— Так вот он какой, Зума! — сказала женщина.
— Его имя начинается с «к», — сказал Падди.
— Зума, Рыжий только о вас и говорит, — сказала женщина.
— Мы загораживаем дорогу, — сказал Падди и, взяв Кзуму за руку, отвел в сторону. Они прошли чуть дальше по улице и свернули в переулок.
— Вот где я живу, — сказал Падди.
— Пригласи его к нам, Рыжий, — сказала женщина.
— А это мысль! — обрадовался Падди. — Пошли с нами, Зума, поужинаешь у нас. Ладно?
— Нет, — сказал Кзума.
— Пошли, пошли, — не отступался Падди и чуть ли не силой впихнул Кзуму в лифт.
Они вышли из лифта и вслед за женщиной прошли в квартиру.
Кзума озирался по сторонам: ему никогда не доводилось бывать в таких квартирах. Очага, похоже, тут нет, а в комнате все равно тепло.
— Садитесь, Зума, — сказала женщина.
Кзума примостился на краешке стула. Женщина сняла пальто и ушла в другую комнату, Падди раскинулся на кушетке.
Женщина вернулась с тремя бокалами.
— Это вас сразу согреет, — сказала она, протягивая Кзуме бокал.
Падди поднял бокал:
— За Зуму, лучшего из горняков!
— За Зуму! — вторила ему женщина.
Падди и Ди осушили бокалы. А Кзума никак не решался выпить свой. Ему казалось, что он все еще держит руку женщины в своей руке. Такую маленькую, нежную. Какая она красивая, эта Ди, — глаза радуются смотреть на нее, но он не хотел на нее смотреть.
— Выпейте, Зума, — сказала женщина.
Вино согрело Кзуму. Ди забрала у Кзумы пустой бокал, включила радио.
— Ужин готов, — обратилась она к Падди. — Поставь еду на сервировочный столик и вези сюда.
Падди вышел.
Теперь мне понятно, чего хочет Элиза, но такой жизнью нам не жить. Экая дурость думать, что это возможно. Кзума оглядел комнату. Красивая комната, спору нет: на полу ковер, книги, радиоприемник. Полно всяких замечательных вещей. Красиво, очень красиво, но все это не для нас. И дурость, ох какая дурость, тянуться за белыми. Пить вино, держать на столе бутылку, не опасаясь, что, того и гляди, нагрянет полиция, — да кто позволит черным так жить? И может ли Элиза походить на женщину Рыжего?
Ди заметила, что он разглядывает комнату.
— Вам нравится?
— Что? — Кзума не сразу вернулся к действительности.
— Я о комнате спрашиваю, — ответила Ди.
— Очень, — сказал Кзума.
Ди участливо смотрела на Кзуму, на щеках ее, когда она улыбнулась, заиграли ямочки — точь-в-точь такие, как у Элизы. По тому, как Ди смотрела на него, Кзуме стало ясно, что она разгадала его мысли, и он отвел глаза.
— Рыжий хочет, чтобы вы с ним были друзьями, — сказала Ди.
И снова Кзума поглядел на нее. И снова подумал: а ведь она догадывается о том, что творится у него на душе. Кзума глядел на Ди и видел, как лицо ее осветила улыбка.
— Он белый, — сказал Кзума.
Улыбка погасла, глаза Ди погрустнели. Кзума вдруг ощутил жалость к Ди и опешил: пожалеть белую женщину, такого он сам от себя не ожидал.
— И значит, нам не быть друзьями?.. — сказала она.
Падди прикатил столик с ужином. Кзума чувствовал себя неловко, но Падди и Ди разговаривали так, будто ничего не замечали, и вскоре Кзума перестал стесняться и принялся за еду.
Покончив с едой, они выпили еще вина. Кзума и Падди разговаривали о руднике, припоминали всякие забавные истории, от души смеялись. Временами Кзума забывал, что его собеседники белые, и сам заговаривал с Ди. Потом Падди убрал тарелки.
И тут Кзуму потянуло рассказать Ди об Элизе, но он не знал, как к этому подступиться. Ди предложила ему сигарету, закурила и сама. Элиза тоже курила. Кзума поглядел на Ди и улыбнулся.
— Чему вы улыбаетесь?
— Моя девушка тоже курит.
— А что тут плохого?
Кзума ничего не ответил.
— Как зовут вашу девушку?
— Элиза.
Самое время рассказать ей об Элизе, но он не мог выдавить из себя ни слова.
