К тому же ее «Чудо» нисколько не походило на грязные и мрачные каравеллы или ползущие, словно черепахи, каракки, за многие мили оповещающие о себе невыносимой вонью, не говоря уже о еде, которую давали на борту, эту пищу невозможно было даже сравнить с той бурдой, какой кормили на королевском флоте, и уважительном отношении к команде молчаливого капитана, совсем не похожего на тех изуверов, с кем им доводилось иметь дело прежде, не знающих иного способа поддерживать порядок, кроме кнута и виселицы.

— Нет, — в конце концов с улыбкой ответила она. — К несчастью для вас, сестер у него не было.

Некоторое время они смотрели на море и далекое побережье островка Мона, одиноко поднимающегося с наветренной стороны, и тон немки изменился, когда она совершенно серьезно спросила:

— Скажите, дон Луис... Что будет, если я случайно его найду?

— О чем это вы?

— Как мне себя вести? Я знала его на Гомере, а с тех пор прошло много времени, — горько улыбнулась она. — Я постарела. Может быть, он вообще меня не узнает.

— Глупости! Я знаком с вами семь лет, и если вы и изменились, то только к лучшему. Вы по-прежнему самая прекрасная женщина в Новом Свете.

— В те времена я была блондинкой...

— Так перестаньте красить волосы. Теперь уже нет никаких причин скрывать вашу личность.

— Иногда мне так страшно! — посетовала Ингрид, положив ладонь на руку друга. — А что если в его взгляде я прочту разочарование? Я столько времени лелеяла эту сладкую мечту, что боюсь однажды утром с ужасом проснуться в совершенно иной реальности.

— Да пусть бы и так! — честно ответил Луис. — Потому что я по-прежнему вас жду.

— Меня?

— А кого ж еще?

— Вы никогда не сдаетесь, да?

— Никогда, — признался Луис. — И будьте уверены, больше всего на свете я хочу, чтобы вы нашли Сьенфуэгоса, поскольку убежден — если вы с ним не встретитесь, то его призрак будет преследовать вас до конца дней.

— И это вас удивляет? — спросила донья Мариана. — Мужчины никогда не поймут, что женщина отдает и тело, и душу, но это так. Когда мы встречаемся с тем, кто нам предназначен, то всё остальное в мире перестает существовать. — Она глубоко вздохнула. — Дело в том, что настоящая любовь — удел лишь женщин.

— Но я вас люблю.

— Не сомневаюсь, — признала донья Мариана. — Но будете ли любить меня после восьми лет разлуки?

— Думаю, что да.

— Нет, вряд ли. Но в моем поведении нет никаких моих личных заслуг, я действую так даже вопреки собственной воле...

Она замолчала, увидев приближение Бонифасио Кабреры, который весь день проверял груз в трюме и следил, чтобы все было в порядке.

— У нас провизии на пять месяцев, — сказал он, из-за покалеченной ноги с трудом карабкаясь по крутому трапу. — Но бочек мы погрузили недостаточно, так что придется приставать к берегу за водой.

— Где?

— Уж точно не на Эспаньоле... — убежденно ответил он. — Люди вице-короля могут появиться совершенно внезапно. Лучше найти какой-нибудь необитаемый остров на юге.

— Насколько мне известно, на юге нет островов, — сказал капитан Соленый, как только его ввели в курс дела.

— И что вы в таком случае посоветуете?

Немногословный моряк лишь мотнул головой на восток.

— Боринкен, — пояснил он. — Если там и могут оказаться христиане, то лишь такие же беглецы, как мы.

Христиане на острове действительно обнаружились, они и правда оказались беглецами с Эспаньолы, прятавшимися от изуверского режима братьев Колумбов. Поэтому, едва завидев вдали паруса кастильского корабля, они поспешили укрыться в сельве, предпочитая встретиться с дикими индейцами, чем со своими соотечественниками, не знающими иного закона, кроме закона виселицы.

