— Разговорчики. — Алеша сурово посмотрел на него. Он уже входил в роль.

Председатель Чека Васильев посадил Алешу против себя и сказал ему такое, от чего у парня голова пошла кругом.

— Нам придется подобрать тебе кадры из бывших газетчиков. Если примемся за дело с умом, наберем такой штат — не нарадуешься.

— Так ведь бывшие газетчики, по-моему, все контры? — недоумевая, сказал Алеша.

— Положим, не все, но назвать их нашими тоже нельзя. Факт тот, что они сейчас сидят без дела и у них руки чешутся по работе. Найдем к ним подход — будут работать с нами, не найдем — тем хуже для нас и для них тоже. Оттолкнем их от себя — и они в конце концов покатятся в болото контрреволюции. Начнем с того, что ты в сопровождении одного нашего сотрудника, работавшего здесь в подполье и знающего местных интеллигентов как облупленных, пойдешь в кабачок под названием «Чашка чаю». Там собирается по вечерам местная богема: артисты, музыканты, писатели, газетчики и просвещенные спекулянты. Сейчас в этом кабачке не подают из еды ничего, кроме винегрета и селедки, но все же люди ходят туда по привычке, поют, читают стихи и танцуют, а у кого водятся деньги, получают из-под полы коньяк или настоящую смирновскую водку. Наш сотрудник познакомит тебя с теми журналистами, которые не потеряли совесть, с ними можно найти общий язык. Пригласишь их к себе в редакцию и поговоришь с ними откровенно. Так, мол, и так, вы знаменитые журналисты, помогите мне издавать хорошую газету. Не исключено, что они заговорят об арестованных коллегах, может быть, даже обусловят свое сотрудничество с тобой их освобождением. В таком случае скажи, что при наличии солидных поручителей походатайствуешь за них. В случае необходимости мы пойдем и на это, черт с ними, освободим наиболее лояльных.

— Все ясно. — Алеша поднялся.

— У тебя нет более приличной гражданской одежды? — спросил Васильев, разглядывая его поношенную, выцветшую гимнастерку.

— Откуда?

— Ну да ладно, сойдет и так, они все равно догадаются, что фронтовик, иначе не очутился бы в этом городе.

Кабачок, куда они пришли, находился в полуподвальном помещении и был обставлен с претензией на шик. Столы стояли полукругом, подступая к низенькой эстраде, по обеим сторонам зала — кабины, задернутые шелковыми занавесками с причудливыми рисунками на китайский лад. Видимо, вентиляция в кабачке работала плохо или ее не было вовсе, поэтому табачный дым заволакивал сидящих за столами.

На сцене молодой человек с длинными волосами и с пышным бантом на шее читал стихи, а публика, вяло слушая его, орудовала вилками. Пили мутное, цвета дегтя пиво.

Спутник Алеши, Аркадий Сергеевич Новосельцев, видимо, был завсегдатаем кабачка, его знали здесь многие. Кивая знакомым налево и направо, он повел Алешу к свободному столику в глубине зала. Заказал две кружки пива, а из еды — «чего бог послал».

Чтеца сменила на сцене девица, она довольно приятным низким голосом запела романс «На заре ты ее не буди».

— Мое почтение… — громко приветствовал Новосельцев вошедшего в кабачок грузного человека в мягкой фетровой шляпе. — Виктор Александрович, пожалуйста, садитесь с нами. — Новосельцев указал на свободный стул и, пока тот подходил, шепнул Алеше: — Кирсанов, известный фельетонист, постоянно сотрудничал в эсеровской газете «Заря».

— Давненько вас не было видно… — сказал Виктор Александрович Новосельцеву, удобно усаживаясь.

— Все дела… Познакомьтесь, пожалуйста, мой племянник Алеша, или Алексей Васильевич, заядлый большевик. Кажется, я имел случай говорить вам о нем. Прибыл в наш город с Красной Армией. Хоть и молод еще, но муза прикоснулась к нему. Назначен редактором молодежной газеты.

— Разве есть такая газета тоже? Не слыхал что-то. — Виктор Александрович пожал плечами.

— Еще нет, начнет выходить с будущей недели, — пояснил Алеша.

— Правильно, большевики знают, где собака зарыта, а мы не догадались издавать специальную молодежную газету.

Кирсанов отказался от пива и заказал себе чаю.

— Виктор Александрович, а почему бы вам не согласиться сотрудничать в молодежной газете? Дело благородное, знаете ли, — приступил к делу Новосельцев.

