В первый раз подкарауливал я кефаль в плавках. Однако в следующий раз пришлось облачаться в рубашку и шаровары; к концу моего дежурства они становились жесткими и белыми от высохшей соли. Но все эти маленькие неудобства и испытания терпения полностью компенсировались наблюдениями подводной жизни.

Лежишь в засидке, на лице маска, которая опущена под воду, посапываешь в трубку и ждешь. Глубина метра полтора-два. Это уже свой, подводный мир, лучи солнца, преломляясь на мелкой ряби волн, играют на дне. Вот с берега в воду скользнул уж, он прекрасно ориентируется в подводных джунглях и плывет среди водорослей. Добравшись до песчаной полянки, исчезает в зарослях.

Но где же кефаль? Вот, наконец, появляются первые разведчики — они поодиночке проплывают в голубоватой дали. Вот стайка из трех кефалей плывет прямо на меня. Траектория их движения напоминает рысканье собаки-ищейки, рыбы, как по команде, устремляются то вправо, то влево. Они поддевают мордами обрывки водорослей, но, видимо, не найдя их привлекательными, плывут дальше. А может быть, они успевают ухватить лакомый кусочек? Наблюдать интересно, но мне ведь надо фотографировать! Нацеливаю аппарат на стайку кефалей и, поймав их в видоискатель, нажимаю на спуск. Щелчок затвора вспугивает всю стайку, и три серебристые стрелки исчезают.

Жду еще и снова снимаю. Теперь мимо плывет одна рыба, она резко бьет хвостовым плавником, но стремительное ее тело при этом не сбивается с курса, кефаль, как штопор, ввинчивается в воду. Я пытаюсь вести фотоаппарат за плывущей рыбой, но даже очень плавные и осторожные движения вспугивают ее. Кефаль сворачивает с прежнего курса, и в кадр попадает только хвост.

Снова плывет одиночка, но уже с другой стороны. Я жду ее и надеюсь, что рыба проплывет в пределах досягаемости объектива. Теперь я аппаратом не шевелю, даже дышать перестал — весь внимание. Наконец кадр сделан, и можно перевести дух. Рыба подплыла к торчащему из песка куску известняка и принялась его обследовать. Яркая зеленая нитчатая растительность на камне, которая кустиками поселилась в его выемках, привлекла кафель, и она, как мне показалось, забыла об осторожности. Все это происходило от меня далековато, а интересно было бы заснять кормящуюся рыбу. Кефаль, как мячик на резинке, снует и снует у камня. Вокруг ее головы появился клубок зеленоватой мути, это она водоросли выщипывает. Да, потери пищи у рыбы при кормежке велики, не то что у козы или коровы — что сорвет, то и во рту.

Течением меня потихоньку подносит к рыбе, но все дело портит затаившийся уж. Я думал, он давно уплыл восвояси, ан нет. Надолго же ему хватило запаса воздуха. Уж высунулся из зарослей хары, и я невольно двинул ластами, пытаясь уклониться от встречи с ним. Рыба, конечно, тут же исчезла. Фотографировал вместо нее ужа.

Когда набралось несколько отснятых пленок, решили мы с Ольгой проявить пробы, чтобы внести коррективы в экспозиции, да и результаты работы узнать хотелось.

Но кадры получились чересчур плотными, почти черными. Навыка снимать в условиях жаркого климата явно не хватало.

Однажды мы втроем — Ольга, Женя и я — в поисках новых мест забрели далеко от лагеря и встретили местных девушек, которые ловили рыбу. А делали это они оригинальным способом: забравшись прямо в одежде в воду, бродили по пояс в прибрежном мелководье. Красивые туркменские наряды были мокры, косы и ленты сбились, но это, как видно, не смущало юных рыбачек. Они с удивлением воззрились на нас. Женя с подводным ружьем и мы с Хлудовой были живописны: обвешанные масками, ластами и фотобоксами, мы, наверное, походили на инопланетян. Туркменки начали выбираться на берег, оправлять одежду. У каждой на поясе висел увесистый мешочек, в котором и находился улов. Оказывается, они ловили бычков... ногами. Прижимали их в зарослях водорослей ко дну. Мы разговорились. Женя тут же в своих охотничьих доспехах нырнул в воду, подстрелил пару крупных кефалей. Он подарил их самой юной девушке, и мы сфотографировались на память.

