Однажды в июле уже почти в конце дня Мэтью случилось возвращаться с реки вслед за Алидой. Сгибаясь под тяжестью большого ведра, девочка поднималась вверх по склону холма, мимо участка отца к своему фургону. Разработки опустели: старатели закончили свою работу; Стейна тоже нигде не было видно. Только маленький Даниэль все еще трудился, его худенькая фигурка сновала взад-вперед с небольшим ведерком от края участка к сортировочному столу. Алида окликнула его и пошла дальше к фургону.

Темнота в Грикваленде наступала быстро, сумерки уже сгустились, и Мэтью пришлось напрягать зрение, чтобы разглядеть фигуру Алиды на холме. Вдруг он услышал сдавленный крик Даниэля. Мальчик споткнулся о лопату и упал на самый край разработки. Послышался шуршащий звук осыпающейся земли, и в потоке песка и камней Даниэль исчез в яме.

Мэтью подбежал к этому месту и заглянул в провал. На глубине двадцати футов полузасыпанный мальчик отчаянно пытался выбраться из завала, но стенка продолжала осыпаться, и лавина земли скрыла его. Грубые ступени, которые Стейн прорубил в одном углу ямы, разрушились. Мэтью прыгнул вниз, скользя по крутому краю. Он энергично начал разгребать землю в том месте, где скрылась голова Даниэля, и наконец вытащил задыхающегося, едва живого мальчика. Тем временем камни и земля продолжали сыпаться сверху, оставляя ушибы и царапины на их телах, но скоро, к счастью, этот оползень прекратился, и Мэтью смог перевести дух.

Он стоял в яме и смотрел вверх на темное ночное небо. Стены были значительно выше его роста, а их рыхлость и отсутствие какого-либо инструмента не давали возможности самим выбраться. Над копями воцарилась тишина. Мэтью знал, что вряд ли кто-нибудь пойдет мимо — опасность свалиться в яму на пустынных участках была слишком велика. Он громко позвал на помощь, но не удивился, когда никто ему не ответил.

Мэтью осторожно обошел яму по периметру, напрягая зрение и ощупывая стенки руками в поисках освобождения из этого плена. Он обнаружил, что в том углу, где ранее были ступени, осыпавшаяся земля образовала достаточно высокий холмик. Он казался весьма ненадежным, и Мэтью громко выругался и дал себе слово никогда не ходить в сумерках без фонаря. Однако он решил, что этот непрочный подъем единственный путь наверх и у него нет другого выбора, как воспользоваться им.

Мэтью поднял Даниэля себе на плечо и очень медленно начал подниматься. Несколько раз он терял опору и соскальзывал вниз, одной рукой цепляясь на стенку, чтобы задержать падение, другой — поддерживая бесчувственное тело мальчика. Но он вновь дюйм за дюймом упрямо карабкался вверх. Наконец он достиг верхнего края, со всей осторожностью перебрался через него и отполз подальше, чтобы вновь не соскользнуть вниз, и только после этого вытянулся во весь рост на земле, тяжело переводя дух. От напряжения у него дрожало и болело все тело; одежда была порвана и вся в грязи; ссадины на лице и руках кровоточили.

Только когда его руки и ноги перестали дрожать, Мэтью встал и понес бесчувственного Даниэля к фургону Стейна.

Алида уже разожгла костер, и языки пламени освещали яркий круг перед фургоном. Мэтью сразу увидел, почему Стейн не беспокоился о своем сыне. Он был до безобразия пьян, и в тот момент, когда Мэтью подходил к фургону, Стейн со всего размаха ударил дочь по щеке, отчего девочка упала почти в костер. Стараясь спастись от огня, она задела ведро, и вода вылилась ей на платье. Заскрипев зубами от гнева, Стейн таким резким движением поднял ее на ноги, что платье у нее на груди разорвалось. Мэтью увидел, как изменилось выражение лица Стейна. Через прореху на платье была видна одна уже округлившаяся грудь, а вторая четко обрисовывалась под намокшей тканью. Когда Стейн потянулся своей похотливой рукой к этому юному телу, и Алида в испуге отпрянула, Мэтью опустил Даниэля на землю и рванулся к ним. Он подскочил прямо к Стейну и сильно ударил его в челюсть. Алида вскрикнула, и только тут Мэтью понял, какой у него был ужасный вид: весь в грязи, с запекшейся кровью на лице.

