Прошел день-другой, а султан молчал. Зато на берегу, особенно ночью, чувствовалось необычное оживление.

Генерал Себастиани, посол Наполеона в Стамбуле, едва завидев эскадру, вызвал всех французских советников и инженеров: «Срочно расставить по берегам Дарданелл двести пушек. Возвести батареи в бухте Золотой Рог, подвезти боеприпасы». Султану Селиму дал совет: «Ваше величество, делайте вид, что вы готовы уступить. Нам нужно десять дней. Вызовите эскадру с Черного моря». И султан ровно десять дней ублажал Дукворта посулами. На десятый день Дукворту объявили волю султана — он не принимает ни одного условия английского адмирала.

Дукворт не стал испытывать судьбу и, не сделав ни одного выстрела по Константинополю, ночью снялся с якоря и повернул обратно. Но за ним зорко следили с берега, и, опережая эскадру, гонцы поскакали к Дарданеллам сообщить: англичане двинулись в путь…

Когда измотанная эскадра Дукворта выбралась из Дарданелл, выяснилось, что двести человек потеряли убитыми, а четыреста матросов были ранены. Часть кораблей потеряла мачты и реи, пострадали и паруса. Французские инженеры установили пушки, стрелявшие мраморными ядрами больших размеров. В конце концов при выходе из проливов сгорел подожженный бриг «Аякс». Эскадра укрылась на рейде острова Тенедос. Здесь и застал ее Сенявин на следующее утро. Он был на головном линейном корабле «Твердый».

— Английская эскадра на рейде у Тенедоса, — доложил командир «Твердого» капитан первого ранга Малеев.

«Странно, — размышлял адмирал, рассматривая английскую эскадру в подзорную трубу, — почти половина кораблей потрепана так, будто только вчера приняла жестокое сражение».

Все прояснилось при встрече с Дуквортом.

— Нам весьма не повезло, все время в Дарданеллах дул противный ветер, мы едва выбрались из этого пекла, — словно оправдываясь, рассказывал Дукворт. — И потом, эти коварные и льстивые азиаты. Они вначале прикинулись ягнятами, а потом обнажили зубы шакала. — Несколько поостыв, Дукворт многозначительно заключил: — Думаю, если британский флот не смог победить в этом предприятии, мало надежды здесь на успех любому другому флоту.

Сенявин сердечно посочувствовал ему, однако так и не услышав, почему англичане не дождались его эскадры, заметил:

— Если бы наши две эскадры объединились, турки заговорили бы по-другому.

Дукворт несколько смешался:

— Может быть, сэр, но ваша эскадра здесь долго не появлялась.

— Я снялся с якоря через два дня после получения указания и спешил сюда, нигде не задерживаясь, — пояснил Дмитрий Николаевич.

Дукворт развел руками:

— Да, я сожалею, но теперь уже поздно говорить об этом.

Сенявин был иного мнения и возразил:

— Я предлагаю все же объединить наши эскадры, прорваться через Дарданеллы и заставить капитулировать Константинополь.

— Я не намерен более рисковать эскадрой. Мои корабли нужно привести в порядок.

— Мы вам поможем в этом, — воодушевился Сенявин, — я велю прислать своих лучших мастеров и материалы.

— Нет, нет, — поморщился Дукворт. — Это исключено, мои корабли теперь при всех обстоятельствах не появятся в Дарданеллах.

Огорченный Сенявин откланялся. «Война только началась, а союзники и не помышляют соединить усилия против неприятеля, — думал он, возвращаясь на корабль. — Попытаюсь завтра еще раз убедить Дукворта. Иначе к Константинополю в одиночку не резон пробиваться». Но и назавтра Дукворт всячески отклонял просьбы о совместных действиях против Константинополя. Тогда Сенявин предложил начать совместную блокаду Дарданелл и захватить крепость на острове Тенедос. Дукворт вроде согласился и обещал подумать. Через два дня приехал английский офицер, привез письмо. Сенявин сначала обрадовался, но, прочитав письмо, недоуменно посмотрел на офицера:

— Из письма следует, что вы завтра вовсе отправляетесь на Мальту? Почему так, вдруг?

— Да, сэр, — ответил офицер, — адмирал принял такое решение, на Мальте мы сможем быстрее исправить корабли.

