Капитан. А я без вас знаю, какие у меня взводы.

Лопухов. Виноват… не буду.

Капитан (увидел Шадрина). А-а, Шадрин… Тебе вышел отпуск домой на побывку. Мною подписан приказ…

Шадрин. Покорнейше благодарю, господин капитан. (Вытянулся. Под ноги ему из-под шинели упала газета, он этого не заметил, но заметил капитан.)

Капитан. Подымай газету!

Шадрин поднял.

Дай мне.

Шадрин дает.

У кого есть фонарь? Ни у кого нет фонаря? (Подал Шадрину фонарь.) Зажги мой.

Шадрин зажег.

Посвети. (Читает.) Так… в моем полку большевистская зараза? (Шадрину.) Отвечать!

Шадрин. Так точно.

Капитан. А ты знаешь, что Ленин куплен немцами?

Шадрин. Не могу знать.

Капитан. Кто ты такой, Шадрин?

Шадрин. Я есть рядовой солдат доблестной русской армии.

Капитан. И ты перед лицом врага читаешь эту крамолу?

Шадрин. Так точно.

Капитан. Был тебе отпуск, Шадрин, а теперь я его отставляю.

Удар снаряда в окоп. Огонь. Тьма. Черный дым. Тишина. Обломки окопа. Из-под обломков выбирается Шадрин.

Второй солдат. Капитана убило. Наповал.

Шадрин. Ну что, отменил, господин капитан?

Канонада.

В петербургском доме миллионера Сибирцева в канун первого дня Великой пролетарской революции. Гостиная. Катя и Надя ищут кота.

Катя. Где же этот дьявол Японец? Все в доме ходуном ходит. Может, он на проспект убежал?

Надя. Тебе горя мало, а меня за этого кота старуха из дому выгонит. Он ведь кот не наш — турецкий. Ищи!

Катя. Коты, иконы… Одурели все!

Входит Варвара Ивановна.

Варвара Ивановна. Катя, приведи сюда дворника.

Катя. Слушаюсь. (Уходит.)

Варвара Ивановна (Наде). Вы что здесь, милая, ходите?

Надя. Кота ищу.

Варвара Ивановна. Плохо отвечаете, милая. Вы шестой месяц в доме, пора очиститься от деревенщины. Что же вы молчите?

Надя. А я уж не знаю, что мне говорить. Мне Елизавета Никитишна приказала кота им…

Варвара Ивановна. Как вы не понимаете, это же отвратительное слово — «кот»… Что же вы молчите?

Надя. Я уж и не знаю, как их назвать. Они не кошки… Японцем их Елизавета Никитишна кличет.

Варвара Ивановна. Елизавета Никитишна — старая дура, и вы ее стоите. Дайте отдохнуть. Что же вы стоите?

Надя уходит.

Ничего не понимаю. Когда это все пройдет?

Входит Катя.

Катя. Я его сюда привела.

Варвара Ивановна. Кого?

Катя. Дворника.

Варвара Ивановна. Пусть подождет. Постойте, Катя… Ваша эта родственница… кто она вам?

Катя. Свойственница, братнина жена.

Варвара Ивановна. Она очень глупая?

Катя. Не знаю, барыня… Незаметно было.

Варвара Ивановна. Мы ее взяли для бабушки Лизы из человеколюбия, по вашей просьбе…

Катя. Век будем вас благодарить, милая барыня.

Варвара Ивановна. Муж на фронте. Брат мой Василий тоже страдает на передовых позициях.

Катя. У них в полку и служит наш Иван… солдат Шадрин. Помните, как он по мобилизации в Гатчину прибыл и тоже по моей просьбе был взят в полк вашим братом.

Варвара Ивановна. А я это даже забыла. Вот видите сами, сколько мы сделали для вас.

Катя. Век будем благодарить.

Варвара Ивановна. Но она… эта ваша… жена вашего солдата, очень глупа. Вы не думаете?

Катя. Темновата она, правда… серая еще…

Варвара Ивановна. Вспомнила. Ведите дворника скорее.

Катя. Сию минуту. (Уходит.)

Немедленно входят Ефим и Катя.

Катя. Я свободна?

Варвара Ивановна. Да, милая.

Катя уходит.

Здравствуй, Ефим. Закрой дверь. Ты узнал, кто у Кати бывает?

Ефим. Узнал, ваше степенство.

Варвара Ивановна. Кто?

Ефим. Социал-демократ.

Варвара Ивановна. Глупо отвечаешь. Я в этом ничего не понимаю. Он висельник?

Ефим. Вполне подходит. Социал-демократ, большевик, ваше степенство.

Варвара Ивановна. Как же ты, Ефим, пускаешь к нам в дом большевика?

Ефим. Он за Катериной ухаживание имеет, ваше степенство. Ухажер он ей, хоть и большевик.

Варвара Ивановна. Ефим, тебе нужны деньги? Скажи, тебе говорил Захар Захарович: «Бери безработных полицейских»?

Ефим. Теперь, ваше степенство, шар земной из оси вышел. Полицейские, ваше степенство, его в ось вправить не смогут.

Варвара Ивановна. Ефим, ты пьян?

Ефим. Никогда, ваше степенство. Готов положить голову за своих благодетелей, но умом своим, какой бог послал, располагаю так, что теперь ни деньги, ни полицейские не помогут.

Входит Виталик.

Виталик. Мама, какой ужас! Мы не едем в балет! Сегодня дают «Дочь фараона»[4], и мы не можем ехать. (Дворнику.) Слушайте, Тимофей, почему нельзя ехать?

Ефим. Я не Тимофей, а Ефим.

Виталик. Это все равно. Почему нельзя ехать, спрашиваю?

Ефим. На мостах чья власть? Неизвестно. На мостах всех перенимают. Автомобиль отнять могут, очень просто.

Варвара Ивановна. Спасибо, Ефим. Тебе я верю, ступай… но если тебе будут нужны деньги — сколько угодно, — отпущу сама.

Ефим. Соображу, ваше степенство. Растроган доверием вашим. (Кланяется и уходит.)

Виталик. Мама, чем вы удручены? Я понимаю — папа… В конце концов, он миллионер, ему принадлежит часть России.

Варвара Ивановна. Виталик, ты все еще мальчик.

Виталик. Мама, поймите, что революция — это болезнь. Под влиянием солнечных пятен заболевает масса людей, и они начинают делать революцию. Потом пятна на солнце исчезают, и революция проходит. Неужели вы этого не знаете? Это знает даже Керенский. Но он молчит, потому что хочет сделаться Наполеоном.

Варвара Ивановна. Но почему на нас не влияют солнечные пятна?

Виталик. Потому что мы лучше питаемся. Это же физика.

Входит бабушка Лиза, затем — Катя и Надя.

Бабушка Лиза, мы все ищем Японца. Его ищут Катя, Надя, Савелий, мисс Фиш, мой Фортунато.

Бабушка. Благодарю тебя, Витенька… Ты добрый мальчик, хотя достаточно ветреный… Не так вас воспитали, не так… (Варваре Ивановне). Вы, Варенька, конечно, предпочли бы не внимать голосу отвратительной, больной, забытой старухи. Я вас понимаю, у меня тоже была свекровь, я ее тоже презирала, но что делать! Я все еще дышу, и немалая часть моего состояния сделала благополучие нашей фамилии.

Варвара Ивановна. Елизавета Никитишна…

Бабушка. Вы можете гнать мою горничную из ваших комнат, это ваше право, но преследовать моих кошек я не позволю, как хотите…