- Ну, что ж, - кивнул головой Зайцев, - вы меня убедили! Возможно, так и нужно…

- В таком случае, мой друг, - сказал с торжеством в голосе Скуратовский, - давай-ка запишем, как раскаивался в своих ошибках Туклерс.

Зайцев склонился над листом бумаги и стал писать о том, как Туклерс осуждал американский империализм, как он разочарованно отзывался о западной демократии, словом, бывший антисоветчик стал медленно, но неуклонно, выходить на правильный путь честного советского гражданина…

- Он даже сказал, что социализм, возможно, единственный путь развития, - снова соврал Иван.

- Погоди, это не пиши, - остановил его Скуратовский. - А то получится, что он слишком уж рьяно стал исправляться. А это не соответствует временным нормативам! Поэтому не спеши. Лучше допиши, что он все-таки сказал, что на Западе, вероятно, имеются и порядочные люди, а не одни злодеи. Что якобы простые американцы не знают, что творят во Вьетнаме их военные…Словом, нужно создать такую атмосферу и раскаяния, и некоторого колебания…Это он уже в процессе дальнейшей профилактической работы и бесед придет к правильному выводу, а пока нужно создать обстановку действительно серьезной и кропотливой работы по его переубеждению. Понял?

- Да, - ответил Иван. - Так мне записать его колебания?

- Записывай сам, без диктовки. Я думаю, ты не хуже меня представляешь, как это делается.

Зайцев наклонился и стал быстро писать.

- Ну, вот и хорошо, - сказал Скуратовский, когда Иван завершил свою работу и передал ему последний листок. - А теперь перейдем к Балкайтису. Как там у нас идут дела?

- С Балкайтисом мне не удалось побеседовать, - ответил Зайцев. - Я не мог найти на это времени из-за художественной самодеятельности…

- Ну, что ж поделаешь, - вздохнул Скуратовский. - Тогда займемся им в другой раз. А сейчас желаю тебе успешного выступления в концерте!

…На вечерней поверке, накануне торжественного события, командир роты объявил о том, что воины будут выступать перед жюри в клубе как раз перед обедом, в час дня.

- Я сам уговорил полковника Прохорова, - похвастался Розенфельд, - чтобы он поставил нас предпоследними. За нами будет только техническая рота. А это не конкуренты! Наоборот, в сравнении с ними мы будем выглядеть как небо и земля!

Далее он рассказал о том, что хозяйственная рота всегда была образцом в умении организовывать концерты.

- Смотрите, не подведите роту и на этот раз! - воскликнул Розенфельд. - Если хорошо выступите - поощрю, плохо - пеняйте на себя!

На следующий день, ровно в половине первого, все участники художественной самодеятельности из хозроты встретились за кулисами зрительного зала.

- Что-то тихо, - пробормотал Зайцев, глядя на Шорника. - Неужели другие роты еще не выступали?

- Наоборот, уже выступили, - ответил тот. - Вон, спроси Таманского, он тут с самого утра сидит…

- Вася, разве они уже закончили? - спросил Зайцев.

- Знаешь, они так быстро выступили, что я даже не успел опомниться! - сказал Таманский. - Правда, я пришел, когда первая учебная рота уже кончала. Но если они начали в десять, все их выступление продолжалось не больше двадцати минут. Второй роте потребовалось всего пятнадцать минут…Что же касается кабельных и радиомонтажных рот, то хотя некоторые из них и затянули свои концерты на тридцать минут, смотреть там было нечего!

- В каком смысле? - спросил Зайцев.

- Да в том, что и литмонтаж и хор у них были какие-то бестолковые. Все они читали стихи по бумажке, путались в словах во время исполнения песни…Сбивались. Один раз кто-то даже уронил бумажку и чуть не сорвал выступление…

- А как учебные роты?

- Я видел только вторую. Ну, в общем, они подготовились хуже нас. Спешили. Стихи тоже читали в открытую по бумажке. А литмонтаж у них вообще был об Октябрьской революции…

- Ну, и хорошо, - улыбнулся Шорник. - Значит, мы можем вполне занять первое место, если, конечно, никто не подведет! - И он поднял кулак, потрясая им перед «молодыми» солдатами. - Смотрите, чтобы старались!

