(Далее Курчатов в трех разделах излагает научную оценку полученных сведений).

...IV. Полученные материалы заставляют нас по многим вопросам проблемы пересмотреть свои взгляды и установить при этом три новых для советской физики направления в работе...

Необходимо также отметить, что вся совокупность сведений материала указывает на техническую возможность решения всей проблемы в значительно более короткий срок, чем это думают наши ученые, незнакомые еще с ходом работ по этой проблеме за границей...»

Сведения от разведки шли регулярно и именно по тем вопросам, которые ставил Курчатов.

Эйзенхауэр — гость Жукова

Однажды, во время перерыва в работе Потсдамской конференции, Сталин сказал Жукову:

— Я уже вам говорил, что хотел бы поближе познакомиться с Эйзенхауэром. Пригласите его в Москву. Как вы думаете, когда удобнее это сделать?

— Мне кажется, — ответил маршал, — есть хороший предлог, пригласим его на парад физкультурников двенадцатого августа.

— Очень хорошо. Мы пошлем в Вашингтон официальное приглашение, но укажем, что Эйзенхауэр будет вашим гостем...

Жуков прилетел в Москву вместе с Эйзенхауэром на его личном самолете. Гости поселились в американском посольстве. Их было пятеро: Эйзенхауэр, генерал Клей, генерал Дейвис, сын Эйзенхауэра Джон (в качестве адъютанта) и сержант Драй, ординарец, телохранитель, камердинер, во всех этих должностях он прошел с генералом всю войну.

Дальше, мне кажется, читателям будет интересно познакомиться с впечатлениями о поездке, написанными самим Эйзенхауэром.

«Как только мы заняли секцию, предназначенную для американского посла и прибывших с ним лиц, к нам подошел генерал Антонов, чтобы сообщить, что генералиссимус Сталин приглашает меня к себе на трибуну Мавзолея, если, конечно, я пожелаю. Поскольку я был вместе с американским послом, престиж которого как представителя президента имел важное значение, то у меня появились сомнения, уместно ли мне оставить посла, чтобы самому идти к генералиссимусу. Необходимость обо всем говорить через переводчика лишала меня всякой возможности расспросить у генерала Антонова сугубо конфиденциально относительно этого предложения, и я сразу заколебался. Однако он избавил меня от дальнейшего замешательства, сообщив остальную часть приглашения Сталина, которая гласила: генералиссимус говорит, что если захотите подняться на трибуну Мавзолея к нему, то он приглашает еще двух ваших коллег. Я обернулся к послу, чтобы быстро с ним посоветоваться. Он сказал, что приглашение беспрецедентное, насколько ему известно, никогда еще ни одного иностранца не приглашали на трибуну Мавзолея. Поэтому, понимая, что этим приглашением нам оказана особая честь, я быстро ответил генералу Антонову, что очень рад приглашению и что я хотел бы, чтобы вместе со мной пошли посол и глава американской военной миссии в Москве генерал-майор Джон Дин. Я считал, что если уж речь идет о каком-то местном престиже, то для посла и его помощника это было бы наиболее полезным.

Пять часов стояли мы на трибуне Мавзолея, пока продолжалось спортивное представление. Никто из нас никогда не видел даже отдаленно похожего на это зрелище. Спортсмены-исполнители были одеты в яркие костюмы, и тысячи этих людей исполняли движения в едином ритме. Народные танцы, акробатические номера и гимнастические упражнения исполнялись с безупречной точностью и, очевидно, с огромнейшим энтузиазмом. Оркестр, как утверждали, состоял из тысячи музыкантов и непрерывно играл в течение всего пятичасового представления.

Генералиссимус не обнаруживал никаких признаков усталости. Наоборот, казалось, он наслаждался каждой минутой представления. Он пригласил меня встать рядом с ним, и с помощью переводчика мы разговаривали с перерывами в течение всего спортивного представления.

