Из драгоценностей на ней был только браслет из жемчуга. Ровные золотистые шарики поблескивали, привлекая к себе внимание, и даже Диолат завистливо прищурил глаза. Продав такой браслетик, семья из пяти человек могла бы безбедно жить пару лет, а то и побольше.
— Я — лайри Тайяна э´Лесс Риккэр, — зазвучал ее голос. — Нархи — ро, как вы уже знаете. И моя подруга, Аэлена Авельен, просила меня разобраться в том, что происходит в ее доме. Здесь и сейчас — нет непричастных, поэтому прошу меня выслушать.
Диолат фыркнул.
— Подруга? Не припомню!
— Можно быть родными по крови, но чужими по душе. А можно родиться за сотни перестрелов друг от друга, но встретиться и понять, что этот человек родной тебе, — голос Яны звучал чуть отстранено. Она волновалась, но она жже из рода хранителей и собирателей знания. Кто из них не сможет донести свое знание до людей, тот недостоин семьи.
— Ты не человек.
— Верно. Я — нархи — ро и кровь Леса течет в моих жилах. Это не мешает мне быть подругой лары Авельен.
— Ха!
— трайши Диолат! — рыкнул Эрен. — Мы здесь не для обсуждения лайри Риккэр!
— Нархи — ро — тоже создания Четырехликого. Ему, в мудрости своей, виднее, кем населить землю, а мы можем только принимать его волю, — тархоши тоже надавил авторитетом, и трайши сдался. Сдвинул брови, но смолчал.
— Позвольте мне рассказать историю, которой я стала свидетельницей, — Яна прошлась по комнате, перебирая браслет Диолаата, как четки. — Все началось очень давно. Ларе Аэлене не было и десяти лет, когда женился ее дядя. Корни зла выросли именно из тех времен.
— Жаль, что не с начала времен или ухода листэрр, — фыркнул Диолат, но Яна даже не обратила внимания.
— Финар Гетанро, дядя Аэлены, был хорошим человеком, но слабым и управляемым. По наущению своей жены, примерно через семь — восемь лет после свадьбы, он выгнал из дома родную мать, в приступе гнева. Злился ли он, или его разозлили — нам уже не узнать, но если бы не милость соседки, все сложилось бы иначе. Но бабушка Аэлены кое‑как добралась до дочери с внучкой — и слегла в горячке. Аэлена ухаживала за ней. А вот насколько больно было пятнадцатилетней девушке видеть близкого человека в таком состоянии…
— Очень, — голос Аэлены дрогнул. — Раз уж откровенность… она бредила. А в бреду просила Финара не выгонять его, повторяла, что любит сына, что жена сбила его с толку, пыталась говорить с ним, образумить, кричала… Я успокаивала ее — она не слышала. И — плакала! — голос женщины дрогнул. — Я бы мир перевернула, чтобы унять эту боль, но как!? Это было внутри нее! Месяц она провела в кошмаре! Месяц я слушала и клялась отомстить! Каждый день, каждый час, когда она сгорала у меня на глазах, не желая жить.
— И месть свершилась. Кана Аэлена, взяв бумагу на ведение всех дел, приехала к своему дядюшке — и выкинула его из дома и из города. Финару с семьей пришлось уезжать, потому что на них показывали пальцами. И неудивительно. Ему в лицо были брошены страшные обвинения в матереубийстве. Пусть попытка не удалась, но она — была! Вот что страшно!
— Бабушка выжила чудом.
— Чудом были Аэлена и ее мать, которые день и ночь проводили у постели больной, — Яна была спокойна. — После этого Финар начинает пить, быстро скатывается в нищету, а там и умирает. Думаю, он понимал, что сделал с матерью, отсюда и вино, и саморазрушение. Да и есть вещи, которые делать не стоит. Он умер, но у него остались сын и дочь.
Сын его в нашей истории участия не принимает. Я видела его — это довольное своей жизнью, бескрылое существо. Он счастлив на своем месте, пусть у него почти ничего нет, но ему много и не нужно. Лес… то есть Четырехликий лишил его мстительности и честолюбия, ему нужна только миска с едой и крыша над головой. Это у него есть. А вот его сестра, Вериола, устроена иначе. Она помнит, как их выгнали, она ненавидит Аэлену, но все было тихо и спокойно. В общем‑то, это крыса. Она хищная, злая, опасная, но первой не кинется — если человек не подойдет к ней. Если бы Вериола ничего не знала о двоюродной сестре — она не была бы опасна. Но судьба привела ее в Далинар. Здесь ее мужу оставили наследство — и что же она видит?
Лара Аэлена…
— Интересная сказка, — хмыкнул Диолат.
