы рекламы, но отвечающие высоким художественным требованиям. Я буду платить вам десять франков в день. — Василий достал бумажник и отсчитал художнику пятьдесят франков. — Разумеется, это на первых порах. Потом мы установим вам оклад в зависимости от ваших способностей.

— Через пять дней я буду у вас! — Молодой человек откланялся.

— Думаете, он вернется? — с иронической улыбкой спросил Жубер, молча слушавший разговор.

— Непременно!

— Святая наивность! Друг мой, вы плохо знаете парижскую богему. У этих волосатых бродяг ничего нет святого, нет ни чести, ни совести. Сегодня же ночью он промотает ваши пятьдесят франков в компании девиц легкого поведения и разве что, вспомнив вашу щедрость, выпьет бокал за ваше здоровье!..

— Я действительно плохо знаю Париж, но хорошо разбираюсь в людях. Этот парень талантлив. Он не только вернется, но и принесет стоящее предложение.

— Поживем — увидим…

Молодой художник пришел на третий день. Он принес миниатюрный объемный макет рекламы старого американского боевика «Багдадский вор». Картина эта опять шла в одном из кинотеатров города.

На макете был изображен прославленный Дуглас Фербенкс, смуглый, обнаженный до пояса, в широких шароварах. Он притаился на крыше ажурного дворца восточного владыки. Ниже, в глубине комнаты со сводчатым потолком и узкими окнами, сидела, поджав под себя ноги, молодая девушка в легком восточном одеянии — пленница гарема. За высокими стенами дворца виднелись иглы минаретов. На небе висел большой диск розовой луны. Все это было дано в привычных традициях «восточной романтики». Забавным и неожиданным было то, что художник включил в эту экзотическую обстановку современных парижан — тех, кто заполняет улицы, бульвары, магазины. Он как бы говорил этим: «Посмотрите фильм — и каждый из вас переживет необыкновенные приключения, вообразит себя героем!»