Маура спросила, стоя спиной к нему:

— Он в последнее время бывал здесь?

— Приезжал около месяца назад. Он всегда посещает заседания школьного совета «Ивенсонга».

— И когда следующее?

— Через месяц, — Джулиан помолчал. — Он и правда тебе нравится. Разве нет?

Ее молчание стало чересчур явным. Она произнесла, как ни в чем не бывало:

— Он благородный человек, — Маура развернулась лицом к мальчику. — Мы оба многим ему обязаны.

— Это и впрямь все, что ты можешь о нем сказать?

— А что еще нужно?

— Ну, ты спросила меня о Бриане. А я решил спросить тебя о мистере Сансоне.

— Аргумент принимается, — призналась она.

Но его вопрос повис в воздухе, и Маура не знала, как на него ответить. Он и правда тебе нравится, разве нет?

Она обернулась, чтобы рассмотреть кровать искусной резьбы с балдахином и шкаф для одежды из дуба. Возможно, они были еще одними предметами антиквариата из дома Сансоне. Хотя самого мужчины здесь не было, она видела его присутствие во всем: от бесценных картин на стенах до книг в кожаных переплетах в библиотеке. Изоляция этого замка, запертые ворота и частная дорога отражали его одержимость уединенностью. Одна выбивающаяся из всего этого вещь висела над камином. Это был портрет маслом высокомерного вида господина в охотничьем пальто, на плечо закинуто ружье, один ботинок поставлен на лежащего оленя.

— Это Сирил Магнус, — пояснил Джулиан.

— Человек, построивший этот замок?

— Он действительно был повернут на охоте. На чердаке лежит целая тонна трофеев, которые он привозил со всего мира. Они висели в столовой, пока доктор Уэлливер не заявила, что все эти головы животных лишают ее аппетита и не потребовала, чтобы мистер Роман убрал их. Они затеяли большой спор на тему, что эти чучела прославляют насилие. Наконец, директор Бом предложил нам все проголосовать, даже ученикам. Вот тогда головы и убрали на чердак.

Она не знала никого из тех, о ком он говорил — грустное напоминание о том, что здесь она не была частью его мира, что теперь у него была своя жизнь, далекая и не зависящая от нее. Она уже чувствовала себя брошенной.

— … а потом доктор Уэлливер и мистер Роман спорили о том, должны ли ученики обучаться охоте. Мистер Роман сказал, что да, потому что это почтенное мастерство, но доктор Уэлливер возразила, что это варварство. Тогда мистер Роман заметил, что доктор Уэлливер ест мясо, что тоже характеризует ее, как варвара. Мама дорогая, это вывело ее из себя!

Пока Маура раскладывала джинсы и походные ботинки, развешивала блузки и платья в шкафу, Джулиан без умолку болтал о своих одноклассниках и учителях; о катапульте, которую они построили на уроке мисс Сол; о походе через лес, когда черный медведь забрел в их лагерь.

— Держу пари, ты был тем, от кого медведь еле унес ноги, — с улыбкой заметила она.

— Нет, мистер Роман отпугнул его. Ни один медведь не захочет с ним связаться.

— Тогда он, должно быть, по-настоящему страшный человек.

— Он лесник. Ты встретишься с ним за ужином. Если он появится.

— Разве ему не нужно есть?

— Он избегает доктора Уэлливер из-за инцидента, о котором я тебе рассказывал.

Маура задвинула ящик комода.

— А кто такая доктор Уэлливер, которая так сильно ненавидит охоту?

— Она наш психолог. Я встречаюсь с ней по четным четвергам.

Она обернулась и нахмурилась:

— Зачем?

— Потому что у меня есть проблемы. Как и у каждого здесь.

— О каких проблемах ты говоришь?

Он с недоумением посмотрел на нее.

— Я думал, ты знаешь. Именно поэтому я здесь, по этому критерию отбираются все ученики в «Ивенсонге». Мы отличаемся от обычных детей.

Она подумала о занятии, которое они только что посетили, о двух десятках учеников, собравшихся вокруг демонстрационного стола Ядовитого Паски. Они выглядели как любая другая компания американских подростков.

— А чем, собственно, вы отличаетесь? — спросила она.

— Тем, как я потерял свою маму. То же самое произошло со всеми другими здешними детьми.