В это время за кулисами появился Розенфельд.

- Готовьтесь, ребята! - решительно сказал он.

- Но ведь еще без пятнадцати минут! - заныл Середов. - Мы еще не подготовились!

- Ничего! Мы всегда готовы выступать! - громко сказал Шорник. - Без пятнадцати, так без пятнадцати!

- Видите ли, члены жюри вернулись с обеда и требуют, чтобы мы начинали, - промолвил Розенфельд. - Давайте объявлять номера! - Он махнул рукой Зайцеву. - Шуруй на сцену!

Иван выскочил из-за кулис на ярко освещенную площадку и подошел к микрофону. - Товарищи! - обратился он к залу, стараясь не глядеть на передние ряды. - Сейчас перед вами выступит коллектив хозяйственной роты с небольшим концертом, посвященным годовщине Советской Армии!

Послышались «жидкие» аплодисменты.

Зайцев посмотрел перед собой и увидел сидевших посреди первого ряда работников Политотдела. Слева и справа от них разместились командиры всех участвовавших в конкурсе подразделений. Несколько особняком от офицеров расположился майор Скуратовский. Его отделяли от остальных три пустовавших стула. Казалось, что маленький майор, поблескивая своими черными глазами, инспектировал самих членов жюри, ибо это подчеркивали и его поза и величественные жесты.

- Первым номером концерта, - объявил Зайцев, - будет выступление ротного хора с песней «Непобедимая и легендарная…»!

Занавес раскрылся, и перед зрителями предстали три шеренги солдат по восемь человек в каждой. Первая шеренга сидела на длинной скамье, вторая стояла сзади, а третья возвышалась над стоявшими, благодаря специальной толстой доске, которую воины своевременно притащили на сцену.

Балкайтис встал со скамьи, уступив свое место Зайцеву, подошел поближе к микрофону, повернулся спиной к залу и встряхнул аккордеон. Заиграла музыка - аккордеон и пианино (Балкайтису аккомпанировал на пианино Кикилас, сидевший на стуле в самом углу сцены) - и воины запели!

Надо сказать, что они в самом деле старались! Никто не сбился, ни разу не сфальшивил! И слова песни, и припев были исполнены безупречно

Как только музыка смолкла, члены жюри энергично захлопали.

- Бис! - крикнул Прохоров. - Еще что-нибудь дайте!

- Товарищи! - объявил Зайцев, выйдя к микрофону. - Поскольку вы желаете послушать еще одну песню нашего хора, мы исполним для вас произведение «Не плачь, девчонка…»!

Вновь раздались аплодисменты.

И с этой песней хозяйственники успешно справились.

- Молодцы! - кричал из зрительного зала Розенфельд, когда его подопечные покидали сцену. - Так держать!

После выступления хора Зайцев объявил литературный монтаж. Пока он говорил с залом, воины стремительно маневрировали на сцене, строясь в два ряда, и когда раздвинулся занавес, они уже были готовы к новому испытанию.

Зайцев опять присоединился к товарищам и первым зачитал свое четверостишие.

Здесь тоже все прошло почти безупречно, и, если бы не чихнул рядовой Родионов, литмонтаж получил бы наивысший балл. Хотя, впрочем, жюри не особенно разочаровалось, благодаря впечатлению, произведенному ротным хором.

Публика внимательно выслушала и игру Берзониса на пианино, исполнившего небольшое произведение Бетховена. Зайцев смотрел в это время из-за кулис в зал и видел, как зажмурились от удовольствия Прохоров и Обалдуйский. Коннов, как всегда, «клевал» носом.

После того как Берзонис откланялся и под аплодисменты зрителей - членов жюри - покинул сцену, Зайцев быстро выскочил из-за кулис и громко крикнул в микрофон: - Отрывок из поэмы Маяковского «Владимир Ильич Ленин»! Читает ефрейтор Зайцев!

От резких, неожиданных звуков Коннов вдруг подскочил и тупо уставился на сцену!

- Время, начинаю про Ленина рассказ,

Но не потому, что горя нету более…, - продекламировал Зайцев и прислушался к собственному голосу. Вроде бы нормально! Страх перед жюри стал постепенно проходить. В душе воцарились спокойствие и легкость.