— Пронесло! — вырвался вздох облегчения из груди лейтенанта Спорышева.

— Пулеметчики молодцы! Так держать! — передал он зенитным расчетам.

— Есть так держать! — за всех ответил возбужденный Шохин.

Два других бомбардировщика налетели на Т-289 и патрульный катер, а их ведущий уже разворачивался для второй атаки на «Патрон», теперь уже против хода, с носа.

— Внимательнее на руле! — Ефимов предупреждал командира отделения рулевых старшего краснофлотца Бойцова, что от него во многом будет зависеть уклонение корабля от бомб при атаках самолетов на встречных курсах.

Точно выйдя на курс, головного тральщика, «юнкерс» с высоты устремился вниз. Из боевой рубки казалось, что он вот-вот прошьет палубу с лежащими на ней авиабомбами, предназначенными для бомбардировки Берлина, и тогда конец. В тот момент, когда от фюзеляжа стали отделяться черные точки, Ефимов скомандовал:

— Лево на борт!

— Есть лево на борт! — продублировал Бойцов и быстро закрутил штурвал влево. «Патрон» изменил курс, и «юнкерс» промчался мимо: султаны-гейзеры вспененной воды выросли по правому борту метрах в пятидесяти от тральщика, не причинив никакого вреда.

Ефимов хотел было похвалить рулевого за сноровку и расторопность, но на тральщик уже шел в атаку второй бомбардировщик, а за ним заходил и третий. Немецкие летчики оставили в покое никчемную для них цель — патрульный катер лейтенанта Сажнева, решив основной удар нанести по самому крупному кораблю БТЩ-203 «Патрон».

— Право на борт!

Бойцов положил руль вправо. Всплески воды поднялись по левому борту.

— Лево на борт!..

Бомбы третьего «юнкерса» тоже легли в стороне.

Немецкие бомбардировщики на третий круг не пошли; видимо, кончился запас бомб. Они развернулись на восток и скрылись за солнцем.

— Отделались, как говорится, легким испугом, Михаил Павлович, — повеселел помощник командира тральщика лейтенант Спорышев. — А с точностью-то у фрицев туговато. Мазилы первостатейные, — пошутил он.

— Это у них примерочный налет, — объяснил Ефимов. — То ли еще будет…

— Думаете, они снова прилетят?

— Слева по борту три «Ю-88»! — донесся голос вахтенного сигнальщика Харламова.

— Уже летят! — усмехнулся Ефимов.

Второй налет был копией первого. Разве что немецкие летчики совершенно не обращали внимания на маленький патрульный катер, сосредоточив удары по двум тральщикам, главным образом по «Патрону».

Почти аналогичным был и третий удар с воздуха, к этому времени корабли уже достигли района Палдиски.

— Вот прилипли к нам! Как пчелы к бочке с медом. А у нас бочка ведь с порохом! — негодовал Спорышев. — Неужели узнали, какой бесценный груз мы доставляем на Сааремаа? — предположил он. — Авиабомбы для бомбардировки их любимого Берлина?!

— О нашем грузе немцам ничего не известно, это точно, — не согласился Ефимов. — Они же блокируют Моонзунд. И никого туда не пускают. В том числе и нас.

Ефимов вызвал в боевую рубку командира зенитных расчетов старшину 1-й статьи Шохина.

— Послушайте, товарищ старшина первой статьи, пора бы вашим пулеметчикам поубавить спесь «юнкерсам», — начал он разговор. — Ведь наглеют немецкие летчики до бесстыдства! Фюзеляжами чуть ли мачту не задевают?! Возьми камень, брось не промахнешься. А ваши зенитчики все мимо и мимо. Поди половину боекомплекта патронов истратили впустую.

— Волнуются, братишки, горячатся, — оправдывал своих подчиненных Шохин. — К тому же «юнкерсы» бронированные, чертяги. Отскакивают наши пули от брюха, как горох…

— Надо найти уязвимое место, старшина, — подсказал лейтенант Спорышев. — Вы же самый опытный пулеметчик у нас.

— Вот и покажите личный пример, — поддержал Ефимов своего помощника. — Хотя бы подбить одного. Опасаться бы тогда стали нас, не так прицельно бомбить.