— Другие ученики тоже потеряли родителей?

— Некоторые из них. Либо потеряли сестер или братьев. Доктор Уэлливер помогает нам справиться с гневом. С ночными кошмарами. А «Ивенсонг» учит нас, как давать отпор.

Она подумала о том, как умерла мать Джулиана. Подумала о том, каким образом жестокое преступление распространяется через семьи, районы, передается из поколения в поколение. «Ивенсонг» учит нас, как давать отпор.

— Когда ты сказал, что другие дети потеряли своих родителей, сестер или братьев, — проговорила Маура. — Ты имел в виду…

— Убийство, — ответил Джулиан. — Вот что общего у всех нас.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Этим вечером в столовой появилось новое лицо.

Несколько недель подряд Джулиан только и говорил, что об этой гостье — докторе Айлз, и ее работе в Бостонском Бюро Судмедэкспертизы, где та резала мертвецов. Но он не упомянул, что она красива. Темноволосая и стройная, со спокойным пристальным взглядом, она была так похожа на Джулиана, что они выглядели как мать и сын. И доктор Айлз смотрела на Джулиана, как мать глядит на своего ребенка — с явной гордостью, внимая каждому его слову.

«Никто никогда больше так на меня не посмотрит», — подумала Клэр Уорд.

Сидя на своем обычном уединенном месте в уголке, Клэр не сводила глаз с доктора Айлз, отметив, как элегантно женщина пользуется ножом и вилкой, чтобы нарезать мясо. С этого места Клэр могла видеть все, происходящее в столовой. Она была не против посиделок в одиночестве — это означало, что ей не придется участвовать в бессмысленных беседах, и при этом она могла видеть, что делают все остальные. И этот угол был единственным местом, где Клэр могла чувствовать себя комфортно, сидя спиной к стене, где никто не мог подкрасться сзади.

Сегодня в меню были консоме[47], салат из молодых листьев латука, говядина Веллингтон[48] с жареным картофелем и спаржей, а на десерт лимонный пирог. Все это подразумевало жонглирование множеством вилок, ложек и ножей, которые Клэр вечно путала, когда впервые приехала в «Ивенсонг» месяц назад. В доме Боба и Барбары Бакли в Итаке ужин был гораздо проще, при участии лишь ножа, вилки и одного-двух бумажных полотенец.

И там никогда не подавали говядины Веллингтон.

Она скучала по Бобу и Барбаре гораздо больше, чем когда-либо могла себе представить. Скучала почти так же сильно, как по родителям, чья смерть два года назад оставила в ее памяти грустные туманные воспоминания, быстро тающие день ото дня. Но смерть Боба и Барбары оставалась еще свежа и по-прежнему болезненна, потому что была ее виной. Если бы она не выскользнула из дома в ту ночь, то Бобу и Барбаре не пришлось бы отправиться на ее поиски, и, возможно, они все еще были бы живы.

«А теперь они умерли. А я ем лимонный пирог».

Она опустила вилку и оглядела других учеников, большинство из которых не обращали на нее внимания, так же как и сама Клэр игнорировала их. Она снова сосредоточилась на столе, за которым сидели Джулиан и доктор Айлз. Обычно Клэр старалась не смотреть на взрослых, потому что они смущали ее и задавали слишком много вопросов. Особенно школьный психолог доктор Анна Уэлливер, к которой Клэр ходила каждую среду. Доктор Уэлливер была довольно милой крупной женщиной с вьющимися волосами — классический тип бабушки, но она всегда задавала одни и те же вопросы. У Клэр по-прежнему проблемы со сном? Что она помнит о своих родителях? Стали ли реже ночные кошмары? Словно если говорить и думать об этом, то ночные кошмары исчезнут.

«И нас всех здесь мучают кошмары».

Когда она разглядывала своих одноклассников в столовой, то подмечала то, что случайный наблюдатель, скорее всего бы, упустил. То, как Лестер Гримметт поглядывает на дверь, чтобы убедиться — в случае опасности ему есть, куда бежать. Руки Артура Тумбса, испещренные уродливыми шрамами от ожогов. То, как Бруно Чинн лихорадочно засовывает пищу себе в рот, словно призрачный похититель вот-вот отнимет ее. «Все мы были отмечены, — подумала она, — но некоторые наши шрамы заметнее других».