Однако вскоре им пришлось разлучиться. Наконец-то «Иосифа» достроили, и Сенявин повел его в Севастополь.
На переходе в предрассветном тумане за Тендрой с марса вдруг закричал сигнальный матрос:
— Справа вижу мачты!
Сенявин всю ночь провел на шканцах и только что собрался идти в кают-компанию погреться чаем. Схватил подзорную трубу. «Так и есть — турецкий фрегат!»
— Барабанщики наверх, играть к бою!
В десяти кабельтовых, ничего не подозревая, на противоположном галсе следовал турок. Там, видно, никто не заподозрил неладное, на палубах не было никакого движения, порты были наглухо закрыты. «Скорее всего, турок ходил в поиск к Тарханову Куту, а быть может, и к Лукуллу». Сенявин все время смотрел в трубу. Корабли давно прошли траверз друг друга, и теперь с каждой минутой расстояние между ними увеличивалось.
— А ведь могли, Дмитрий Николаевич, и столкнуться ненароком, — проговорил рядом стоявший офицер, — и он и мы огни не несли.
Сенявин опустил трубу. Турок ушел на три-четыре мили.
Силуэт турецкого фрегата уже едва просматривался из-за тумана, как вдруг оттуда донеслись чуть слышные звуки рожка и барабанная дробь. Стоявшие на шканцах минуту-другую прислушивались, а потом не сговариваясь дружно рассмеялись.
— Видимо, долго не могли разбудить капудан-пашу, — проговорил шутливо вахтенный лейтенант, — а быть может, команда была на утренней молитве, у них с этим делом строго.
Фрегат уже скрылся в тумане, торчал лишь клотик фок-мачты с зеленым вымпелом. Внезапно из мглы послышались один за другим несколько пушечных выстрелов.
— Ого, — не переставая улыбаться, произнес Сенявин, — теперь уж достоверно капудан-паша проснулся. Для острастки и собственного успокоения начал палить в свет как в копеечку. Видимо, доложит своему адмиралу, как он нас заставил ретироваться.
Стрельба оборвалась так же неожиданно, как и началась, туман окончательно скрыл неприятельский фрегат.
— Редкий случай, но все могло произойти. Слава Богу, разошлись по-мирному. Погоню делать бесполезно, нам за фрегатом не угнаться, — ухмыльнулся Сенявин. — Кроме того, экипаж у нас не обучен, пушки не пристреляны, да и боевых припасов раз-два и обчелся. Играйте отбой…
Едва «Иосиф» успел разоружиться в Севастополе, пришло указание — Сенявину следовать в Херсон, принимать новостроящийся линейный корабль «Навархию».
У Сенявина поднялось почему-то настроение, душа замерла в радостной и в то же время тревожной истоме. Такого раньше с ним не случалось. «Скоро встречусь с Терезой. Буду ее так звать, это лучше, чем Терция».
В Севастополе ему пришлось задержаться. Сенявин узнал, что вместе с ним назначен в Херсон командиром нового корабля «Святой Николай» Михаил Львов. В эскадре он командовал фрегатом и тоже состоял при Потемкине генеральс-адъютантом. Назначение его к Потемкину состоялось давно, еще до Сенявина, но у князя он как-то не бывал. Тот его не требовал. Морской корпус Львов окончил раньше Сенявина, но все ходил в капитан-лейтенантах.
— Дмитрий Николаевич, — просил он Сенявина, — мне без ордера и приказа Ушакова ехать нельзя, подождем Федора Федоровича и вместе отправимся в Херсон.
— Пожалуй, — согласился Сенявин и, как оказалось, не напрасно.
Вернувшись от князя, Ушаков собрал командиров и изложил план на кампанию:
— Его светлостью повелено нам безотлагательно отрядить корабли для поиска неприятельских судов у берегов анатолийских и кавказских. Где завидим оные, надлежит их брать, как приз, а нет — так истреблять.
Флоту вменялось искать неприятельские эскадры, атаковать их и сколько можно уничтожать.
Прежде Сенявин хорошо знал, что Войнович избегал подробно посвящать командиров в замыслы Потемкина, тем более не высказывал своих намерений, ибо не имел их. Ушаков же, наоборот, старался не только не упустить что-либо из планов на кампанию, но и обсуждал их с подчиненными командирами.
