Несмотря на изнуряющую жару, погружаемся в гидрокостюмах. Если на раскаленном как сковородка берегу босиком ходить невозможно, то в воде без костюма тело могут свести судороги. Сказывается перепад температур в тридцать градусов! Быстрое перемещение воды и активное ее испарение охлаждают поток до 18-20 градусов.
Ощутив ногой под пенными хлопьями быстрые струи, я соскользнул в них, стараясь поскорее смыть с маски пену, чтобы осмотреться. Поток подхватил меня и начал крутить, стремясь оторвать от капронового конца и колотя о берег. И все же я сразу заметил, что под пеной так же светло, как и подо льдом. Но это было единственное сходство. Впервые пожалел я, что взял с собой фотоаппарат. Держа его в одной руке и пытаясь другой держаться за скалу, я крутился у самой поверхности, выбрасываемый потоком в слои пены и мути. Наконец, изловчившись, я прижался к крутому склону берега и, как скалолаз, пополз вниз. Все крутилось и ревело вокруг, но, плотно зажав загубник от шлангов легочного автомата, я удерживал во рту гофрированные трубки, вырываемые у меня потоком. Дважды срывал меня поток со склона, дважды начинал я снова ползти вниз. Я освобождал ноги, запутавшиеся в страховочном шнуре, барахтался в пене, ощупью отыскивая берег, и снова погружался вниз, карабкаясь по склону.
Наконец удалось мне спуститься метров на пятнадцать вниз, зацепиться коленями за выступ камня. Осмотрелся. Вокруг в голубой ревущей струе мелькали тысячи воздушных пузырей. Видимость была 3-4 метра. Рядом, как в «чертовом колесе», кружилась стая крупной кефали. Рыбины рядами выплывали из глубины и, попадая в круговерть струи, уносились прочь. На смену им появлялись новые ряды, гонимые донным противотечением; они также течением увлекались прочь. Эту картину сопровождал грозный неумолчный рев: казалось, что надо мной проносятся сотни локомотивов. Крутой береговой склон, к которому я прилепился, был просто-таки отполирован потоком, а множество зелёных нитей водорослей, невесть за что цеплявшихся, были словно причесанными.
Изучив обстоятельно обстановку после неоднократных погружений, мы пришли к единому мнению, что Черная Пасть пожирает рыбу с не меньшим аппетитом, чем каспийскую воду. Наши выкладки были представлены ученым.
В то время, когда мы работали, существовало много проектов сохранения рыбы в этом районе. Один из них — сооружение плотины поперек пролива. Технически это не представляло больших сложностей, так как глубина пролива невелика. Через несколько лет этот проект был осуществлен. В гидротехническом сооружении, перекрывшем наглухо пролив, предусмотрено особое устройство, которое может при необходимости подать нужное количество воды в залив. Плотина — это начальное звено в большой работе по регулированию уровня Каспия.
Ученые определили, что сейчас уровень этого озера-моря самый низкий за последние 400 лет. Подсчитано, что Каспий теряет до 350 кубических километров воды в год, и это только за счет ее испарения с поверхности. Стало ясно, что одной плотиной не приостановить падение уровня уникального моря. Нужны комплексные работы, в первую очередь — увеличение стока в море речных вод. Значит, и гидротехникам, и океанографам, и гидробиологам дел хватит. Ну и, разумеется, без аквалангистов тут обойтись никак нельзя.
Глава 4. У ворот Ледовитого океана
Край земли
Эта экспедиция была организована водорослевой лабораторией ВНИРО. Планировались работы в прибрежных районах Берингова пролива. Состав подобрался неплохой: все тот же Олег Яременко, Борис Клименко, «вечный двигатель» всей нашей техники, аспирант МАИ, подводник с 1955 года, и аспирант МФТИ Валерий Абрамов.
Путь был неблизкий. Мы пересекли 150 меридианов и высадились наконец близ бухты Провидения. Выйдя из самолета, сразу же почувствовали, что мы на Севере: был конец июля, а холод пробирал, как в Подмосковье в октябре. Впервые за время пути сдаем наш громоздкий многострадальный багаж в камеру хранения без особых осложнений. Наконец найден и транспорт — самоходная баржа, можно отправляться к месту работ. Жить мы будем на пустынном океанском берегу. Сейчас предстоит выбрать первый пункт, а дальше будет видно.
