— Знаешь, Василий, немка, передав мне список журналистов, рассказала страшные вещи!.. Она перепечатала для посла телеграмму из Берлина о том, что сегодня утром на одном из пригородных вокзалов Бухареста был убит двумя выстрелами из револьвера румынский министр внутренних дел Дука — главный вдохновитель всей франкофильской политики на Балканах. Днем посол Кестнер созвал на совещание своих ближайших сотрудников, доверительно сообщил им об этом факте и произнес речь, которую стенографировала фрау Браун. Вот копия этой речи, — хочешь послушать? «Поздравляю вас, господа, лед тронулся, исчез с земли один из самых ярых врагов Германии на Балканах, господин Дука. Да будет земля ему пухом!..» Ты подумай, какой цинизм!.. «Учтите, господа, что это только начало. В Берлине считают, что с помощью пяти или шести подобного рода политических убийств Германия сэкономила бы средства на войну и добилась бы в Европе всего, чего только пожелала бы!.. Итак, — продолжал посол, — прежде всего речь идет о Дольфусе. По мнению Берлина, он единственный австриец, который по-настоящему против аншлюса. Но полагают, что он будет устранен своими же соотечественниками, так как в Австрии число сторонников аншлюса растет с каждым днем. Вторым убийством, которое необходимо нам для того, чтобы добиться своего в Европе, должно быть убийство югославского короля Александра. Авторитетные круги Берлина утверждают, что его исчезновение положит конец единству Югославии и всей политике союзнических отношений между Францией и Балканами. Затем настанет очередь Титулеску — верного союзника Парижа и Лондона. Далее, авторитетные круги утверждают, что в тот день, когда не станет Бенеша, немецкое меньшинство в Чехословакии вернется к матери-родине. И еще, до тех пор, пока жив король Альберт, Бельгия никогда не войдет в германскую систему… Надеюсь, господа, вы согласитесь со мной, что было бы неплохо, если бы и во Франции исчезли те или иные политические деятели». Дополнительная запись стенографистки: «В ответ на последние слова герра Роланда Кестнера раздаются аплодисменты присутствующих…»
— Дай-ка сюда! — Василий взял у Лизы копию стенограммы и пробежал ее глазами. — Вот мерзавцы! Без счета убивают своих, а теперь принялись за политический террор в соседних государствах!..
— Нужно немедленно предупредить «отца» — он найдет способ сообщить органам безопасности тех государств, в которых предполагаются злодейские убийства!
— Ты права. Только как предупредить? Была бы здесь фрау Шульц!
— Нужно ее срочно вызвать!
— Правильно, попробуем вызвать фрау Шульц!
И Василий сел за письмо. Он писал:
«Вернувшись из Германии, где мне удалось заключить несколько выгодных договоров и завязать перспективные отношения с некоторыми немецкими деловыми кругами, я застал Марианну нездоровой. Она, по-видимому, захворала всерьез и нуждается в уходе. Я очень занят делами фирмы, — у нас самый разгар выполнения заграничных заказов, и отлучаться мне невозможно. Есть, конечно, выход: положить Марианну в больницу, но, признаться, ни ей, ни мне этого не хочется. Отец, не могла бы приехать к нам тетя Клара, хотя бы на короткое время? Убедительно прошу тебя, уговори ее, — пусть она соберется к нам в Париж как можно скорее.
О своих делах напишу подробно в другой раз…»
— Тебе, Лиза, придется полежать в постели несколько дней, — сказал Василий жене, прочитав ей написанное. — Во всяком случае, не выходи из дому до приезда фрау Шульц. Читай, готовься к экзаменам, — словом, делай все, что захочешь, но не показывайся на улицу!
Копию списка журналистов, подкупленных немецким посольством в Париже, Сарьян вручил министру иностранных дел Бонкуру при очередной встрече и сказал ему, что список получен из самых достоверных источников. Бонкур использовал этот список в одном из своих публичных выступлений: «Правительство Франции располагает данными, свидетельствующими, что некоторые журналисты, имена которых нам известны, находятся в весьма тесных связях с посольством одной иностранной державы и отдают свое перо на служение этой державе». Присутствовавшие на этом выступлении министра рассказывали, что в ответ на сообщение Бонкура последовали многочисленные вопросы: «Кто они? Почему не называете фамилий?.. Неужели правительство осмелится отменить свободу слова и заткнуть рот журналистам?» Кто-то крикнул с места: «Франция — свободная республика, и каждый вправе говорить или писать все, что захочет…»
Сообщение министра никаких последствий не имело, — на страницах парижской печати по-прежнему появлялись прогерманские и профашистские статьи.