«Странно, — подумал Сенявин, — ведь половина кораблей у англичан целехонька, для чего же эскадре идти в Средиземное море? И почему об этом ничего не сказал сам Дукворт при встрече?»

Словно предупреждая вопрос русского адмирала, офицер продолжал:

— Видите ли, сэр, французские эскадры в Тулоне и Картахене готовятся к выходу и могут внезапно появиться в Адриатике или Архипелаге…

Сенявин взял письмо.

— Но ваш адмирал сообщает, что имеет намерение отправиться в Александрию.

Офицер или не знал об этом, или знал, но намеренно умалчивал. Словно спохватившись, он ответил:

— Да, сэр, я упустил из виду, адмирал Дукворт просил еще передать, что он намерен обезопасить ваши действия крейсированием в южной части Эгейского моря.

Слушая объяснения посланца Дукворта, Сенявин поневоле продолжал размышлять. «Как все-таки переменчивы англичане в суждениях, когда что-либо не идет в их пользу. Вначале отвергали план совместного форсирования проливов и штурма Константинополя, хотя сами же это и предлагали через дипломатов. Еще вчера с Дуквортом договаривались о совместной блокаде Тенедоса, а нынче все круто переменилось. Не иначе англичане замышляют что-то в Египте, а потому решили обезопасить себя с моей помощью у Дарданелл».

Для окончательного утверждения в своем мнении он спросил:

— Как я понял из письма, решение вашего адмирала окончательное, и он отказывается помочь нам кораблями в блокаде Дарданелл?

— Да, сэр, видимо, так, — бесстрастно ответил офицер.

«Вот так союзники», — огорченно покачал головой Сенявин, и ему вдруг пришли на память прежние кампании с Ушаковым. Когда офицер уехал, вспомнился и вчерашний разговор с Дуквортом.

«Если британский флот не смог форсировать Дарданеллы, — горделиво произнес англичанин, — вряд ли кто другой сделает это».

Не дожидаясь ухода англичан, адмирал собрал на «Твердом» военный совет. Рассказал подробно о переговорах с Дуквортом. Все, конечно, возмутились.

— Уход британской эскадры нарушает наши планы — дерзко атаковать неприятеля в Дарданеллах, — докладывал Сенявин совету. — К тому же турки нынче укрепились сильно в проливах. Потому, полагаю, пробиваться к Константинополю неразумно.

По давней традиции, еще с петровских времен, первым на военном совете слушали младшего по званию офицера. В этот раз им оказался недавно назначенный командиром брига «Гектор» Владимир Броневский. Раньше он служил на «Венус», и его командир, капитан-лейтенант Развозов, добился назначения Броневского как отменного офицера командиром корабля.

— Командир брига «Гектор»! — вызвал флагман.

Броневский быстро встал и, чуть зардевшись, ответил:

— Так!

Вслед за ним один за другим поднимались командиры «Венус», «Елены», «Ретвизана», «Ярослава», «Уриила», «Селафаила», «Мощного», «Скорого», «Рафаила», «Твердого», «Сильного»: капитан-лейтенант Развозов, капитаны второго ранга Михаил Быченский, Ртищев, Митьков, капитаны первого ранга Иван Быченский, Кровье, Шельтинг, Лукин, Малеев, капитан-командор Игнатьев. Ответ у всех был одинаков:

— Так!

Последним встал младший флагман Грейг:

— Полагаю, так. Идти в Константинополь неразумно!

Сенявин развернул на столе карту.

— Дабы исполнить высочайшую волю, установим глубокую блокаду Дарданелл. Затянем петлю на Константинополе у проливов. Поневоле султан выгонит Саида-Али нам навстречу, а нам того только и надо, чтобы с ним сразиться.

Командиры одобрительно зашумели. Сенявин с гордостью всматривался в лица боевых товарищей, ставших близкими по духу и делу, преданных, понимающих его с полуслова. Адмирал сделал паузу и закончил:

— Блокаду начнем не откладывая, завтра с рассветом. Диспозицию получите у адъютанта. — Грейгу он поставил особую задачу: — Вам, Алексей Самуилович, завтра на рассвете идти с тремя кораблями к Тенедосу. Сделать разведку. Предложите капитуляцию коменданту крепости и дайте мне знать. А сейчас, господа, — Дмитрий Николаевич радушно улыбнулся, — прошу к столу отобедать по случаю начала турецкой кампании.