Дохтуров возразил:

— Ну, не скажи, вслед тому же Лисянскому ушел в Америку на «Неве» Гегемейстер, потом наш военный шлюп Василия Головнина[53].

— Все так, Павел Афанасьевич. Но ты ж слыхал, что с «Невой» беда приключилась, «Диану» пленили англичане, но Головнин их перехитрил, а затем и ему не повезло. Коварные японцы захватили и два года в плену держали.

— Ну, вот видишь, сколь забот испытывают наши мореходы, — ухмыльнулся Дохтуров.

— Тем паче любопытнее идти вслед им в океан, свои пути-дороги отыскивать, себя испытать.

— Что так-то резво метишь?

Лазарев не смутился, словно и ждал этого вопроса.

— Жизнь коротка, Павел Афанасьевич, всяк человек, я понимаю, должен себя по силам своим и способностям на подвиг готовить. Мир велик, в океане множество тайн кроется. Потому хочется поболе изведать, страны многие посетить, повезет, так и земли новые обрести для отечества.

В том, что Лазарев не оставил этих своих мыслей, Дохтуров убедился месяц спустя. Во время одной из редких стоянок в Кронштадте он взял с собой Лазарева для корректуры путевых карт, и они отправились в контору службы маяков. Там их встретил директор маяков Финского залива капитан 1-го ранга Спафарьев, с которым Дохтуров был знаком. Дохтуров представил Лазарева.

— Как нынче в морях, поспокойнее небось? — улыбаясь, спросил Дохтурова Спафарьев.

— Потише стало, Леонтий Васильевич, супостат, почитай, за Вислой отступает. Дело ближе к миру.

— То верно, — согласился директор маяков, — оно, видно, так, раз господин министр коммерции на Аляску плавание затевает…

— Коим образом?

— Подобно вояжу «Невы» и «Надежды», по делам Российской нашей компании в Америке.

— Позвольте спросить, господин капитан первого ранга, имеются в виду господа Лисянский и Крузенштерн? — Голос Лазарева выдавал волнение. Спафарьев доброжелательно смотрел на молодого лейтенанта.

— Совершенно верно, господин лейтенант, только, по всей видимости, вояж единым кораблем свершится.

Лазарев понимающе кивал головой.

— Он у нас плаваниями далекими давно грезит, — сказал Дохтуров.

— В том дурного ничего нет, — Спафарьев серьезно посмотрел на Лазарева, — токмо для того много знать и уметь надобно.

— По сей части лейтенант Лазарев хоть нынче приуготовлен, — ответил за товарища Дохтуров…

Спафарьев и раньше был наслышан от командиров «Благодати» и «Меркурия» о незаурядном молодом офицере. Такие офицеры в те времена были в Кронштадте наперечет…

В разгар кампании «Феникс» зашел пополнить припасы в Ревель. Июльское солнце уходило за горизонт, бросая напоследок прощальные блики на зеркальную поверхность моря. Стоял полный штиль, и бриг, буксируемый шлюпками, медленно втягивался в гавань. Когда отдали якоря, вывалили трап и выстрел, командир отправил Лазарева отдыхать. Почти двое суток тот не покидал верхнюю палубу. Наскоро выпив чай, Михаил, не раздеваясь, прилег на койку.

Дверь каюты без стука распахнулась, в каюту ворвался младший брат Алексей, схватил Михаила за плечи, затормошил.

— Будто с неба свалился! — Братья обнялись, лицо Михаила озарилось изумленной улыбкой. — Каким ветром и откуда тебя занесло?

— Долго рассказывать, братец милый. — Алексей сел рядом на койку, обнимая брата. — Нынче я оказией из Англии с эскадры вице-адмирала Тета Егор Егорыча.

В каюту заглянул Дохтуров.

— Нехорошо, Михаил Петрович, получается. Корабельные правила непозволительно нарушать. Приглашай братца в кают-компанию, он небось проголодался.

— Стало быть, — продолжал за ужином Алексей, — в конце октября, когда супостат начал отступать из Москвы, наша «Северная звезда» в эскадре контр-адмирала Коробки Максима Петровича покинула Кронштадтский рейд. Направились мы повелением его величества в Немецкое море. Там соединились с эскадрой вице-адмирала Тета. Затем крейсировали с английской эскадрой у берегов Франции и Дании, блокировали порты, обстреливали крепости. В устье Шельды наглухо заперли французскую эскадру. Наша «Северная звезда» поизносилась в штормах, стали в ремонт, а меня переписали к вам на «Феникс». — Алексей рассказывал долго.