— Рассказывайте, — сказала Ди.
— О чем?
— О том, о чем вам давно хочется мне рассказать. Скоро вернется Рыжий, а я знаю, что вам не хочется откровенничать при нем.
— А вы, похоже, все знаете?
— Нет… Но это я знаю точно. Рассказывайте.
— Вы славная, — сказал Кзума.
— Спасибо. Я желаю вам добра. Рассказывайте.
— Моя девушка — учительница, и ей хочется быть такой, как белые женщины. Жить в похожей квартире, одеваться, как вы, и заниматься тем же, а что это, как не дурость: ведь такая жизнь не для черных. Но она не может ничего с собой поделать, и от этого ей плохо.
— А вам?
— Ну а мне, мне тоже плохо, потому что она и хочет и не хочет меня разом, и это тоже от дурости.
— Нет, это не от дурости, Кзума.
— Но она же не может быть такой, как вы.
— А разве душа у нас не одинаковая?
— Нет, и поэтому для меня существует только мой народ.
— Вы не правы, Зума.
— Нет, я прав, от этого никуда не уйти, а добрыми пожеланиями ничего не добьешься.
— Послушайте, Зума, я белая, а ваша девушка черная, но в душе мы одинаковые. Ей нужно то же, что и мне, и мне — то же, что и ей. В душе мы с вашей Элизой ничем не отличаемся, правда, Зума?
— Быть такого не может.
— Может, Зума, в душе мы все одинаковые. Что у черной, что у белой девушки душа одна и та же.
— Одна и та же?
— Да.
— Вы ошибаетесь.
— Нет, я права. Зума, я знаю, что это так.
— Быть такого не может.
— Может, и хоть вы мне и не верите, тем не менее я права.
В комнату вошел Падди, Кзума поглядел на Ди и встал.
— Мне пора, — сказал он.
— Ты чего поднялся, Зума? — сказал Падди. — Посиди еще.
— Ладно, идите, Зума, — сказала Ди.
— Ну как, нравится тебе моя девчонка? — спросил Падди.
— Она славная, Рыжий, вам с ней повезло, — сказал Кзума.
— Я тебя провожу, — предложил Падди.
Ди взяла Кзуму за руку, поглядела в глаза, улыбнулась.
— Я права, Зума.
— Возможно, но я с вами не согласен. — И он пошел за Падди к лифту.
Падди вернулся, не спеша притворил дверь. Ди наблюдала за ним. Он подошел к кушетке, потянул Ди за руку, усадил рядом, обнял за плечи. Они посидели молча.
— Что ты думаешь о Зуме? — спросил наконец Падди.
— Что о нем думать — горняк как горняк.
— Да нет, Зума парень в своем роде замечательный.
— Может, парень он и замечательный, но пока твой Зума еще не человек, а горняк, и только. Девушка его, она уже человек, и поэтому ему ее не понять. Ему не понять, почему ей нужны те же вещи, что и мне, но у меня они есть, а у нее их нет. И в другом ты не прав, Рыжий, ты считаешь, что Зума тебя не любит, а на самом деле вы живете в разных мирах.
— Что за чушь, Ди?
— Ты сам должен в этом разобраться.
— Да Зума точно такой же человек, как я.
— Нет, Рыжий, он смиряется с тем, с чем ты никогда бы не смирился. Вот почему, хотя и не только поэтому, он так нравится белым. На него можно положиться, чего никак не скажешь о старшом Криса, Йоханнесе.
— Мне кажется, ты ошибаешься, Ди.
Ди горько усмехнулась.
— Как же, как же, Рыжий, я знаю, «при всем при том, при всем при том судите не по платью»… И я сужу не по платью, не думай, но, по-моему, человеком можно назвать только того, кто умеет постоять за себя. А твоему горняку ничего подобного просто в голову не приходит. И хотя в душе его смятение и замешательство, он принимает все как должное. Он человек — кто спорит? Он говорит, ест, любит, думает, тоскует, но и только.
— Нет, в нем есть и гордость, и независимость.
— Они есть и у животных, Рыжий. Человек в твоем Зуме еще не пробудился, вот почему он такой красивый, сильный и гордый, и вот почему тебе видится в нем африканец будущего. Но тут ты жестоко ошибаешься.
Лицо Падди омрачилось. Долгое время они молчали, потом Ди встала и ушла на кухню.
— Ты все усложняешь, Ди, — крикнул ей вслед Рыжий. — Послушать тебя, так кажется, что у нас нет никакой надежды.