Кстати, не только на современном Пуэрто-Рико, но и на Ямайке и в особенности на Кубе именно в то время появились небольшие поселения, где собрались заклятые враги вице-короля, не желавшие возвращаться в метрополию, вполне справедливо рассудив, что Новый Свет предоставляет самые неограниченные возможности всем тем, кто желает устроить свою жизнь, не влача при этом рабское ярмо службы тирану.

Среди них, впрочем, было немало и таких, кто в принципе не желал подчиняться никаким законам, справедливым или несправедливым, а потому они решили уйти жить к туземцам, наплевав на все предписания короны. Однако в первые дни трудно было разобраться, кто из этих людей настоящий преступник, а кто — всего лишь недовольный режимом поселенец.

И те, и другие вели себя вполне мирно, основывая свои поселения и не пытаясь притеснять местных жителей. Едва ли историки последующих времен это учитывали, описывая великие подвиги конкистадоров; хотя отчасти они были правы, поскольку эти люди показали дорогу настоящим завоевателям, явившимся позднее с аркебузами, барабанами и трубами.

Большинство этих поселений в конце концов были уничтожены туземцами или тихо вымерли сами собой, но некоторым из них повезло сохраниться: не столько благодаря несомненному могуществу огня и пороха, сколько благодаря тому, что поселенцы породнились с местными жителями и стали с ними единым народом.

К несчастью, независимо от того, явились ли они туда с добрыми или дурными намерениями, несли с собой войну или мир, любовь или ненависть — они несли также и болезни, проклятие своей расы, привезенное из-за моря, против которых местные жители оказались совершенно беззащитны.

Они несли с собой смерть, и смерть эта была невидимой.

Но была ли в том их вина?

Чья вина в том, что на бесчисленных островах и островках Карибского моря, где прежде жили здоровые и счастливые люди, остались одни трупы?

Несомненно, виной тому было невежество.

Всего лишь невежество, ведь чужаки не имели ни малейшего понятия о крошечных, невидимых глазу существах, способных, тем не менее, за считанные дни свести в могилу самого сильного и выносливого человека. Именно на совести этих существ все те миллионы жертв, павших менее чем за полвека во времена неистового нашествия на Новый Свет, поскольку никто в то время даже не предполагал, что в мире могут существовать создания столь малых размеров.

Сейчас, в свете новых научных открытий, мы совершенно иначе смотрим на определенные периоды истории, особенно те, что касаются эпидемий, но в то время беглым испанцам даже в голову не могло прийти, что такие обычные и вполне безобидные для них болезни, как свиная чума, корь, грипп или банальная простуда, могут полностью уничтожить целые племена голых дикарей.

Они всего лишь хотели спасти шею от гнева вице-короля, и неудивительно, что, завидев вдали скользящее по воде «Чудо», тут же скрылись в горах и издали наблюдали, как группа моряков набирает питьевую воду из маленького ручья.

— Мы обнаружили следы христиан, — сообщил, вернувшись на корабль, боцман, возглавлявший экспедицию. — Но не смогли связаться ни с ними, ни с местными жителями.

— Скверно, что все они прячутся, — заметил Бонифасио Кабрера. — Если так и дальше пойдет, кого мы будем расспрашивать?

— Придется изловчиться, — ответила донья Мариана. — Хотя это будет непросто, если учесть, как мало здесь наших людей, к тому же они не доверяют друг другу.

— Возможно, на Твердой Земле, где не распространилось влияние Колумбов, дела обстоят по-другому.

— Полагаете, там живут христиане?

— Сомневаюсь.

Христиан и в самом деле там не оказалось, за исключением следов пребывания кораблей Алонсо де Охеды, хотя однажды утром, спустя почти месяц после начала путешествия, их взорам предстало нечто действительно впечатляющее. В то утро они достигли, как им показалось, огромного пустынного острова, и здесь, в тихой бухте, лежал остов старого португальского корабля.

От потрепанного «Сан-Бенто», когда-то подобравшего в океане Сьенфуэгоса, теперь мало что осталось, а от когда-то столь тучного капитана Эвклидеса Ботейро, умершего в своем кресле на вершине дюны — лишь куча костей, обтянутых высохшей кожей, которыми побрезговали даже грифы.