После этой встречи мы побывали в соседнем поселке — Кизыл-Су, где познакомились с настоящим джигитом, который в молодости участвовал в знаменитом походе 1928 года «красных туркмен» в Москву. Часть пути пролегала по Каспию. Участники похода разместились на самодельных фанерных лодках-таймунах, узких и вертлявых. На каждой лодке было по одному-два гребца плюс запас воды и пищи. Такие лодки применяли туркмены для ловли осетров. Но ведь рыбаки-туркмены на таймунах далеко в море не выходили, а «красным туркменам» пришлось пересечь море и только в Астрахани они пересели на коней.

Гостеприимные хозяева угостили нас шашлыком из осетра и пловом.

Неделю после посещения Кизыл-Су мы прожили в кефалевом хозяйстве. За это время отсняли достаточно кадров в прибрежных и морских районах вблизи лагеря. Работали только с масками и трубками. Акваланги мы с Женей надели для обследования сетевой загородки. Случилось так, что год назад вся кефаль осенью ушла из загона. Штормы помешали завершить работы в срок. Сказалось и отсутствие опыта. Теперь работы были продолжены: вновь организовали лагерь, укрепили столбы и натянули сеть.

Наши подводные вылазки в залив Бековича подтвердили: здесь есть кормящаяся кефаль. Но вот каково состояние заграждения в подводной части? Не уйдет ли рыба и в этот раз?

Пробираясь к выходу из залива, мы преодолели небольшой участок пустыни. В разные стороны при нашем появлении разбегались обитатели выжженных солнцем зарослей колючек, нагромождений ракушечника. Николай Николаевич не упустил случая продемонстрировать пойманного им паука. Ловко подцепив пинцетом черный лохматый шарик, выскочивший из трещины в почве, ученый высоко поднял его. Это был тарантул, лохматое его брюшко величиной с грецкий орех и восемь лохматых ходуль-ног производили странное впечатление. Много разных небылиц рассказывают про обитателей пустыни, говорил Кондаков, помещая тарантула в стеклянную баночку с пропитанной эфиром ваткой, но и беспечность недопустима, это первая заповедь для всех, кто находится в пустыне. Весной укусы скорпионов, каракуртов весьма опасны — их яд может вызвать значительные функциональные расстройства организма, сильную боль. А укус паука-тарантула опасен тем, что на его крепких и острых жвалах накапливаются продукты распада, которые образуются при разложении частиц добытых пауком насекомых. Эти продукты тоже ядовиты. Опасаться надо и змей, встречающихся на юго-восточном побережье Каспия. Это в первую очередь эфы и гюрзы. Однако, говорил наш руководитель, по наблюдениям змееловов, герпетологов, там, где водятся ужи, редки встречи с ядовитыми их сородичами.

Что ж, значит, надо научиться еще издали отличать ядовитых змей от ужей, обитающих у Каспийского моря. Ужи плавали в море, прятались под плитами ракушечника, часто встречались их выползки — зацепившиеся за колючки шкурки, оставшиеся после линьки. Местные ужи отличались от обитающих в средней полосе нашей страны и размерами, и окраской. Они были крупнее и красивее. На голове у этого вида водяного ужа не светились два привычных желтых пятнышка, а шкурка привлекала причудливой игрой орнамента. Ольга, желая рассеять наши опасения, объяснила; «Отличить ядовитую змею от ужа можно по хвосту, хвост у первой толще, он как бы обрублен, У неядовитой змеи, ужа или полоза кончик хвоста тонкий». Мы понимали, что здесь не до шуток, но поди разбери этих тварей, если из-под камня выползает сначала голова, а не хвост! Поэтому у меня на суше всегда был в руке проволочный крюк, а в воде я стремился держаться подальше от мелькавших поблизости отнюдь не рыбьих хвостов.

Сгоняя ящериц, спасающихся от жары на колючках, испугав пауков и кузнечиков, отшвырнув на всякий случай пару ужей, добираешься к воде. Выход из горла залива Бековича не очень широк, но, перегороженный столбами и сетью, он выглядел как-то внушительно. Разведочный заплыв — надо обследовать сети у дна.

Погружаюсь с аквалангом — это надежнее, чем с маской и трубкой. Песчано-ракушечное дно полого уходит в глубину, водорослей нет, на границе залива и открытого моря волны срывают растительность. Хорошо виден нижний край сети — объект наших забот. Грузила надежно притягивают их ко дну, основания столбов не размыты. С моей сторона дно бухты плоское, в глубине залива видны кусты хары. Между кустами норы раков, иногда появляются их острые мордочки с шариками-глазками и длинные шевелящиеся усы. Раки то высовываются из нор, опираясь на грунт лапами-ходулями, то пятятся назад, подгребая клешнями. Раки как раки, ничуть не морские, иногда даже кажется, что наблюдаешь за ними в подмосковном озере у станции Косино.