— Главнокомандующий князь Потемкин замысливает образовать особый ударный отряд фор-зейлей из фрегатов и держать оный под рукой, как крепкий кулак. Полагаю, сие надобно для решающего удара по неприятелю, по слабейшему месту в удобный момент. Подобно атаке авангардии при Фидониси…
Прохаживаясь по каюте, Ушаков всматривался в лица капитанов. Раньше он отвечал за свой корабль, своих офицеров, своих матросов… Год назад ему доверили Севастопольскую эскадру. Нынче он назначен командующим Черноморским флотом. Ноша нелегкая, но почетная. На «Святом Павле» он спрашивал строго, но справедливо. В его присутствии подчиненные избегали рукоприкладства, а за глаза старались это делать так, чтобы он не мог обнаружить… Матросы всегда были сыты, ели добротную пищу…
— На кораблях замечены чрезмерные строгости и битье матросов. — Командиры прекратили переговариваться, затихли. Ушаков остановился и посмотрел в упор на сидевшего командира фрегата «Легкий», капитана второго ранга Вильсона: — Кроме прочего, есть жалобы на плохую пищу. Сие называется воровством. Предупреждаю господ капитанов о недопустимости сего. — Ушаков взял со стола ордер Потемкина и продолжал: — Его светлость препоручает наблюдать в подчиненных строгую субординацию и дисциплину военную, отдавать справедливость достоинствам и не потакать нерадивым. Старайтесь о содержании команды, подавая возможные выгоды людям, и удаляйтесь от жестоких побоев. — Ушаков опять кинул взгляд на Вильсона и закончил: — Упомянутое спрашивать буду неукоснительно.
Отпустив командиров, Ушаков задержал Сенявина. Подробно расспросил его о прошлогоднем поиске, попросил начертить, как расположены береговые батареи в Синопе и других местах, имеются ли пристани, склады на берегах. Внимательно выслушал.
— Светлейший князь назначил вас командовать переводом фрегатов «Матвей» и «Лука» для ремонта в Николаев. Поспешайте, с Богом. Старайтесь быстрей ввести «Навархию» в строй. Линейные корабли для эскадры потребны весьма. Турки нас в них превосходят.
Сенявин повел фрегаты в Лиман, а Ушаков без промедления вышел в море — искать и истреблять неприятеля. За месяц эскадра «прожгла» орудийным огнем берег от Синопа до Анапы. В Севастополь эскадра вернулась с призами, и вскоре, пополнив припасы, опять ушла в море искать неприятеля…
Не задержался и Сенявин в Николаеве, торопился в Херсон. Томительно тянулись дни, пока он сдавал фрегаты.
Вернувшись в Херсон, он не сразу пошел к Розаровичам. Квартировали они, как условились раньше, вместе с Львовым. Так выходило экономней и скрашивало житье-бытье.
— О тебе спрашивал как-то австрийский консул, — сообщил Львов. — С чего бы это стал ты с австрияками якшаться?
Сенявин весело хмыкнул:
— Стало быть, дела у меня, Мишель, заплеснулись с венским двором. Приглядываюсь в некотором виде к его апартаментам, интерес там имею.
— Эге-ге, — присвистнул Львов, — никак ты волочиться вздумал за юбками? Не замечалось прежде за тобой особой слабости по дамской линии.
— Да как сказать, — Сенявин почесал смущенно затылок, — есть у консула дочь младшая. Ну, вот мы с ней и любезничаем с некоторых пор.
— Постой, так она, мне кажется, еще с куклами играет, — удивился Львов, — а впрочем, извини, я тут не советчик.
Они помолчали немного, а Львов осторожно продолжал:
— Ты же знаешь, у меня тоже романтические чувства были, еще в Кронштадте. Только нынче нашему брату семью содержать не по карману. Жалованье скудное, а наследства кот наплакал. Вот за моряков и не идут порядочные девицы. А с богатым приданым — где их здесь сыщешь? Разве купчиху какую посватать? Кстати, греческий негоциант приглашает нас на вечер.
К радости Сенявина, Розаровичи тоже приехали к негоцианту. Как всегда, начались танцы. Вальсируя с Терезой, Сенявин подумал: «Кажется, она быстро схватывает суть и верно понимает сигналы флагмана. А это весьма важно в совместном плавании…»
Отовсюду — из Очакова, Тарханова Кута, Балаклавы и Еникале казачьи пикеты сообщали о появлении в море турецкой эскадры. Не иначе, турки затевали нападение на Крым.