— Я тоже так думаю, — Яна подняла руки и хлопнула в ладоши. — Введите кайту Вериолу!
Выглядела Вериола не лучшим образом. Одежда помята, волосы растрепаны, руки связаны за спиной, чтобы ничего не выкинула, но даже так…
Взгляд светло — серых глаз обежал комнату, остановился на Аэлене и полыхнул неизбывной ненавистью.
— Ты…!!!
И столько было в этом слове…
Но навстречу ей метнулся такой же яростный взгляд.
— Я!
Аэлена выпрямилась — и муж не старался ее удержать. Они стояли друг против друга и как же не в пользу Вериолы было это сравнение. И дело было даже не во внешности, хотя и это…
В Аэлене было нечто неуловимое, в ней была порода, достоинство, равновесие духа. А у Вериолы была только ненависть. Но и глаза Аэлены сейчас сияли темными огнями.
— Сука! — выдохнула Вериола. — Ты, ты во всем виновата!
Один из стражников слегка двинул ей по затылку, чтобы не зарывалась. Аэлена выпрямилась еще резче.
— Ваша семья всегда взваливала на других свои грехи. Но ты — не Гетанро, это радует. Ты — дворняжка, ты никто. Ты — гнилая ветвь и бабушка не зря от вас отказалась!
— Она не отказывалась!
— Ошибаешься! В тот страшный день она прозрела, и дальше все было только страшнее. Она уже не могла обманывать себя. Именно поэтому она развязала мне руки, именно поэтому не захотела видеть Финара. Не простила. Не сказала вслух, но и не простила.
— Ты лжешь!
— Клянусь своим здоровьем, это правда.
Вериола сверкала глазами, но Яна уже взяла ситуацию в свои руки.
— Сядь, Аэлена. Ни к чему доказывать этому существу свою правоту. Она тебя за нее и ненавидит. Итак, кайта Вельт?
Вериола открыла рот, готовясь еще ругаться, но рядом с ее ногой скользнула Ааша, оскалила зубы, напоминая, что ребенок Вериолы вообще‑то в руках Аэлены — и женщина заговорила.
body>
— я тебя всегда ненавидела. Еще с детства. Ты уже тогда была высокомерной тварью. Приезжала, вся такая отстраненная, смотрела на нас, как на грязь…
— Да кого вы интересовали!? — возмутилась Аэлена. — Мелкие и безмозглые! Мамаша вас совершенно не воспитывала, росли, как сорняк, с вами на улице показаться страшно было! А Льяна была свято уверена, что деньги решат любую проблему… идиотка!
— На себя посмотри!
— Я за деньги ничего не покупала. И никого. Мать тебе хоть сказала, от кого она тебя прижила?
— Я — Гетанро!
— отродясь у нас в роду таких тварей не было!
— Дамы, — Яна хлопнула в ладоши, привлекая к себе внимание. — Аэлена, сядь и помолчи. Вериола, еще раз я услышу что‑то не по делу… ну ты поняла.
Вериола и правда поняла. Потому что зло зыркнула на Аэлену и заговорила уже без лишних эмоций.
— после того, что устроила Аэлена, мы бедствовали. Часто голодали, отец начал пить, орать на мать, даже поколачивал ее иногда. Словно это она была виновата в его бедах! Идиот! Разумеется, долго его нигде не держали, выгоняли за ненадобностью. Денег не было, хорошей одежды у меня тоже не было, замуж я вышла достаточно рано… Термалис был первым, кто сделал мне предложение. Конечно, он был откровенно глуповат, неинтересен, а в постели вел себя, как свинья, но выбора не было. Переспать со мной хотели многие, а вот жениться…
Алинар притянул к себе поближе жену. Аэлена прикусила губу, чтобы не сорваться и не ответить. Уж она бы сейчас высказала Вериоле много хорошего! Чтобы та потом зубы с волосами по гостиной собирала!
Нельзя. Яна просила.
— Потом тетка завещала ему домишко и немного денег. И мы приехали в Далинар. Чтоб ее на том свете Раш сожрала, паскуду!
Вериола скрипнула зубами. Яна подхватила нить повествования.
— может, Вериола никогда бы и не решилась мстить — это далеко, долго, муторно, но… Здесь, в Далинаре жила Аэлена. И Вериола решила найти ее. Позлорадствовать ли, в случае, если судьба сестры сложилась неудачно, сделать ли гадость — или все вместе? Нашла. И обнаружили, что Аэлена стала ларой Авельен. Что у нее замечательные дети, любящий муж, ее картины обожают и покупают по всей стране, к ней приезжают за портретами… Одним словом — двоюродная сестра совершенно несправедливо наслаждалась жизнью, когда Вериоле так не везло. Отвратительно.