Я почти понял, как это произошло. В прошлом Третьей Эры какой-то карг, обладавший стандартным интеллектом, выполнял обычное задание. Непредвиденная случайность — и в результате причудливой интерференции происходит мгновенное сдвоение его временной линии. На мозговое поле одного карга накладывается поле другого. Обладая вычислительной мощью сдвоенного интеллекта, карг мгновенно оценил ситуацию, увидел бесполезность своей миссии, почерпнул энергию из энтропической паутины и вновь сотворил нелепую случайность. И был удовлетворен. Потом еще раз. И еще. И еще.

На шестнадцатом сдвоении первоначальная матрица робота не только достигла предела нагрузки, но и катастрофически превысила его. Беспредельно могущественный мозг карга, представляющий собой компьютер невообразимой мощности, впал в коматозное состояние.

Прошли годы. Первоначальный карг, ничего не помнящий о чрезвычайном происшествии, благополучно завершил задание, вернулся на базу и был списан, канул в небытие провалившегося эксперимента. И все это время деформированный мозг-гигант понемногу выздоравливал.

В один прекрасный день суперкарг проснулся.

Он тотчас же овладел новейшими способами передвижения, внедрил себя в блоки мириадов давно умерших каргов. За какую-то долю микросекунды он оценил ситуацию, вывел умозаключения и принялся претворять свои планы в жизнь. С одержимостью дезориентированного бульдозера, прокладывающего себе путь сквозь фарфоровую фабрику, деформированный суперкарг расчистил темпоральный сегмент, благоустроил часть пространства для жизни каргов и принялся оберегать и усовершенствовать устроенный таким образом искусственный темпоральный остров. Остров без жизни, без смысла.

И он основал Конечную Власть. Затем обнаружил способ извлечь пользу из людишек, которые все еще копошились около руин исконного временного ствола. Не бог в есть какую пользу, и даже не слишком существенную для Великого Плана. Просто удобство, добавочная эффективность.

И нас с Меллией отобрали для крошечной роли в судьбе, уготованной Великой Машиной для вселенной.

Мы были не единственной парой близких людей. Тысячи других пленников трудились над сортировкой энтропической ткани и сплетали шотландку пространства-времени.

Идея не была лишена откровенной простоты, хотя простота ее не спасала. Островок просуществовал бы какое-то время: миллион лет, десять миллионов, сто. Но в конце концов развитие зашло бы в тупик. Дамба рухнула бы под напором времени, нереализованного будущего в катастрофу невообразимых размеров.

Во всяком случае, мое воображение тут бессильно.

Но этого не случится, если продырявить дамбу раньше, чем будет достигнут высокий темпостатический напор.

Я находился в идеальном для этого положении.

Но сначала было необходимо определить координаты гигантского темпорального двигателя, который снабжал энергией весь механизм. Он умно спрятан. Я проследил срывающиеся тропки, тупики, затем вернулся и вновь прошел по лазам лабиринта, исключая ложные ходы и сужая поиск.

И я нашел его. Я знал, что делать. Затем снял захват и время пронизывающее поле швырнуло меня в преддверие ада.

32

На меня обрушилась какофония лязгающего и орущего города. Настойчиво взывали о внимании красочные полосы, блики и лучи света. Город ревел, грохотал, визжал. Мимо проносились бледные люди в униформе и кислородных масках, увешанные радиационными счетчиками, ускорителями метаболических реакций.

Город источал зловоние. Он чадил. Воздух обдавал жаром. Порывистый ветер гнал перед собой кучи мусора. Нахлынувшая толпа швырнула меня на женщину. Я подхватил ее, чтобы она не упала, но женщина завизжала и вырвалась из рук. Передо мной мелькнуло перекошенное под маской лицо.

Это была Меллия-Лайза.

Вселенная взорвалась, я снова сидел на стуле. Прошло меньше минуты. Карг пристально следил за приборами. Меллия напряженно застыла напротив.

И я знал первый параметр.

