Чтобы стать жизнеспособным, капитализм нуждался в идеологии наращивания личного дохода, но сверх того он нуждался также в технологии паровой машины, родившейся в 1795 г. (1). Но в двадцать первом веке ключевое стратегическое значение будут иметь мышление и воображение, изобретение и организация новых технологий. Физический капитал будет все еще необходим, но он стал продуктом, который можно занять на глобальных рынках капитала, в Нью-Йорке, Лондоне или Токио. Это приводит к главному вопросу. Чем станет капитализм, если он не сможет владеть стратегическими источниками собственного конкурентного преимущества? (2).

Если рассмотреть фирмы, в которых главным источником стратегического преимущества уже являются квалификация, образование и знание (консультирующие фирмы, юридические фирмы, инвестиционные банки, бухгалтерские фирмы), то они обычно имеют совсем не таких владельцев и совсем не так действуют, как традиционные капиталистические фирмы(3). Немногие из них зарегистрированы на фондовой бирже. Они обычно принадлежат не внешним капиталистам, а работающим партнерам. Если даже они зарегистрированы на фондовой бирже, они совсем иначе управляются. Их работники получают обычно значительную долю своего дохода в виде премий, основанных на результатах работы (что является формой собственности), и часто должны оставлять в фирме большую часть этих премий до ухода на пенсию (то есть их по существу заставляют становиться капиталистами). Управляющие играют иную, гораздо менее важную роль. Управляющего выбирают партнеры. «Работники» имеют гораздо больше свободы в деловых решениях, чем это бывает в традиционных иерархически устроенных индустриальных фирмах, таких, как «Дженерал Моторз» или «Дженерал Электрик».

Когда такие фирмы пытаются действовать как нормальные капиталистические фирмы, они рано или поздно попадают в неприятности. Лучший пример – это инвестиционный банк «Саломон Бразерс». Первое поколение партнеров обогащается, числится в регистре Нью-йоркской фондовой биржи и продает фирму капиталистам-акционерам. Но почему следующее поколение партнеров должно делиться своими заработками с какими-то посторонними капиталистами, если они могут работать для других фирм, не теряя своих прибылей? Когда капиталисты из фирмы «Саломон Бразерс» стали настаивать на получении своей доли заработков, начался массовый исход самых талантливых партнеров, дававших главный доход. В этом случае капиталисты во главе с Уорреном Баффетом, считающимся самым изощренным в Америке инвестором, могут в конце концов обнаружить, что им принадлежит пустая оболочка.

Поскольку теперь все покупают одно и то же оборудование у одних и тех же глобальных поставщиков, технологии, которые могут дать фирме конкурентное превосходство, заключаются не в уникальном оборудовании, недоступном для конкурентов, а в умах работников фирмы, знающих, как использовать это оборудование особым или более интенсивным способом. Единственно важное имущество фирмы каждый вечер уходит к себе домой, независимо принимает решения, где применить свое умение, управляет усилиями, которые оно может поставить на службу фирме или нет, и этим имуществом нельзя владеть, если в мире нет рабства. Когда работник фирмы уходит, уникальные идеи и технологии фирмы автоматически переходят вместе с этим работником к новому предпринимателю. Если фирма не может удержать своих работников, то знание, составляющее ее собственность, в действительности перестает существовать.

Предприниматель в смысле Шумпетера (который изобрел понятие предпринимательства) становится совсем другим предпринимателем. Он не должен больше быть собственником капитала или человеком, сосредоточенным на собирании капитала. Его внимание сосредоточено на собирании надлежащих человеческих мозгов, и у него есть нужное для этого знание. Ясно также, что при современных технологиях коммуникации незачем концентрировать интеллект в одну массу. Для эффективности индустриального капитализма главную роль играла экономия, обусловленная масштабом производства, но если даже есть достаточно денег, чтобы нанять большое количество интеллекта в одном месте, от этого не произойдет большая экономия. Можно использовать небольшие ячейки интеллекта, электронно связанные между собой, причем нет надобности, чтобы кто-нибудь был собственником всех этих ячеек. Коммуникация между имуществами становится важнее, чем концентрация имуществ.

Предстоящую перемену можно сокращенно обозначить, назвав квалификацию, образование и знание выражением «человеческий капитал». Может показаться, будто замена физического капитала человеческим капиталом – всего лишь небольшая перемена, но дело обстоит иначе. Здесь имеется некоторое сходство, но различие становится важнее сходства, когда мы определяем природу капитализма, в котором человеческий капитал является доминирующим фактором производства – а не просто важным дополнением физического капитала (4).

Человеческий капитал отличается от физического капитала тремя важными особенностями. 1. Человеческий капитал не может быть собственностью. Капиталисты не делают инвестиций в вещи, которые им не могут принадлежать. 2. Инвестиции в человеческий капитал часто требуют намного более длительного периода времени, чем это допускает капитализм. 3. Инвестиции в знания, необходимые для порождения искусственной интеллектуальной промышленности, должны быть сделаны в социальном контексте, совершенно чуждом индивидуалистической ориентации капитализма.

Эффективность капитализма объясняется именно тем, что он использует в конкуренции беспощадные силы жадности и стремление к обогащению, чтобы получить максимальную прибыль. Капиталист активно ищет людей, которых можно уволить, и машины, которые не нуждаются в замене. Он быстро принимает новые, более эффективные технологии производства, если они могут дать проценты прибыли сверх рыночных средних. Он не ограничен старыми способами поведения. Фирмы входят на рынки и в отрасли, где прибыли выше средних, и уходят с рынков и из отраслей, где прибыли ниже средних. Действуя таким образом, они выравнивают свои прибыли и производят инвестиции там, где они лучше всего окупаются. Капиталист, максимизирующий прибыль, инвестирует до тех пор, пока проценты прибыли не становятся рискованными. Денежные доходы должны превышать денежные расходы.

Индивидуальный капиталист максимизирует единственные вещи, приносящие ему пользу, – потребление и свободное время. Производственная сторона экономики (отказ от потребления ради инвестиций и отказ от свободного времени ради работы) рассматривается при этом как затрата, необходимая для приобретения желательных потребительских благ для наслаждения жизнью и свободным временем. Чтобы максимизировать пользу в течение всей своей жизни, капиталисты инвестируют (то есть отказываются от текущего потребления), применяя исчисление чистой текущей стоимости будущего платежа на основе определенной процентной ставки (5). Согласно этой процедуре, чистая текущая стоимость будущих потребительских товаров, которая может быть получена от инвестиции, всегда должна быть выше стоимости текущих потребительских товаров, от которых надо отказаться, чтобы сделать эту инвестицию.

Будущие потребительские блага рассчитываются с помощью ставки процента, отражающей индивидуальный процент временного предпочтения. Проценты временного предпочтения измеряют, сколько человеку надо уплатить в виде завтрашнего потребления за отказ от сегодняшнего потребления. Если человек согласился бы обменять возможность сегодняшнего потребления стоимостью в 100 долларов на возможность потребления стоимостью в 105 долларов через год, то процент временного предпочтения этого индивида равен 5. Если процент прибыли от инвестиции превосходит процент временного предпочтения потребителя, то он добровольно откажется от потребления и одолжит свои предназначенные на потребление деньги тем, кто хочет их инвестировать. Тем самым он увеличивает чистую текущую стоимость своего будущего потребления. Платежи, которые он получит в будущем, породят будущее потребление, которое он оценивает в настоящее время выше, чем потребление, потерянное в настоящем.