— Мне? — удивился фельетонист. — В своем ли вы уме, батенька мой? Кто же подпустит меня к большевистской газете ближе чем на пушечный выстрел?

— А почему бы нет? Всему городу известно, что вы всегда отличались передовыми идеями, пеклись об интересах народа. Недаром ведь находились под гласным надзором полиции, — сказал Новосельцев.

— Так-то так. — Лесть пришлась по душе Виктору Александровичу. — Но кто сейчас считается с этим?

— Что вы, такие вещи не забываются, — вовремя вставил Алеша.

— Не знаю… Не знаю… — Кирсанов задумался. — Если не бояться смотреть правде в глаза, то нужно признать, что власть большевиков надолго и нам, грешным, рано или поздно придется работать с ними…

— Значит, лучше рано, чем поздно. Подумайте, Виктор Александрович, когда еще подвернется такой благоприятный случай? — Новосельцев лениво ковырял вилкой в тарелке.

— Надо подумать… — Кирсанов вдруг приподнялся и крикнул на весь кабачок: — Модест Иваныч, а Модест Иваныч, можно тебя на минутку?

К столу медленно, как бы нехотя подошел сорокалетний человек, одетый подчеркнуто модно.

Новосельцев успел шепнуть Алеше:

— Акимов, знаток иностранных языков, вел в газете международный отдел, женат на богатой вдове и держит себя независимо.

— Привет честной компании. — Акимов сделал общий поклон. — Чем могу служить тебе, друг Виктор?

— Есть одно предложение, садись и послушай. — Кирсанов повторил ему разговор с Новосельцевым.

— Это невозможно, — решительно отказался Акимов.

— Почему же? — поинтересовался Новосельцев.

— До тех пор пока наши братья по перу без вины томятся в подвалах Чека, мы не можем сотрудничать в большевистской печати. Это было бы равносильно предательству. — Акимов говорил стоя.

— При наличии солидных поручителей можно ходатайствовать об их освобождении, — как можно весомее сказал Алеша, вспомнив обещание председателя Чека.

Акимов впервые удостоил Алешу своим вниманием и долго разглядывал его.

— Да ты садись, — еще раз предложил Кирсанов Модесту Ивановичу. — Вот этот юноша и есть редактор молодежной газеты… Может быть, в самом деле обусловить наше сотрудничество в газете освобождением арестованных журналистов?

— Это другой разговор, — смягчился Акимов и, немного подумав, добавил: — Боюсь, как бы власти не восприняли нашу просьбу как ультиматум.

— Это исключено, — решительно сказал Алеша. — Хорошо бы собраться завтра у нас в редакции и поговорить обо всем в спокойной обстановке.

Журналисты, переглянувшись, согласились прийти в редакцию молодежной газеты на следующий день в одиннадцать часов и привести с собой еще кое-кого из знакомых.

Председатель Чека сдержал свое обещание и освободил трех журналистов из-под ареста, взяв у них подписку, что они не будут выступать против советской власти. После этого авторитет Алеши, или Алексея Васильевича, как величали его теперь, значительно возрос в глазах новых знакомых.

Модест Иванович оказался не только знатоком иностранных языков, но также опытным организатором. Он привлек к работе в газете многих маститых журналистов, а в качестве секретаря редакции порекомендовал энергичного молодого человека Василия Васильевича. С его появлением дело пошло на лад с молниеносной быстротой.

Василий Васильевич знал всех нужных людей в городе, и не было такого дела, с которым он бы не справился. Уже на другой день его работы в «Маяке», как сокращенно называли сотрудники газету, на фасаде здания бывшего налогового управления появилась большая вывеска: «Редакция губернской молодежной газеты «Маяк революции», а на дверях всех кабинетов — напечатанные типографским способом таблички с названиями отделов. Отделов этих было много, как в солидных газетах: международный, внутренний, молодежный, экономический, городской, хроники, фельетона и другие. Заботами того же Василия Васильевича было получено значительное количество дефицитной газетной бумаги и всякого рода нужных и ненужных канцелярских принадлежностей. «Маяк революции», став абонентом телеграфного агентства РОСТА, начал регулярно получать информацию. Для нужд редакции были выписаны газеты и журналы на иностранных языках. Сотрудников «Маяка революции» снабдили удостоверениями в красивых кожаных переплетах и мандатами, дающими им множество прав: присутствовать на всех собраниях и совещаниях общественных и государственных организаций, пользоваться всеми видами транспорта и связи. Личности сотрудников редакции объявлялись неприкосновенными.