– Нет, – произнесла я сдавленным голосом. – Моя печаль ещё долго будет со мной. Потому что вслед за этим, как ты выражаешься злосчастным августом, в свои права вступит печальная осень. И она не принесёт радости, это я точно знаю.

Отец вновь повернулся ко мне. В его глазах застыла прозрачная, остекленевшая тоска.

– Ты просто устала, Джина, – он наклонил голову и задумчиво посмотрел на носки ботинок. – Ты просто устала, девочка моя. Когда ты покинешь эти стены, я повезу тебя к морю.

– К морю… – мне вдруг стало тепло и уютно. – Да, папа, это было бы совсем неплохо…

– Когда ты была маленькой, я делал это крайне часто. И твоя мама тоже любила там бывать…

– Папа, – я откинула со лба непослушный локон. – Но зачем нам было нужно куда-то ездить? Ведь мы жили у моря…

Отец резко вскинул голову, и я увидела, как в его глазах промелькнули огоньки растерянности.

– Откуда… – похоже, он не мог сразу найти подходящих слов. – Откуда тебе это известно?

– Я видела это во сне, – я снова попыталась улыбнуться, и на этот раз улыбка получилась неестественной и натянутой.

– Когда?

– Давно. Теперь уже давно. Недели две назад.

– Ты мне ничего об этом не говорила.

– Это было ещё до того, как ты появился здесь…

– И что ты ещё видела в этом сне?

– Больше ровным счётом ничего, – я пожала плечами и опять попыталась улыбнуться.

– Почему же ты решила, что у моря жили именно мы?

– Ну, я видела дом. Дом, стоящий на морском утёсе…

– Все ясно, – он улыбнулся, но его глаза оставались серьёзными. – А говоришь, что ничего…

– Папа! – я пристально на него посмотрела. – Это что, имеет какое-то значение?

– Наверное, нет, – он вздохнул и отвёл глаза.

– Тогда почему ты так настойчиво об этом расспрашиваешь?

– Это не настойчивость, детка, – его тон заметно смягчился. – Просто я очень внимательно наблюдаю за твоим процессом выздоровления и мне интересно знать, насколько быстро память возвращается к тебе.

– Она не возвращается, – теперь я опустила глаза. – Понимаешь, это, как мимолётное видение. Вспыхнет картинка, поманит немного, а потом – снова темнота…

Мне показалось, что он вздохнул с облегчением.

– Мы не жили в этом доме. Мы с тобой живём неподалёку. А там ты бывала, когда познакомилась со… своим мужем…

– Этот дом принадлежит ему?

– Да. Он достался ему в наследство от деда.

– И в твоём времени он уже не существует?

– Нет. Что-то произошло с ним в течение этой тысячи лет.

– Скажи, папа, а существует ли он сейчас?

У меня появилось ощущение, что возникла пауза длинною в жизнь. Отец странно и часто заморгал, на его лице отразилась гамма всевозможных эмоций, шрам на щеке налился полупрозрачной синевой, под глазами выступили небольшие красные пятна.

– Я опять сказала что-то не то? – невинно спросила я.

Он взглянул на меня, потом снова отвёл глаза.

– Всё то, – его голос прозвучал необычно глухо.

– Тогда почему… Почему ты так разволновался?

– Сам не знаю, – он шумно выдохнул воздух. – Просто я обрадовался, что ты… что ты вспомнила кое-что ещё… Что память, наконец-то, хоть и потихоньку, но всё равно возвращается…

– Папа! – я решительно тряхнула головой. – Не ври! Я же вижу, что ты говоришь неправду! Почему воспоминания об этом доме вызвали у тебя такую реакцию?

Он резко вскочил, бросился ко мне, крепко обнял. Я почувствовала, как его сильные, но в тоже время ласковые руки гладят мои волосы, но эти ласки показались неестественными.

– Мы жили на берегу северного моря, – прошептал он. – А вас с мамой я возил совсем в другое место, далеко-далеко на юг… В далёкий Кемберси…

– Папа! – я отстранила его от себя и заглянула ему в глаза. – Ты не ответил на мой вопрос!

Он опять засуетился, задёргался, глянул на часы, затем полез во внутренний карман пиджака.