Мгновение спустя я снова отбыл. В лицо дул колючий морозный ветер. Я стоял на склоне высокого, заснеженного холма. А под деревьями жались друг к другу завернутые в шкуры люди. Мы пытались отыскать проход, но поиски слишком затянулись, уже давно начался сезон холодов. Теперь нас застала метель. Мы попали в ловушку, нас ждала смерть. Частью сознания я понимал это, другой частью как бы наблюдал за происходящим со стороны. Я подполз к ближайшей фигуре, закутанной в шкуры. Мальчик, не старше пятнадцати лет, белое, как воск, лицо. Льдинки на веках и ноздрях. Мертв, замерз. Я двинулся дальше. Старик, лед в бороде, на открытых глазах. И Меллия… Еще дышит. Глаза открыты. Она увидела меня, попыталась улыбнуться…

Я вернулся в кабину темпорального скачка. Два параметра.

Я вновь отбыл. Мир сомкнулся до размеров игольного ушка и расширился вновь на проселочной дороге под пыльными деревьями. Палящая жара. Во рту сухо от жажды. От неимоверной усталости ломит все тело. Я огляделся. Она молча упала и осталась лежать ничком в пыли. Усилием воли я заставил себя повернуться и проковылять дюжину шагов.

— Вставай, — сказал я. Слова прозвучали хриплым бормотанием. Я ткнул ее ногой. Она казалась поломанной куклой, которая никогда больше не откроет глаза и не заговорит.

Я присел рядом с ней, приподнял ее и смахнул пыль с лица. Сквозь полуприкрытые веки на меня смотрели глаза.

Глаза Меллии.

Я снова оказался в стерильной комнате. Карг сделал отметку в таблице и бросил взгляд на Меллию. Она неестественно сползла на край стула.

Я знал три параметра. Оставалось еще три. Рука карга шевельнулась.

— Подожди, — сказал я. — Для нее это слишком. Чего ты добиваешься? Хочешь убить ее?

Он удивленно посмотрел на меня.

— Выбор стрессовых ситуаций, мистер Рейвел, определяется условиями опыта. Поскольку моя цель заключается в выявлении силы ваших связей, то нужна максимальная разность эмоциональных потенциалов.

— Ей больше не выдержать.

— Она не чувствует никаких непосредственных физических страданий, — объяснил он с любезностью гробовщика. — Все физические ощущения испытываете вы, мистер Рейвел. Любые муки она переживает через вас. Из вторых рук, так сказать.

Он коротко улыбнулся и щелкнул тумблером.

Боль, острая и все же далекая. Я ощущал себя калекой и в то же время как бы следил за агонией извне. Моя (его) левая нога была сломана ниже колена. Перелом был тяжелым, внутренним. Осколки разбитой кости виднелись в искромсанной и опухшей плоти. Нога застряла в подъемнике тихоокеанского рудовоза. Меня высвободили, оттащили сюда и оставили умирать. Но я не мог умереть. В пустой комнате в городе меня ждала женщина. Я пришел сюда, в порт, чтобы заработать денег на еду и топливо. Опасная работа, но давали хлеб и уголь.

Я оторвал рукав плаща, перевязал ногу. Боль притупилась, ушла вглубь. Я только отдохну немного, а потом попробую идти. Умереть здесь было бы легче, но она подумает, что я бросил ее. Но сначала отдохнуть…

Слишком поздно я понял, что завлек себя в ловушку. Впустил сон, как гостя, а в открытые двери проскользнула смерть. Я представил ее лицо, как она вглядывается в дымные сумерки мегаполиса, ожидая моего возвращения. Ожидая напрасно.

Лицо Меллии.

И вновь очутился в ярко освещенной комнате. Меллия обмякла на пыточном стуле.

— Милые у тебя намерения, карг, — сказал я. — Ты вынуждаешь меня смотреть, как ее доводят до бешенства, мучают, убивают. Просто физических страданий недостаточно для твоих сенсорных датчиков. Ты не брезгуешь и духовной пыткой — предательством и растоптанной надеждой.

— Не разыгрывайте мелодраму, мистер Рейвел. Совершенно очевидно, что для настоящего опыта существенно важно возрастание признаков.

— Давай. Что там дальше?

Вместо ответа он щелкнул тумблером.

Едкий клубящийся дым, удушающее зловоние, мощные взрывы, обращенные в пыль кирпич, дерево, гудрон. Сквозь рев языков пламени доносился грохот обвалов и падающих бомб.