Изменить стиль страницы

— Погоди, — остановил его хозяин дома, — Давай хоть не на пустой живот лясы точить.

Он не спеша поднялся и потопал к пузатой печи, стоящей посередине избы. Пошарив внутри, вытащил котелок с теплой кашей, следом на свет появились мясо на сковороде и теплое молоко в крынке. Мужчина посмотрел на Бреста, прикинул про себя что-то и, вздохнув, опять полез в погреб.

Бывший охранник, почуяв запах еды, издал животом рев голодного волкодлака.

Чтобы как-то отвлечься от манящих запахов, наемник принялся разглядывать убранство. Хата была небольшая, но вместительная, в окнах вставлены стекла, а не бычьи пузыри, как у бедняков. На стене тихонько тикали часы, а два огонька от свечей едва подрагивали, тускло освещая комнату. В уголке из-за печки выглядывало блюдечко с молоком, а рядом краюха хлеба — хозяева чтили домового.

Из-за крышки погреба показалась сначала лысина Лешика, поблескивая от горящей лампы, а потом и он сам с целым караваем и корзиной яблок. Захлопнув крышку ногой, хозяин, подцепив мизинцем лампу, дотащил все до стола. Мужчины некоторое время ели молча. Брест поглощал еду со скоростью лесного пожара, а Лешик ел неторопливо, отщипывая понемногу хлеба.

— А ты неплохо живешь, друг: свечи, часы… — прочавкал наемник.

— Держу кабак в городе. Благо связи со стражниками еще со времен службы остались: они мне кой-какую защиту, а я им по дружбе новости. Иногда гуляют у меня, — прожевал хозяин, откидываясь от стола.

— Тут такое дело, Брест. — Лешик внезапно посерьезнел. — Дела твои и так паршивые, оно понятно, да только они еще хуже, чем ты ведаешь. Рубин, вокруг которого все вертится, наш барон обещал передать в дар Храму Трех. Ты в этом городе недавно, а я тут осел уже больше пяти весен, и только последний год или два тут все успокоилось. Ты думаешь барон Гжевик в городе главный? Кабы не так. Здесь давно уже всем заправляют тринники, священники церкви — вот у кого настоящая власть. И до того, как барон пошел с ними на мировую, здесь творилась настоящая резня. То тут, то там вспыхивали стычки стражников с Хранителями веры — так себя называют отряды церкви, которые решают, достаточно ли ты служишь Трем. На деле же они обычные головорезы, которые прикрываются святыми писаниями. Мир здесь очень хрупок, Брест, а если старый Гжевик не выполнит обещанного, то все может повернуться вспять.

Наемник отодвинул тарелку и шумно выдохнул, стараясь не материться слишком громко. Дело с каждым словом приобретало все более скверный оборот.

— Вот такая вот загогулина. Что делать-то собираешься? — поинтересовался друг. — Аль мне уже вещички собирать, да переезжать отсюда?

— Нет, погоди тикать. Вообще-то я и так собирался найти этот треклятый камень и того гада, что меня подставил. Теперь же появилась еще одна весомая причина сделать это. — Брест поднялся. — Слушай, я не знаю, сколько это займет времени, но надо как-то потянуть кота за яйца, чтобы церковники раньше срока не устроили в городе балаган.

Лешик кивнул:

— Сделаю. Шепну кое-кому, что камень похитила нечисть. Это отвлечет на какое-то время и баронову стражу и хранителей, пусть за собственными тенями бегают.

— Поверят? — засомневался наемник.

— Не боись, доказательств подкинем обоим, — успокоил его друг.

— Добро. Так и сделаем. Пока ты отвлекаешь толпу, я верну этот чертов камень и эту паскуду, что устроила мне и городу такой «праздник». Еще пожалеет, что не пятном на портках у бати засохла.

Лешик молча смотрел на мужчину, возвышающегося над столом, как скала. Он скалой и был, сколько соратник его помнил: высокий, могучий и упертый. После окончания последней войны с бельгетами, когда их пути разошлись, Лешик, как и многие их дружинники, осел и завел семью, а Брест почему-то ушел со службы и подался в наемники. Хозяин дома не знал, в чем там было дело, но он точно знал, что во время службы друг наемников за людей не считал из-за их продажности, а теперь сам стал одним из них.

— Послушай, у меня еще остались старые доспехи и меч. С голой задницей много не навоюешь.

Брест замотал головой:

— Ты же разумеешь, что свое оружие не отдают. Да и доспехи твои мне маловаты будут.

— Бери, — махнул рукой хозяин, доливая себе вина. — На первое время хоть так, а оружие я себе еще добуду.

— Добро, — не стал скромничать наемник.

Лешик поднялся, добрел с лампой до сундука, согнав с него спящую кошку, и подсвечивая себе тусклым светом, вытащил из него меч в ножнах, нагрудник с наручами.

— Где-то были еще поножи, — бубнил про себя мужчина, роясь в темноте.

— Хорошо ты живешь, друг, ой, хорошо, расслабленно… — протянул наемник.

— Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб так и было, — не заметил иронии бывший воин. — Сейчас не найду — темно. Ну, хоть с этим-то и то сподручнее будет, а? — он махнул рукой на кучу добра.

Брест кивнул, поблагодарив давнего друга.

— Слушай, я передержусь у тебя до утра, с рассветом уйду.

— Добре, — крякнул Лешик, захлопывая сундук, — Тогда с утра как пойдешь, не буди.

— Не буди-и, — передразнил его наемник, — иди уже, семьянин…

Лешик хмыкнул, поглаживая наметившийся от хорошей жизни животик, и бочком втиснулся в соседнюю дверь. Мужчина посмотрел вслед товарищу, что-то про себя прикинул и устроился на лавке. Полежал пару минут, плюнул и перевернулся на живот. Сон пришел быстро.

Еще затемно Брест мышкой выскользнул из дома, не потревожив его обитателей. Крадучись, наемник двигался от одной тени дома к другой. Из конюшни рядом тихо всхрапнули кони, а из стойла высунулась голова мохнатого человечка. Брест от неожиданности вздрогнул, тихо выругался и сплюнул под ноги овиннику, овинник молча погрозил маленьким кулачком и сплюнул под ноги Бресту. От такой наглости наемник вспыхнул, как порох, но лезть в драку с нечистиком себе дороже — даром, что паршивец маленький — отваляет, будь здоров. Мужчина отвернул в сторону, при всем желании двинуть в наглую ухмыляющуюся рожу.

На востоке уже начинало светлеть, и надо было успеть уйти из городка, до того как проснется в нем жизнь. Брест обогнул еще пару домов; где-то заплакал ребенок, проснулись петухи. Скрывшись в кустах, он выглянул из-за последнего дома. Решив не выходить на дорогу — за его голову была назначена слишком высокая награда для этого городка, любой мог позариться — наемник двинулся вдоль тропы, изредка треща кустами и проклиная все на свете. Каждая ветка и сук, словно нарочно, цеплялись за доспех.

— У меня к этому вору счет все растет и растет: сначала рубин, потом мои доспехи и меч, а сейчас я ему еще свои портки припишу, — ворчал Брест, — Не мое это дело, по кустам ползать. Ну, погоди, тварь, попадешься ты мне.

Выбравшись, наконец, далеко за город, наемник пригляделся, нет ли кого в округе, и облегченно вздохнув, двинулся через раскинувшееся поле в сторону упомянутой Лешиком деревеньки. 

Глава 4.

375 год от наступления Тьмы

Месяц Хлеборост

8 день

Я никогда не любила кочевую жизнь: слишком ценю уют. Но при моем ремесле мечты о домашнем очаге с мягкой периной стоило запрятать подальше и довольствоваться тем, что есть. Мне приходилось скитаться, заезжать и останавливаться в крупных городах — чем больше народу, тем меньше меня запомнят. Малые деревни бедны жителями, и все на виду, а одинокая девица привлекает внимание, просто потому, что она одинокая. Тут либо над тобой должен быть мужик, либо отец с братьями, а ежели нет ни того ни другого, значит потаскуха. Это, кстати, одна из причин моей кочевки: пара сломанных носов и в нескольких селах меня готовы были поднять на вилы. Поэтому что-что, а тикать я умею в совершенстве.

Где-то с месяц назад я со своими пожитками как всегда совершала пешую прогулку вдоль тракта в надежде найти временное пристанище. А попутно высматривала какую-никакую добычу, ибо в карманах было угрожающе пусто. Вопреки общему мнению даже хорошие воры не купаются постоянно в золоте. Те, что в рясах — досадное исключение. Эти ребята из церкви Трех никогда не бедствуют. Не покривлю душой, если скажу, что нам — честным работягам — обворовывать простой люд нет смысла. Куда проще заявиться в местную церковь и унести чашу-другую. Правда, потом в том селе лучше не задерживаться: Хранители веры долго не разбираются кто прав, а кто виноват, а запах жареного мяса в безветренную погоду может еще долго висеть над священными кострами.