– Прости, дочка, – его голос вновь стал глухим и ненатуральным. – Я совершенно забыл, что у меня сегодня – очень важная встреча…

– Ты опять мне лжёшь! – взвизгнула я. – Зачем ты это делаешь? Почему ты не хочешь сказать правду?

– Нет! – неожиданно громко закричал он. – Нет, ты все неправильно понимаешь! Нет!!!

– Правильно! – мой голос тоже сорвался на крик. – Я всё равно рано или поздно обо всем узнаю! Почему ты не хочешь рассказать мне правду прямо сейчас?!

Он промолчал. Его глаза сузились, и в них появился такой неимоверно космический холод, что я невольно поёжилась.

– Папа! – жалобно прошептала я. – Папочка! Ну, пожалуйста, скажи, не мучай меня…

– Мне пора, – сухо кивнул он. – Извини, дорогая, у меня действительно дела!

– Перестань обращаться ко мне таким официальным тоном! – опять завизжала я. – Если ты не хочешь мне ничего говорить, тогда вообще лучше не приходи! Да! Я больше не хочу, не желаю тебя видеть! Пусть я снова буду одна! Пусть меня никто не посещает! Пусть я окончательно сдохну в этой проклятой больнице!

Рыдания разорвали мою грудь. Мышцы горла переплелись меж собой, скрутились в упругий, готовый лопнуть от напряжения, жгут. Я глухо закашлялась. Пальцы ног свела судорога, потом боль быстро скользнула вверх по лодыжке и ледяным лезвием вонзилась в бедро. Моё тело невольно содрогнулось, напряглось, невидимая сила растянула его, как струну и перевернула на живот. Жуткий, душераздирающий вопль огласил палату, ставшую в один момент темной и мрачной.

Хлопнула входная дверь, рядом с отцом появилась Полли и другие люди в белых халатах. Их встревоженные голоса звучали наперебой, спрашивая, что произошло. Чьи-то руки закатали рукав моей рубашки, холодные пальцы прикоснулись к коже и начали ощупывать её, выбирая место для укола.

– Не-е-ет! – истошно завопила я. – Не-е-ет! Не на-а-до! Я не ха-ачу! Не ха-ачу больше никаких ук-о-лов!

Тонкое острие иглы уже было внутри. Моё тело ещё раз дёрнулось, пытаясь взметнуться вверх, но несколько пар рук плотно прижали его к больничной койке. Мышцы ощутили ещё несколько неприятных, жгучих инъекций.

Сознание затуманила мутная пелена.

Обволакивающая, чёрная простыня Нереальности старалась собрать все свои четыре угла в одном месте, завязать их узлом и поместить меня в этот импровизированный мешок. Липкое, густое Небытие постепенно вбирало меня в себя, успокаивало, убаюкивало, нашёптывала на ухо сказку безмятежного сна. И вдруг среди этого тихого, приятного бормотания я внятно различила голоса, принадлежащие Полли и моему отцу.

– Так что же всё-таки произошло? – обеспокоено спрашивала сиделка.

– Она спрашивала меня про один дом…

– И что в этом такого?

– Ничего. Просто я не слишком люблю про него вспоминать.

– Почему?

– Когда она переступила его порог, я её потерял…

31 августа

Я опять проспала почти двое суток, а когда проснулась, отец уже был рядом.

– Прости меня, Джина, – печально произнёс он. – Позавчера я вёл себя не совсем корректно. Сегодня хочу объясниться. Понимаешь, мои путешествия – странная штука. Люди считают, что со временем воспоминания забываются, и сердце успокаивается. Для меня это не так. Скитаясь по временным полосам, я могу почти одновременно находиться в прошлом и настоящем. Я специально сказал «почти». Сейчас я могу прийти к тебе прямо из прошлого, побывав там несколько секунд назад. Все воспоминания и переживания ещё будут свежи в моей памяти. Поэтому я так себя вчера и повёл. Если можешь, извини меня, дочка.

Он заискивающе улыбнулся и вытащил из-за спины роскошный букет.

– Это тебе, – ласково сказал он. – В знак нашего примирения и того, чтобы мы больше никогда не ссорились.

– Цветы к сентябрю? – тихо спросила я.

– Да, – он положил букет мне на колени и отошёл к окну. – Сегодня – последний день лета. Завтра наступает осень. Какой она будет для нас, я пока не знаю. И что она сможет принести – радость или печаль?

– Будем надеяться, что радость, – прошептала я.