Иногда корабли русской эскадры заходили в английские порты Ширнесс и Блэкстекс, укрывались там во время зимних штормов, ремонтировались. Во время стоянок офицеры встречались с товарищами с других кораблей, коротали время за чашкой чаю, бокалом пунша или вина, что позволяли их кошельки.

Михаил разлил остатки вина, кивнул вестовому, чтобы открыл еще бутылку портвейна, и спросил:

— Ты, часом, про Андрея вестей не имеешь?

Алексей весело посмотрел на брата, пригубил вина.

— Как же, мы с ним вместе уходили из Кронштадта. Он на семидесятипушечном «Борее» отправился. В Ширнессе встречались, тебя вспоминали. Кстати, с Андреем вместе на «Борее» служит Сеня Унковский. Встречал там Сашу Авинова, Алексея Шестакова. Ты, чай, их не позабыл? — шутливо закончил Алексей.

Михаил толкнул брата.

— Ты, братец, этим не шуткуй, дал бы тебе по затылку. Да ладно уж, прощаю по молодости. Выпьем за дружков наших, которые в дальних морях…

До осенних штормов крейсировал «Феникс» на Балтике. Корабль посылали и к устью Вислы, и к Данцигу на помощь армии. В плавании теперь Дохтуров имел больше передышек. После болезни он доверял Лазареву корабль и в шторм, и ночью. Временами советовался с ним в сложной обстановке. И не припомнил случая, когда мнение подчиненного было ошибочным. Инициатива, смелость, расторопность, быстрота принятия решения в мгновенно меняющейся морской обстановке, помноженные на глубокое знание морских наук, — качества, которые выделяли Михаила Лазарева из среды сверстников. И еще — беспредельная честность и добропорядочность.

В конце кампании Дохтуров подтвердил прошлые отзывы о Лазареве: «…поведения весьма благородного, в должности весьма знающ».

За спиной лейтенанта Лазарева двенадцать кампаний на море, а ему нет еще и двадцати пяти.

Корвет «Суворов»

Необозримые морские дали, бескрайние океанские просторы… Мировой океан до сих пор хранит немало тайн и загадок в глубинах своих. Из океана вышла жизнь. Извечна тяга человека к познанию неведомого, желание идти вперед, наперекор стихии и опасностям. Все это дает океан. Шестьдесят столетий бороздит его просторы человек, пятьдесят веков плещут паруса над океаном.

Водная стихия разделила некогда материки, а затем связала их накрепко вновь — развились мореплавание и торговля. Славяне стали мореходами десять веков назад. Стойко обороняли морские рубежи на Балтике новгородцы, у берегов Понта Эвксинского[54] — запорожцы.

Столетиями отсечена была Россия от воды.

Русичи соприкоснулись с океаном намного позднее держав европейских не по своей вине. Испания, Голландия, Британия веками создавали свой флот. Сотни лет потребовались этим странам, чтобы выйти в океан, обойти вокруг света.

Петр Великий вывел Россию к морю. Памятуя главную заповедь — «всякий потентат, который едино войско сухопутное имеет, одну руку имеет. А который и флот имеет, обе руки имеет», — Петр мудро усмотрел великое преимущество «другой руки». Армия всегда завоевывает земли силой, войной. Нет войны, нет и новой земли. Флот совсем другое дело. Океан — не суша. Здесь не обозначены границы держав, и на воде не обитают дикие племена. Плыви куда душа пожелает, ищи где хочешь и что хочешь. Что обрел — то твое. Обозначай угодным тебе символом обретенную вновь, никем не захваченную землю, и она твоя или того, кто тебя послал. В этом корень отличия «обеих рук» — армии и флота любого государства. В этом великое преимущество флота перед армией. И в мирное время флот исправно несет государственную службу. Кроме защиты морских рубежей отечества извлекает пользу из недр Мирового океана, а значит, не ест хлеб даром.

Через десяток лет после спуска первого корабля на Балтике, еще шла война со Швецией, Великий Петр послал на берега Тихого океана навигаторов Евреинова и Лужина[55]: «Ехать вам до Тобольска и от Тобольска, — наставлял их Петр I, — взяв провожатых, ехать до Камчатки и далее, куда вам указано, и описать тамошние места: сошлась ли Америка с Азией, что надлежит зело тщательно сделать не токмо зюйд и норд, но и ост и вест, и все на карте исправно поставить».