Стейн поднялся на ноги и в слепой ярости бросился на него. Мэтью уклонился и нанес еще один удар по спине Стейна, когда тот пролетел мимо.

— Посмотри, что с Даниэлем! — крикнул Мэтью Алиде. — Даниэль, Даниэль! — повторил он, указывая туда, где лежал мальчик, не зная, понимает ли девочка по-английски. Но Алида не двигалась. Она стояла, как будто приросла к земле, в ее больших серо-зеленых глазах, которые смотрели на что-то позади Мэтью, застыл ужас. Он повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Стейн неуверенными шагами двигался туда, где стояло ружье.

Мэтью двумя прыжками преодолел расстояние, отделявшее их, и с размаху свалил Стейна на землю в тот момент, когда он уже положил руку на приклад. Завязалась борьба, каждый пытался завладеть оружием. Стейн крепко вцепился в ружье, и Мэтью старался использовать свой превосходящий вес, чтобы его вырвать, но бур был поразительно силен и не сдавался, пытаясь приставить ствол к голове Мэтью. Если сейчас он выстрелит, подумал Мэтью, то размозжит мне череп.

Когда вдруг прогремел выстрел, Мэтью непроизвольно вздрогнул, но выстрел был со стороны: Вероятно, он даже на секунду закрыл глаза, потому что когда он открыл их, то увидел, как Стейн выронил ружье и медленно осел на землю. Пуля пробила ему голову. Резко выпрямившись, Мэтью услышал крик и успел заметить подол синей юбки, мелькнувшей за фургоном.

Алида вновь закричала, и сразу же послышался топот бегущих ног и крики, и вскоре целая толпа старателей окружила костер. Все они были бурами из соседних фургонов. Свирепо глядя на Мэтью, они держали ружья наготове. Буры не любили Стейна, но он был одним из них, их товарищем и соотечественником, а Мэтью иностранцем, человеком, которому нельзя доверять. Они увидели не только безжизненное тело Стейна, но и испуганную Алиду в разорванном платье и поцарапанное лицо и руки Даниэля, который сидел на земле и удивленно следил за происходящим. И они сделали ошибочный вывод.

Буры обычно вели себя очень сдержанно и не были скорыми на расправу; они, без сомнения, дали бы Мэтью возможность защитить себя, если бы в это время не появилась группа по-настоящему неуправляемых элементов. Это была толпа пьяных австралийцев; размахивая бутылками, они разнесли на весь прииск весть о необычном происшествии. Старатели волновались. Громко крича каждый на своем языке, они начали обсуждать судьбу Мэтью. Несомненно, именно австралийцы начали кричать: «Линчевать его!»

У Мэтью кружилась голова. Напрасно он старался взять себя в руки и успокоиться; все происходящее напоминало жуткий ночной кошмар. Люди толпились вокруг него, крича, толкаясь и потрясая оружием. Мэтью чувствовал, что задыхается от накала страстей и запаха немытых тел; у него сжималось горло, как если бы веревка уже сдавливала шею. Он безуспешно пытался оправдаться.

— Я не убивал его, — отчаянно кричал он. — Я только хотел помочь детям.

Но никто не слушал его; крики с требованием смерти становились все громче и настойчивее. «Линчевать его! Линчевать его!» Теперь даже сдержанные буры уже не могли противостоять общему настрою и присоединились к этому требованию.

— Вы должны выслушать меня, — голос Мэтью срывался от страха и отчаяния. — Алида, Даниэль, скажите им, что произошло на самом деле.

Но дети онемели от страха. Они прижимались друг к другу среди орущей толпы и испуганно смотрели на Мэтью.

— Нужно дерево, чтобы его повесить.

— У реки есть деревья. Тащите его туда!

Дико озираясь, Мэтью искал в толпе хоть одно дружеское лицо, хоть одного человека, кто заступился бы за него. Он увидел несколько знакомых лиц тех старателей, которые обращались к нему за помощью и которым он без особых церемоний по существу отказал.

— Помогите мне! — обратился он к ним. — Я не убивал Стайна. Это он пытался убить меня.

Но никто не заступился за него; его грубо вытолкнули из освещенного круга в темноту, и все лица вокруг стали неразличимы. «Неужели это конец?» — спрашивал он себя, под дулом ружья спускаясь с холма вниз к реке. — «Самосуд толпы — и все?» Черт возьми, он не хочет умиратъ! Не обращая внимания на оружие, Мэтью набросился на своих мучителей и сбил двоих с ног. Его тут же схватили и связали ему руки.