Сталин проявил большой интерес к промышленным, научным и экономическим достижениям Америки. Он несколько раз повторял, что для России и США важно оставаться друзьями. «Имеется много направлений, — сказал он, — по которым мы нуждаемся в американской помощи. Наша огромная задача заключается в том, чтобы поднять уровень жизни русского народа, серьезно пострадавшего от войны. Мы должны узнать все о ваших научных достижениях в сельском хозяйстве. Мы должны также воспользоваться вашими специалистами, чтобы они помогли нам решить наши проблемы в области машиностроения и строительства. Мы знаем, что мы отстаем в этих вопросах, и знаем, что вы можете помочь нам». Эту мысль он сохранял в ходе всей беседы, в то время как я ожидал, что он ограничится просто выражением общих фраз о желательности сотрудничества».

Далее Эйзенхауэр вспоминает: «Вершиной всех событий, связанных с нашим пребыванием в Москве, стал обед в Кремле. В сверкающем огнями зале находилось множество маршалов Красной Армии и ряд работников министерства иностранных дел, которые выполняли роль переводчиков. Из моей группы здесь присутствовали офицеры, а также посол и генерал Дин. Было провозглашено множество тостов, и каждый из них отражал дух сотрудничества и совместной работы, какая постепенно сложилась в ходе войны. После обеда состоялся просмотр фильма, посвященного операциям русских по взятию Берлина. Как объяснил мне переводчик, в Берлинском сражении участвовали двадцать две дивизии и огромное количество артиллерии. Я заинтересовался фильмом, и генералиссимус с готовностью заметил, что даст мне копию фильма. Я сказал, что хотелось бы иметь также и его фотографию, и он ничего этого не забыл. Буквально через несколько дней я получил в Берлине полную копию фильма и фотографию генералиссимуса с его дарственной надписью».

Жуков предложил гостю не ограничивать визит Москвой, выбрать любые другие города вплоть до Владивостока. Эйзенхауэр выбрал Ленинград, о котором много слыхал в годы войны.

Накануне отъезда посол США Гарриман устроил прием в честь высокого гостя. Прием был в полном разгаре, когда посол подошел к Эйзенхауэру, вышел на середину комнаты и громко объявил о капитуляции Японии, что вызвало радостные возгласы одобрения со стороны всех присутствовавших.

Мужество и стойкость ленинградцев поразили Эйзенхауэра. «Все мы были поражены тем фактом, что, говоря о потерях ленинградцев, каждый гражданин произносил это с гордостью и удовлетворением в голосе».

С большим теплом и отеческой гордостью Эйзенхауэр вспоминает общение своего сына с маршалом Жуковым.

«Во время завтрака в Ленинграде, когда произносили тосты, маршал Жуков попросил моего сына, до сих пор остававшегося в стороне, предложить свой тост. Позднее Джон говорил мне, что во время визита он больше всего боялся именно этого момента. Он встал и, сделав предварительное вступление, сказал, что, как молодой лейтенант, не привык находиться в кругу таких выдающихся военачальников и руководителей, а затем произнес: «Я нахожусь в России уже несколько дней и услышал много тостов. В этих тостах говорилось о мужестве и заслугах каждого союзного руководителя, каждого выдающегося маршала, генерала, адмирала и авиационного командующего. Я хочу провозгласить тост в честь самого важного русского человека во второй мировой войне. Джентльмены, я предлагаю выпить вместе со мной за рядового солдата великой Красной Армии!»

Его тост был встречен с большим энтузиазмом и выкриками одобрения, чем любой другой из множества тостов, которые я слышал за дни пребывания в России. Особенно доволен остался маршал Жуков. Он сказал мне: мы с ним, должно быть, стареем, если нам пришлось ждать, пока молодой лейтенант не напомнит нам, кто в действительности выиграл войну».

Из Ленинграда в Берлин Жуков вернулся вместе с Эйзенхауэром на его самолете. Вполне естественно, после такого визита последовало приглашение Жукову.

Позвонил Молотов:

— Получено приглашение для вас от американского правительства посетить Соединенные Штаты. Товарищ Сталин считает полезным подобный визит. Как ваше мнение?