— Гагарин!

ОН БЫЛ ДЛЯ НЕБА СОЗДАН

Каждый день в училище стал для Юры удивительно интересен. Особенно нравились уроки подполковника Коднера. О жизни Циолковского, Чаплыгина, Жуковского, их вкладе в развитие мировой авиации он рассказывал так, словно сам был рядом с ними, наблюдал как рождались замечательные открытия. Тема «Звуковой барьер» превращалась в поэму о том, сколь тернист и прекрасен путь тех, кто безоглядно посвятил себя покорению неба. Юрий Гагарин старательно записывает в тетрадь лекцию Коднера. И никто из его товарищей, что сидели рядом за столами, и не думал, конечно, что он первым увидит бушующее пламя на обшивке собственного космического корабля.

Но пока ему поскорее хотелось взглянуть на МиГ поближе. Все чаще, когда те со свистом проносились над их головами, появлялась тревожная мысль: «Получится ли у меня на реактивном, смогу ли?» Однажды он проходил мимо чужого класса и, увидев в приоткрытую дверь макет МиГа, вошел, сел в кабину реактивного самолета, пристегнулся ремнями, посмотрел на приборную доску и ахнул от удивления: такого количества приборов, различных рычагов, кранов, кнопок, регуляторов ему, пожалуй, не запомнить. Да, это не старушка «ноль шесть»! На следующий день он опять пришел в этот класс. Сел в машину, пристегнулся ремнями, спокойней стал рассматривать оборудование кабины… За этим занятием и застал Гагарина случайно заглянувший в дверь подполковник Коднер. Юрий был так увлечен, что не заметил преподавателя. Коднер осторожно прикрыл дверь, отошел, тихо ступая на носки. Подумал: «Этот парень прямо-таки создан для неба. Ишь, как стремится в воздух!»

Так проходил день за днем.

А за старинными стенами училища дышал город, в котором жила самая прекрасная из всех девушек — Валя Горячева, и завтра они с Юрой Дергуновым пойдут к ней в гости.

На следующий день все училище вышло на лыжный кросс. Гагарин коротко изложил другу план на весь этот счастливый день:

— Значит, так. Жмем на все четыре лыжни и всеми четырьмя ногами, чтобы первыми выйти к финишу, и сразу же идем на улицу Чичерина…

— В лыжных костюмах? — засомневался Дергунов.

— Не беда, объясним ситуацию: мол, так и так…

— Голодные? Ведь без обеда же останемся, — упорствовал Дергунов.

— Не умрем…

Дверь отворила Валя. Лицо полыхнуло румянцем, глаза засияли. Провела их в комнату, представила:

— Папа, это мои товарищи, Юра и еще Юра.

Юры стукнули каблуками:

— Юрий Гагарин.

— Юрий Дергунов.

— А я — Иван Степанович, — улыбнулся приветливо. — Милости просим к столу. Только что беляши испек.

— Знаете, папа ведь повар. И никто из всех женщин в нашей семье беляши так вкусно не печет.

На большом круглом столе пыхтел самовар. Похожая на Валю, только много старше, женщина, в накинутом на плечи пуховом платке, расставляла на белой скатерти вазочки с пахучим вареньем.

Пока Валя знакомила их с матерью, на столе появились грузди, домашнего посола капуста, огурцы, и отец скомандовал:

— За стол, ребятки, пока не остыли беляши-то! В самый раз и подоспели!

И спросил:

— Что-то вы одеты налегке, не замерзли?

— Мы сразу после лыжного кросса. Замерзнуть не замерзли, но чаю выпьем с удовольствием. — Юра Дергунов держался так, словно бывал в этом доме не раз.

Оба Юрия беляшей, не вокзальных, а домашних, пахучих, сочных, еще отродясь не ели. Они и не замечали, как таяла во рту вперемежку с груздями такая царская еда. Скоро тарелка была пустая. Отец принес еще. Тогда и не выдержал Юра Дергунов:

— Вот бы Колосова сюда. А то понес наши лыжи… Объеденье же! Спасибо, мы сыты на всю неделю.

Иван Степанович признательно на них посмотрел. Домашние давно привыкли к его мастерству: ели беляши молча, как должное. А вот ребята сразу и оценили, что к чему.

— В другой раз и Колосова прихватите с собой. Валя-то у нас на беляши не мастерица, а пельмени делает получше меня…

Валя включила проигрыватель:

— Это моя любимая пластинка.

