— Так же, как и департамент полиции Бостона, сэр, — уверила Джейн. — Если бы мы могли убедить Вас позволить ей…

— Вам нужно убеждать не меня. А мою жену. — Он выглянул в окно, когда на подъездную дорожку въехал автомобиль. — Она здесь.

Они молча ждали, пока в замке повернулся ключ, затем в доме застучали шаги, и маленькая девочка вбежала в гостиную. Она была крепкой блондинкой, как и ее отец, со здоровыми розовыми щеками ребенка, который всю жизнь проводит на солнце. Она едва взглянула на посетителей и бросилась прямо в объятья отца.

— Вот и ты, Вайолет! — воскликнул ДеБрюн, сажая дочь на колено. — Как сегодня покаталась?

— Он меня укусил.

— Пони?

— Я дала ему яблоко, а он укусил меня за палец.

— Уверен, он этого не хотел. Вот почему я говорил тебе держать ладошку раскрытой.

— Я больше не дам ему яблок.

— Вот как, ты решила преподать пони урок?

Он поднял глаза, усмехаясь, и внезапно осознал, что его жена все еще стоит у порога. В отличие от мужа и дочери, у Милли были темные волосы, стянутые в конский хвост, делающий ее лицо поразительно худощавым и заострившимся, со впалыми щеками и темными кругами под голубыми глазами. Она улыбнулась своим посетителям, но не смогла утаить тревоги во взгляде.

— Милли, это те люди из Бостона, — сказал ДеБрюн.

Джейн и Габриэль поднялись, чтобы представиться. Рукопожатие Милли было все равно что рукопожатие сосульки, настолько жесткими и холодными были ее пальцы.

— Благодарю, что встретились с нами, — произнесла Джейн, когда все снова расселись.

— Вы прежде бывали в Африке? — спросила Милли.

— Это первый раз для нас обоих. Здесь красиво. И ваш дом тоже красивый.

— Эта ферма принадлежит семье Криса уже несколько поколений. Ему стоит показать вам ее позже. — Милли замолчала, словно даже попытка поддержать банальный разговор истощила ее. Ее взгляд упал на пустой кофейный столик, и она нахмурилась. — Ты не предложил им чая, Крис?

ДеБрюн сразу же вскочил на ноги.

— Ой, точно, извините. Совсем об этом забыл. — Он взял дочь за руку. — Вайолет, пойдем, поможешь своему глупому отцу.

Милли молча наблюдала, как ее муж и дочь выходят из комнаты. Только после того, как раздалось негромкое лязганье чайника и звук текущей воды на кухне, она произнесла:

— Я не изменила своего мнения насчет поездки в Бостон. Полагаю, Крис уже сказал вам об этом.

— Он много чего сказал, — произнесла Джейн.

— Боюсь, это пустая трата вашего времени. Проделать такой путь, только чтобы услышать, как я повторю то, что уже сказала по телефону.

— Нам нужно было встретиться с Вами.

— Зачем? Для того чтобы убедиться в том, что я не умалишенная? Что все, о чем я рассказала полиции шесть лет назад, произошло на самом деле?

Милли переводила глаза с Габриэля на Джейн и обратно. Телефонные звонки уже установили связь между женщинами, и Габриэль молчал, позволяя Джейн взять инициативу на себя.

— Мы ничуть не сомневаемся в произошедшем с Вами, — сказала Джейн.

Милли посмотрела на свои руки, сложенные на коленях и тихо проговорила:

— Шесть лет назад полиция мне не поверила. Не сразу. Когда, лежа на больничной койке, я рассказала им свою историю, то видела сомнение в их глазах. Беспомощная городская девица пережила две недели в буше в одиночку? Они думали, что я отбилась от какого-то другого сафари-отеля, заблудилась и бредила в горячке. Они сказали, что таблетки от малярии, которые я брала с собой, вероятно, сделали меня психопатичной или дезориентированной. С туристами такое постоянно происходит. Они сказали, что моя история не похожа правду, потому что любой умер бы от голода. Или был бы разорван львами либо гиенами. Или затоптан слонами. И откуда я знала, что можно выжить, питаясь стеблями тростника, как делают туземцы? Они не могли поверить, что я выжила по чистой слепой случайности. Но именно так все и произошло. Удачей было то, что я решила двигаться вниз по реке и в итоге пришла к сафари-отелю. Удачей стало, что я не отравилась какими-нибудь дикими ягодами или корой, а ела наиболее питательное растение из всех. Удачей было, что проведя две недели в буше, я вышла оттуда живой. Полиция заявила, что это невозможно. — Она глубоко вздохнула. — Тем не менее, я это сделала.

