Я забыл упомянуть свои лайковые сапоги ручной работы, слегка на меня великоватые – дар Рустера. В последний раз его видели шагающим по улице в Гриктауне, Детройт, в выходной после дня Благодарения в 1991 году.

Никогда не выбирал подопытных в Маунт-Вернон и окрестностях, за исключением черного пацана из Рузвельтских общежитий, которого я не считаю. Но практиковать разговоры с ними – идея удачная. Правда, я сам в основном молчу, больше слушаю, навострив уши. Разучиваю их словечки, их слэнг. «Типа», говорят они, «клево», говорят, «вот клево!» через каждые два слова. Дрянной, шизанутый, чумовой, упоротый, ретро, дичайший, обсаженный в стельку – слова не слишком разнятся и их не очень много. Важнее их жесты, движения рук и глаз. Хотя под их взглядами я съеживаюсь, если на лице нет темных очков.

Порой, как и говорила мама, я трачу деньги, покупая кому-нибудь из них ланч, пиво или что-нибудь еще. Иногда действительно даю в долг. А время от времени подвожу одного или двоих до дома, когда они опаздывают на автобус, на пару миль отклоняясь от своего маршрута в пригород, которого не знаю, и говорю «Без проблем!», и в таких случаях им запоминается доброта К_ П_, мое лицо и фургон марки Форд с наклейкой АМЕРИКАНСКОГО ФЛАГА на заднем стекле. Большой наклейкой, точно по размеру окна. Если мне понадобятся свидетели для дачи показаний о репутации (например в суде), на уме у них будет К_ П_ из техколледжа Дейл, и моя доброта.

Однажды в морозную зимнюю ночь я без лишних слов одолжил худенькому китайцу свою дубленку. И он его вернул, может, через две недели, но вернул. Студент с инженерии по имени Чоу или Чинь со звонким «инь!». Его черные глаза сияли, и он не казался таким уж юным или невинным, как большинство из них, но когда он сказал: «Спасибо, чувак», в ответ я лишь пробормотал: «Пожалуйста».

27

То был последний раз в квартире на Рирдон-Стрит. Я рискнул привести домой БЕЗЫМЯННОГО. Подобрал его на трассе 1-96, на съезде с эстакады Гранд-Рапидс, но он сказал, что едет из Толедо на запад. Пытаясь совладать со своими уторчанными глазами, которые разъезжались в стороны у него в башке, словно стеклянные шарики. «Слушай, чувак, кажись я передумал, окей? – отпусти меня, чувак», – и я сказал ему, что хочу ощутить его близость, почувствовать себя его другом, братом, сказал, что хорошо ему заплачу и не обижу, но он парился и говорил: «Мужик, все путем, клянусь, я никому не скажу, просто выпусти меня отсюда, чувак, пожалуйста – Хорошо?», – и я затянул шнур, так что его большие глаза вылезли из орбит, и кожа стала сливово-пепельной, и губы, от которых я взгляда не мог отвести, стали пепельными, и меня простреливало, словно током, оттого что ОН ЗНАЕТ! ТЕПЕРЬ ОН ЗНАЕТ! НАЗАД ПУТИ НЕТ! и этот переломный момент неминуем. Порог черной дыры, которая тебя засасывает. Долю секунды назад ты был свободен, но в следующий миг тебя засасывает черная дыра, и ты потерян. И мой стояк был крепкий, как дубина. И большой, как дубина. И в глазах у меня были искорки. И я не запинался, как вначале, когда он запрыгнул в фургон, этот клевый чувак, и стал глазеть на бледнолицего с непринужденной улыбкой, как будто говоря: «Вот и я, чувак, и что ты предпримешь по этому поводу?» Старый потрепанный учебник «Элементарной геофизики» для маскировки на заднем сиденье, а на мне густые накладные усы, и волосы подчеркнуто аккуратно разделены на пробор высоко над левым ухом, в баре в Гранд-Рапидс, где мы пропустили по паре пива, он болтал, а я сидел тихо, внимая, и если нас кто-нибудь заметил, они видели БЕЗЫМЯННОГО с каким-то белым, которого будто и не было.

Потом он устремился ко мне домой – в надежде на горячую ванну, домашнюю еду, водку, чистые простыни и так далее. БЕЗЫМЯННЫЙ ухмылялся, ожидая, что белый ему отсосет и заплатит за доставленные неудобства, а потом он, может, покопается у этого белого в вещичках, но все обернулось совсем не так, как он думал, и паника в его глазах это подтверждала. Я сказал: «Я не садист, я не буду тебя пытать, я думаю, что ты прекрасен, и прошу, чтобы ты слушался, и тогда ты не пострадаешь». Я был возбужден, мне было тесно в штанах. Он это видел и все понимал. Такие вещи понимаешь интуитивно. Я растолок две таблетки барбитурата и дал ему с водкой. Но они работали медленно, и он сопротивлялся, и я бессчетное количество раз повторял: «Я не сделаю тебе больно, – говорил, –если ты будешь лежать смирно». Но он сопротивлялся, чем себе же сделал хуже, и не слушался. Он плакал, и я понял, что он еще ребенок. От силы лет девятнадцать, а держался так по-взрослому, так круто! Я запихнул ему в рот кухонную губку, заметил отблеск золотого зуба. Он почти задыхался, и мне приходилось быть осторожным, я не хотел его потерять. Для собственной безопасности он был крепко связан, обдолбан и к этому моменту должен был уже потерять сознание, но терял его слишком медленно. Врачи проводили лоботомии, сперва оглушив своих пациентов электрошоком, чтобы привести в бессознательное состояние, но у меня на это духу не хватало, я боялся, что случайно убью током и БЕЗЫМЯННОГО, и себя заодно. Теперь он лежал голый в ванне, в которой текла вода, и это наводило на него ужас, ОН ЗНАЕТ! ОН ЗНАЕТ! хотя ножа для колки льда он еще не видел. Парнишка изворотливый, как змея, да еще с этим золотым зубом – такое по-настоящему ЗАВОДИТ. Вьющиеся волосы с рыжцой и темная кожа с глубоким красноватым отливом. Как багровый крем для обуви, папин крем для обуви, который, помню, был у нас много лет назад. Симпатичный, на самом деле НЕОТРАЗИМЫЙ, и такие всегда об этом знают, но теперь уже слишком поздно, когда К_ П_ взял все в свои руки. Я зафиксировал его голову зажимом и лишь тогда поднес нож для колки льда (который простерилизовал на газовой горелке) к его правому глазу, как указано на схеме доктора Фримана, но когда я проткнул им «костную орбиту», БЕЗЫМЯННЫЙ взбесился, стал биться и кричать сквозь губку, брызнула кровь и я кончил, я потерял контроль и кончил так сильно, что продолжал КОНЧАТЬ И КОНЧАТЬ, КАК В ПРИПАДКЕ, не мог остановиться и даже вдохнуть, я стонал и задыхался, а когда это прошло, я взял себя в руки и осмотрел причиненный ущерб – долбаный нож для колки льда был по рукоять забит БЕЗЫМЯННОМУ В ГЛАЗ, прямо в мозг, черный парнишка умирал, он был уже мертв, кровь хлестала, будто из гигантского носа, очередной облом и НИКАКОГО ЗОМБИ.

28

А потом эта ликвидация. Этот тяжкий груз.

ТАКАЯ ТЯЖЕСТЬ. Они будто специально это делают, УПИРАЮТСЯ.

Он нагишом завернут в зеленые мешки для мусора и обмотан веревкой, снаружи закутан в брезент и перетянут упаковочной проволокой. Под покровом ночи я крадучись волоку его с бесконечной заботой. Вниз по лестнице и в фургон, место позади кузова тщательно обустроено для своего груза. ТАКАЯ ТЯЖЕСТЬ! К_ П_ весь взмок, невзирая на холодную погоду. Я таскал тяжести и время от времени занимался в тренажерном зале, куда намеревался ходить регулярно, как советовали все психотерапевты, которых я посещал, но все это не обеспечило меня желанными мускулами на груди и на бедрах.

Эта ликвидация, ликвидация этих НЕОТРАЗИМЫХ парней, так УГНЕТАЕТ.

Повергает меня в депрессию, если не соблюдать осторожности, отправляет обратно на диету из таблеток. А у сраных таблеток есть побочные эффекты, так что удар наносится по двум фронтам.

К_ П_ никогда не превышает скорости и следует всем правилам дорожного движения. Независимо от того, есть ли на борту фургона контрабандный груз , или нет. Иногда нетерпеливые водители сигналят ему из-за того, как медленно и осторожно он едет (например, в дождь или в метель) по правой полосе. Но ответа не дожидаются. Никто не открывает окно и не орет из него, не вынимает пистолет 38 калибра и не стреляет в их недоуменные лица, КАК СЛУЧАЕТСЯ В ДЕТРОЙТЕ, ДРУЖОК!