Наша баржа движется у берега, мимо проплывают сопки, на их склонах много осыпей — разрушенный морозом и ветром камень. Сопки голые — трава редкая и невысокая, а кустики встречаются совсем редко. Вспоминаются рассказы Джека Лондона о суровой стране, где сильные и смелые люди, забыв тепло и уют, далеко от дома бились за золотую жилу. Теперь и мы на широте Юкона, здесь, на Чукотке, родной сестре Аляски, те же сопки и реки, та же тундра и прошлогодний снег, — но нет у нас здесь золотой лихорадки, а есть обычная трудовая жизнь. И есть самоходка, которая несет нас в неизвестность. На судне мы среди людей, которые готовы помочь нам бескорыстно и всем чем могут. Они высадят нас на необитаемом берегу, но будут помнить о нашей группе и привезут в нужный день хлеб, сахар и частичку своего тепла. Это мы знаем точно, наверняка.
И вот баржа, войдя в маленькую бухточку Пловер, причаливает к берегу. Здесь, как нам рассказали, когда-то потерпела крушение охотничья шхуна, вот и названа бухта ее именем. К крутому берегу прижался безлюдный, заброшенный поселок. Лет десять назад с крутого склона сошла снежная лавина, разбила и разрушила дома, другие строения. Раньше здесь жили приезжие рыбаки и охотники, но местные жители — чукчи — никогда не селились под крутыми склонами.
Из-за постоянной угрозы лавин поселок не восстановили. Но сейчас снега нет, и мы решаем устроить здесь нашу базу, первый лагерь аквалангистов на Беринговом море.
Находим уцелевший балок-будку на полозьях. Его крыша светится насквозь, печка разрушена, окна выбиты, дверь сорвана с петель, но, за неимением лучшего, останавливаем на нем свой выбор.
Баржа уходит, и мы начинаем обживать Пловер. В одном конце поселка находим бочку, в другом — родничок с водой, которая бежит по ледяному ложу. Так что есть у нас и вода, и «холодильник». Немного труда, смекалки, и можно будет жить с комфортом. В балке две комнаты — одна для Надежды, руководителя наших работ, вторая для нас, аквалангистов.
Принимаемся готовить снаряжение — пора начинать запланированный сбор водорослей. Здесь, у побережья Чукотки, на подводные «луга» еще не опускались аквалангисты.
Водорослевый пояс
Длина береговой линии морей, омывающих нашу страну, составляет многие тысячи километров, и везде на прибрежном склоне — «водорослевый пояс». Сотни морских растений, крупных и мелких, населяют богатые кислородом, прогретые и освещенные солнцем верхние слои воды. Но свет и тепло солнце отдает морям неодинаково. На Беринговом море, например, лед сходит в конце июня, и вода здесь за лето успевает прогреться лишь до 2-3 градусов Цельсия. Японское море, наоборот, почти совсем не замерзает, но водоросли растут и там, и здесь. Но какие? И как обилен и густ их покров? Это далеко не праздные вопросы. В Японии, например, морская капуста — национальное блюдо. Как считают специалисты, в значительной мере благодаря этому среди японцев не очень распространены сердечно-сосудистые заболевания. Водоросли используют не только в пищевой промышленности. Они находят применение, например, я при бурении скважин. Раствор из водорослей заливают в скважины, смачивая буры и уменьшая вязкость липких глин. Под водой сосредоточена значительная масса растительности нашей планеты. От водорослей прямо или косвенно зависит существование всех живых организмов, обитающих в воде.
...Первым погружаюсь я. Отплыв от берега на всю длину страховочного фала, метров на шестьдесят, ныряю. Сначала холода не чувствую, вокруг серо-зеленая дымка, постепенно переходящая в зеленоватый сумрак. На глубине 15 метров попадаю в «заколдованный шар». Вода и свет создают оптический эффект: куда ни посмотришь — везде вогнутая сферическая стена, за которой непрозрачная мутная взвесь. Рассеянный свет проникает со всех сторон, но радиус видимости ограничен тремя-четырьмя метрами. Я потерял ориентировку, крутясь на месте, но все-таки сумел определить по капроновому фалу, который словно упирался в темную стену, где находится берег, а по воздушным пузырям, идущим из автомата акваланга, — где верх, а где низ. Продолжил погружение. На глубине 25 метров стало светлее, показалось дно. Ровная, будто мощеная окатанными валунами площадка белела внизу, отражая свет. Водорослей не видно. Я круто меняю маршрут — начинаю продвигаться к берегу. Дно стало подниматься, на откосе попадаются ежи и балянусы, крабики-паучки, актинии. Морские «цветы» показались живописными, и я начал их фотографировать.