Глава IX
Наступила ранняя весна — прекрасная парижская весна. На зазеленевшие бульвары высыпала детвора. Цветочницы продавали фиалки. В магазинах обновлялись витрины. Манекенщицы рекламировали весенне-летние моды 1933 года. Многочисленные отели и рестораны готовились к наплыву туристов.
Экономический кризис шел на убыль, полным ходом работали заводы и фабрики, деловая активность росла с каждым днем. Фирма «Жубер и компания» тоже процветала, — к заказам от крупных универмагов и торговых фирм из провинции прибавились заказы из-за границы, в особенности из Германии. Василий не ошибся в своих расчетах: ярмарочный комитет Лейпцига, особенно после того как там побывал Борро, засыпал их заказами. Основной капитал фирмы перевалил за четыреста тысяч франков.
В теннисном клубе устраивались большие и малые соревнования, в которых участвовал и Василий. Маринье и де ла Граммон прониклись к нему особой симпатией после того, как в доверительной дружеской беседе он рассказал им о виденном в Германии. Маринье сказал ему тогда: «Мосье Кочек, у вас острый глаз и отличное восприятие, — вы увидели и услышали в Германии самое значительное, достойное внимания, и мы искренне благодарны вам за ваши ценные сообщения».
Фрау Браун по-прежнему аккуратно получала свою тысячу франков в месяц и передавала Лизе разного рода информацию, иногда ценную. Она честно «зарабатывала» свои деньги…
В ожидании «отца», о предполагаемом приезде которого сообщила фрау Шульц, побывав в Париже, Василий и Лиза жили в городе. Только по субботам они уезжали к Сарьянам, а в понедельник утром возвращались в Париж.
Василий удивлялся, с какой любовью, с каким увлечением работал журналист в саду — окапывал фруктовые деревья, опрыскивал их химикатами, сажал цветы, готовил землю под огород. Василий с удовольствием помогал ему. Видя, с какой ловкостью он орудует лопатой и граблями, Сарьян не раз говорил:
— Дорогой Кочек, вы прирожденный земледелец, вам следовало бы стать фермером!..
«Отец» приехал в Париж неожиданно. Явившись в контору фирмы, он спросил на ломаном французском языке, где можно найти господина Кочека.
Узнав его голос, Василий приоткрыл двери кабинета.
— Кто меня спрашивает? Я — Кочек. — И когда «отец» подошел к нему: — Чем могу служить?
— Уделите несколько минут для делового разговора.
Жубера не было в конторе, и они, оставшись вдвоем, могли разговаривать свободно.
— Чемодан свой я оставил на вокзале, номер в гостинице не снял, — сказал «отец», устроившись в кресле. — Удобно тебе поместить гостя на загородной даче?
— Вполне!
— Тогда после работы заезжай за мной на Северный вокзал. Я возьму чемодан из камеры хранения и буду ждать тебя у главного входа. Какое время тебя устроит?
— Хорошо бы в шесть тридцать. К этому времени вернется Лиза, и мы втроем поедем за город.
— Отлично, буду ровно в шесть тридцать!.. Скажи своим, что я представитель обувной фирмы «Батя» из Чехословакии. Приехал договориться о заказе на рекламу в Латинской Америке. На случай, если нас увидят вместе, — привез тебе привет от родителей.
— Хорошо, только у нас вряд ли кто будет интересоваться вами. У меня бывают десятки посетителей на дню… А что вы будете делать до вечера?
— Поброжу по Парижу. Может человек позволить себе изредка такую роскошь? Позавтракаю, почитаю газету в кафе, вот время и пройдет. Ты обо мне не беспокойся, не пропаду! — Он надел шляпу и вышел.