Томительно прекрасная мелодия заполнила комнату. Все трое молчали, плененные ею. А когда музыка кончилась, Гагарин снял пластинку с диска и прочитал: «Григ. «Пэр Гюнт», «Песня Сольвейг», «Танец Анитры».

— Чудесная музыка. Где вы взяли эту пластинку?

— Мне подарили в день рождения. Я слушаю ее почти каждый день. Нравится. Очень… — зарделась вдруг, будто призналась ему в чем-то тайном, сокровенном.

Долго вспоминали они в казарме по-матерински уютный дом. Много позже, когда по радио передавали концерт для полярников, дрейфующих на станции «Северный полюс-4», оба прислушались и тотчас взглянули друг на друга:

— Узнаешь?

— Конечно. Валина пластинка.

А в тот вечер Юра Гагарин упорно нажимал ногу товарищу, намекая: пора, мол, и честь знать. А он все не хотел уходить из дома, полного доброй женской ласки, хлебосолья.

Гагарин поднялся и пошел на кухню проститься с родителями Вали.

— Спасибо за беляши, за чай.

Возвращаясь в училище, они опять устроили пробежку, чтобы не замерзнуть в своих лыжных костюмах. И только у самых ворот Юрий Дергунов сказал неожиданно:

— Смотри, Юрка, если ты не влюбишься в Валю, так я сам..

Гагарин отшутился:

— Вот как! Больше не видеть тебе беляшей… А ведь в следующий раз, слышал, обещали пельмени…

ЮРИЙ И ВАЛЕНТИНА

Чуть забрезжил тусклый рассвет — Валин отец разбудил дочь и жену:

— Одевайтесь, засони..

Уж какие там засони — еще вчера Валя допоздна мыла полы, стирала. Все делала споро, от того, что в душе таила радость — придет же, наверное, Юра и в это воскресенье, хоть и сказал неопределенно:

— Увидимся скоро. Как выдастся свободный денек, так и нагрянем. Можно?

Она утвердительно кивнула, плавно повела плечами, теребя густую косу. Ответила с достоинством радушной, хлебосольной хозяйки дома:

— Приходите. Будут пельмени. И Толю своего, который вас сегодня выручил, непременно приводите…

Подозрительным показалось вчера отцу чрезмерное усердие дочки. И пыль-то ока вытирала со всех шкафов и шкафчиков, а занавеси, совсем вроде бы чистые, быстренько сняла и выстирала, и подушки выколачивала на улице. Поэтому загодя купил мясо на фарш.

Любил отец воскресным утром почаевничать в семье. Но сегодня они с матерью отправились в гости.

Валя разделывала тесто маленькой рюмкой, и пельмени получались такими крошечными, что отец не выдержал, сказал с порога:

— Эдак ты будешь лепить их до самого вечера…

— Ничего. Зато красивы, как на подбор.

Раздался стук в дверь и веселый звонкий голос на пороге спросил: «Здравствуйте! Валя дома?»

Екнуло радостно сердце. Только и успела убрать со лба выбившуюся прядь. Такой он и увидел ее: в фартуке, руки в тесте. И милей, красивей показалась она в это утро, чем в праздничном платье на вечере.

Подумалось впервые: «Если женюсь, так на ней или похожей на нее. Чтобы приходил с аэродрома — а на столе щи дымятся, пельмени сделаны. И по дому малышня ползает. Не меньше троих. Девчонки, мальчики. И даже пусть ревут на все лады. Тоже хорошо. Весело чтобы жизнь катилась…»

Уловив, что пришел вроде бы рановато, сказал, извиняясь:

— Видите ли, Валя, товарищи мои сегодня немножко проштрафились. И увольнительная у них сорвалась. Юра даже будет полы по этому случаю драить в казарме.

— Что ж он натворил? — с испугом всплеснула руками.

— Это маленькая военная тайна. Пусть Юра расскажет сам. Ничего страшного, успокойтесь.

— Чего же я держу вас на пороге-то, — спохватилась Валя и стала задвигать в стол тесто, фарш, словно бы стесняясь того дела, за которым он ее застал.

— А знаете. Валя, — предложил он неожиданно для нее, а может, и для себя, — давайте вдвоем поработаем. Идет?

Она повязала ему поверх гимнастерки полотенце и стала показывать, как лепят пельмени. Он старательно повторял за ней. Но рядом с Валиными его пельмени были так неуклюжи, что он сдвинул их в сторонку и растерянно сознался: