40

Шерм Краудерз жил в районе, который все называли Сборным пунктом. Это была намывная коса, выпирающая в реку Киндл. В доколониальные времена на этом месте стояла французская крепость, а когда заложили город, там устроили мастерские, где дубили кожу. К середине тридцатых годов двадцатого века грузовое судоходство на реке пошло на спад, и на этой косе стали селиться состоятельные чернокожие. Вскоре Сборный пункт превратился в анклав округа Киндл, его оккупировали представители немногочисленного среднего класса чернокожих. После Второй мировой войны сюда неожиданно ринулись белые смельчаки, и Сборный пункт стал, наверное, первым в США районом, где бок о бок проживали чернокожие и белые. Позднее начался неизбежный исход в другие районы города, ставшие более привлекательными, но в самое последнее время здесь в массовом порядке покупали дома молодые белые и азиаты, вызывая досаду у старожилов, грустивших, что Сборный пункт теряет свою «уникальность».

Но для афроамериканцев этот район сохранил особое значение. Выросшие здесь помнили разговоры о прежней жизни, гольф-клубах, балах, чего в других местах чернокожие никогда себе не позволяли. Поэтому многие афроамериканцы со средствами по-прежнему не желали отсюда уезжать.

К их числу принадлежал и Шерм Краудерз. Его дом был похож на него самого. Громадный мастодонт из красного кирпича в григорианском стиле со множеством белых колонн, поддерживающих над подъездной дорожкой трехэтажную галерею.

Группа Сеннетта прибыла сюда около двенадцати. Было поздно, но Стэн с Макманисом решили продолжить работу. К этому побуждал их не только цейтнот, но и тактика, которая всегда использовалась в подобных случаях. Подозреваемых предпочтительно застигнуть врасплох дома, в кругу семьи, часто неодетыми и посеять ужас перед перспективой, что их вытащат из комфорта в тюрьму. Этому Стэн научился, работая в Вашингтоне. Он внезапно являлся к обвиняемым — чаще всего это были «белые воротнички» — и, невзирая на презумпцию невиновности, которую они имели по закону, выводил на улицу с наручниках перед ожидающими репортерами. Несмотря на решительные протесты адвокатов, включая и меня, Апелляционный суд допускал применение подобных средств устрашения, и с этим ничего нельзя было поделать.

Робби оставили в тени, а остальные подошли к парадной двери. Стоило Сеннетту коснуться дверного звонка, как в доме начался переполох. Залаяла собака, сразу в нескольких окнах зажегся свет. Вспыхнула лампа над крыльцом, и из-за тяжелой дубовой двери гулкий бас осведомился:

— Кто там?

— Судья Краудерз, это Стэн Сеннетт. Федеральный прокурор округа. Мне нужно с вами поговорить. Срочно.

— Стэн Сеннетт?

— Федеральный прокурор.

— И что у вас за срочность?

— Судья, может, не стоит будить соседей? Откройте дверь, и мы спокойно обсудим это с вами. Я прекрасно освещен. Посмотрите в «глазок» и убедитесь.

— А кто эти люди?

— Агенты ФБР. Пожалуйста, откройте дверь. Никто не причинит вам ни малейшего вреда.

Защелкали замки и запоры. На пороге появился Шерп Краудерз, показавшийся Ивон не меньшим гигантом, чем когда сидел в кресле судьи. Он был босой, в шортах и безрукавке. Глаза поблескивали, видимо, он только что выпил. В руке судья Краудерз держал хромированный пистолет.

Ивон напряглась и сменила позицию. Стоящий рядок Клевенгер расстегнул пиджак и положил руку на кобуру.

— Думаете, я вас испугался? — спросил Краудерз взвинченным тоном. — Да скорее у меня вырастут сиськи, чем я вас испугаюсь! И что за чертова срочность возникла за шесть минут до полуночи?

— Судья, — сказал Сеннетт, — потрудитесь убрать огнестрельное оружие. Так будет лучше для всех.

— Нет, черт возьми. Я этого не сделаю, потому что я у себя дома, а на часах без шести минут полночь. Группа во главе с вами предпринимает попытку вторгнуться в мой дом, и мне плевать, федеральный вы прокурор или нет. У меня есть разрешение на этот пистолет и конституционное право его применить. Потом можете это проверить. А теперь быстро говорите, что у вас, и убирайтесь.

Ивон постепенно подошла к Сеннетту и разглядела пистолет, которым размахивал Краудерз, — «беретта» двойного действия, полуавтоматическая. Когда судья на несколько секунд опустил оружие, она наконец заметила, что выбрасыватель находился вплотную к ползуну, и красной метки видно не было. Это означало, что патрон в патронник не дослан. Она прошептала Сеннетту, что пистолет к стрельбе не готов, но скорее всего заряжен. Стэн, вытянув губы, обдумывал ситуацию, после чего попросил Ивон вытащить из дипломата документ.

— Судья, это повестка. Завтра утром вас вызывают на заседание большого жюри.

Сеннетт протянул повестку Краудерзу, рассчитывая, что через мгновение, возможно, что-нибудь изменится.

— Дайте посмотреть. — Краудерз выхватил бумагу, быстро проглядел, а затем скатал ее в твердый шарик и бросил. Повестка приземлилась у невысоких тисов, которые окаймляли периметр дома. — После полуночи недействительна никакая повестка с требованием явиться куда угодно в десять утра. Вы это знаете так же, как и я. — Он зло посмотрел на Сеннетта. — Ну что, сделали свое дело? Теперь убирайтесь. — Шерм взмахнул «береттой».

Сеннетт сделал шаг вперед.

— Судья, если у вас имеются возражения относительно повестки, то вы получите ее утром в федеральном суде из рук председателя окружного суда Уинчелл. Вы это знаете так же, как и я. И учтите, ваша честь, когда вы появитесь на суде, я не думаю, что присяжные очень высоко оценят поведение судьи, который обошелся с оформленной по закону повесткой, как с мусором. — Слова «суд» и «присяжные» произвели на Шерма должное впечатление. — Судья, вас обвиняют в шантаже, вымогательстве, взяточничестве и мошенничестве с использованием почты. По моим расчетам, вам светит, по меньшей мере, восемь лет. И я, прежде чем это случится, предлагаю вам беседу. Теперь, надеюсь, вы разрешите мне войти?

— Я слышу вас прекрасно с того места, где вы находитесь. — Шерм внимательно рассмотрел каждого на веранде. По сигналу Макманиса из кустов появился Клевенгер в резиновых перчатках и положил скатанную в шарик повестку в специальный полиэтиленовый пакет. — Я ни черта не понимаю. Какой шантаж, какое взяточничество? И вообще, черт возьми, что происходит?

— Если хотите, судья, то мы воспроизведем для вас запись. Она освежит вашу память.

Сеннетт взмахнул рукой, и в полосу света выступил Робби, засунув руки глубоко в карманы. Вероятно, сейчас он чувствовал себя лучше, чем в доме Школьника, но не намного. Робби, несомненно, видел пистолет и к веранде вплотную не подошел. С него было достаточно и утреннего. Он остановился примерно в семи метрах от ступенек, убедился, что Краудерз его узнал, а затем расстегнул пиджак и рубашку.

Некоторое время Шерм молчал, затем горько улыбнулся, показав неровные прокуренные зубы. Сеннетт снова предложил воспроизвести пленку.

— Мне не нужно ничего слушать. Я прекрасно понимаю, что проделал этот подонок. — Шерм свирепо взглянул на Робби и тихо добавил: — Какой же я был дурак.

— Судья, у вас есть выбор. У нас накопилось к вам много вопросов, самый важный из которых — это куда уходили деньги после того, как попадали к вам. Мы совершенно уверены, что все они при вас не оставались. Если пожелаете сотрудничать с нами, прямо сейчас, здесь…

Краудерз замотал огромной головой.

— Вы услышите все утром от моего адвоката. А пока я вам ничего говорить не стану.

— Судья, но завтра я такое не предложу. Вы должны решиться сейчас. Иначе за защиту своих друзей вам придется заплатить большую цену.

В ответ Краудерз громко рассмеялся и положил пистолет на столик рядом с дверью. Он уже все оценил: большое жюри, суд, тюрьма…

— У меня нет друзей. И никогда не было. У меня есть жена, сестра и собака. И я никому ничего не должен и ничего ни от кого не ожидаю. Вот так обстоят дела.

— В таком случае помогите себе, — почти взмолился Сеннетт, впервые повысив голос.