— Я считаю, что Вы ошибаетесь, Милли, — возразила Джейн. — Это была не удача, это были Вы сами. Мы читали Ваш отчет о произошедшем. О том, как Вы спали на деревьях каждую ночь. О том, как шли вдоль реки и продолжали идти, даже когда силы были на исходе. Вам каким-то образом удалось собрать всю волю, чтобы выжить, когда кто угодно другой бы уже сдался.

— Нет, — тихо ответила Милли. — Это был буш, сжалившийся надо мной.

Она взглянула в окно на величественное дерево, чьи ветви раскинулись, словно распростертые руки, защищающие все, что находилось под ними.

— Земля живая, она дышит. Она решает, жить вам или умереть. Ночью, в темноте, я могла слышать ее сердцебиение так же, как ребенок в утробе слышит биение сердца своей матери. И каждое утро, просыпаясь, я задумывалась, позволит ли земля прожить мне еще один день. Это единственное объяснение того, как мне удалось выжить. Потому что она мне позволила. Она защитила меня. — Милли посмотрела на Джейн. — От него.

— От Джонни Постхумуса.

Милли кивнула.

— К тому времени, как они, наконец, начали искать Джонни, было слишком поздно. У него было достаточно времени, чтобы исчезнуть. Несколько недель спустя они обнаружили внедорожник, припаркованный в Йоханнесбурге.

— Тот самый внедорожник, который не заводился в буше.

— Да. Механик позже объяснял мне, как это можно сделать. Как временно вывести из строя автомобиль так, чтобы никто не заметил проблемы. Что-то насчет коробки предохранителя и пластиковых реле.

Джейн посмотрела на Габриэля, и тот кивнул.

— Обесточить зажигание или реле топливного насоса, — подтвердил он. — Это было бы нелегко обнаружить. И это обратимо.

— Он заставил нас думать, что мы застряли, — сказала Милли. — Запер всех в ловушке, чтобы можно было убивать нас одного за другим. Сначала Кларенса. Затем Исао. Эллиот должен был стать следующим. В первую очередь он избавлялся от мужчин, оставляя женщин напоследок. Мы думали, что находились на сафари, но на самом деле это была охотничья поездка Джонни. И мы были дичью.

Милли перевела дыхание и содрогнулась.

— В ночь, когда он убивал остальных, я побежала. Я понятия не имела, куда иду. Мы находились за много миль от ближайшей дороги и от взлетно-посадочной полосы. Он знал, что не было ни единого шанса, что я выживу, поэтому просто свернул лагерь и уехал, оставив тела животным. Он забрал все остальное. Наши кошельки, фотоаппараты, паспорта. Полиция сказала, что он воспользовался кредитной картой Ричарда, чтобы купить бензин в Мауне. И картой Эллиота, чтобы купить продукты в Габороне.[108] Затем он пересек границу с Южной Африкой, где и исчез. Кто знает, куда он отправился дальше. С нашими паспортами и кредитками он мог бы выкраситься в шатена и сойти за Ричарда. Мог бы полететь в Лондон и пройти через иммиграционный контроль. — Она обхватила себя руками. — Он мог бы возникнуть на моем пороге.

Габриэль сказал:

— Соединенное Королевство не зарегистрировало повторного въезда Ричарда Ренвика в страну.

— Что, если он убил других людей, забрал другие личности? Он мог бы поехать куда угодно, стать кем угодно.

— Вы уверены, что Ваш гид на самом деле был Джонни Постхумусом?

— Полиция показала мне его фото из паспорта, сделанное всего два года назад. Этот был тот же самый человек.

— Существует очень мало его достоверных фотографий. Вы видели всего одну.

— Считаете, я ошиблась?

— Вы же понимаете, что люди на разных фотографиях могут выглядеть совершенно по-другому, иногда кардинально по-другому.

— Если это был не Джонни, то кто же тогда?

— Самозванец.