Шохин до боли сжал кулаки, погрозил ими темной кромке берега, со стороны которой появлялись немецкие самолеты.

— Проучу я их все же, товарищ командир, — со злостью проговорил он. — Сам встану за пулемет. Хоть одного гада, но пущу на корм рыбам…

Четвертый налет немецких бомбардировщиков не заставил себя долго ждать. На этот раз вахтенный сигнальщик Харламов насчитал пять «Ю-88». Шохин подошел к баковой зенитной установке, отстранил от пулемета краснофлотца Мелехова.

— Дай-ка я попробую, браток. Авось мне повезет…

Первый «юнкерс» он примерил в прицел, нащупывая на нем наиболее уязвимую точку. Для острастки дал короткую очередь по нему. На втором бомбардировщике, атаковавшем тральщик, он уже точно определил точку прицеливания: моторы! Когда же третий «юнкерс» начал заход на «Патрон» и его правый мотор весь поместился в круглый зенитный прицел, он нажал гашетку и длинной очередью полоснул по бомбардировщику.

— Попали, попали, товарищ старшина! — закричал над ухом краснофлотец Мелехов.

Шохин оторвался от прицела, глаза его радостно блестели. «Юнкерс», оставляя длинный шлейф черного дыма, с трудом развернулся в сторону солнца и, едва достигнув береговой черты, грохнулся на землю.

— Получай, гад, сполна! — сквозь зубы процедил Шохин. — От моряков-балтийцев свинцовый привет, покойничек!..

В отместку за свой погибший самолет оставшиеся четыре «юнкерса» яростно набросились на корабли, атаки следовали одна за другой, и бомбы, казалось, чудом не попадали в палубы тральщиков.

— Еще бы одного угостить, товарищ старшина, — подзадорил Мелехов разгоряченного боем своего командира.

— Давай вместе попытаемся, браток, — проговорил Шохин, прилаживаясь к прицелу. Первый же бомбардировщик он встретил длинной очередью, но безрезультатно. Одна из бомб упала поблизости от борта, обдав его брызгами холодной воды. По второму самолету он уже начал стрелять короткими очередями, но снова мимо. Решил отказаться от моторов и прицеливаться в кабину летчика. Авось пули достигнут цели…

При заходе очередного «юнкерса» на бомбардировку «Патрона» он поймал в прицел кабину летчика и нажал на гашетку. Бомбардировщик проскочил рядом, не сбросив бомбы. Искрящиеся от солнечных лучей султаны воды поднялись почему-то далеко за кормой шедшего в кильватере Т-289.

— Подбили вы его, товарищ старшина, подбили! — закричал от восторга Мелехов. — На воду садится, на воду!

Шохин видел, как подбитый им бомбардировщик вдалеке сел прямо на воду.

— А этот на корм балтийской рыбе отдадим, — произнес он с удовлетворением, уступая место за пулеметом Мелехову. — Становись на свое место, браток. Твоя очередь теперь…

Весь остальной путь по Балтийскому морю до пролива Муху, разделяющего острова Хиума и Вормси, проходил под беспрерывной бомбардировкой немецких самолетов. Пенистые столбы воды, поднятые взрывами бомб, кипели вокруг маневрирующих тральщиков, иногда каскады брызг обрушивались на палубы, и у моряков от мысли, что один из осколков вот-вот попадет в лежащие на палубе авиабомбы и те сдетонируют, разнесут корабль в щепки, становилось муторно на душе. Казалось чудом, что они все еще ухитряются увертываться от прямых попаданий. Видимо, злятся немецкие летчики от того, что цель ускользает от них, хотя они и производят бомбометание без помех со стороны истребителей прикрытия, почти как на полигоне. То ли нервы их начали сдавать или, до некоторой степени, пугал огонь зенитных пулеметов, на который напоролись два «юнкерса» и погибли, однако советские корабли казались для них словно заколдованными.

Оставили в покое БТЩ-203 «Патрон» немецкие бомбардировщики лишь у входа в пролив Муху: «юнкерсы» опасались зенитных батарей с островов Хиума и Вормси. К этому времени при маневре более быстроходный «Патрон» далеко оторвался от тихоходных Т-289 и патрульного катера. Помочь он им все равно не мог, и Ефимов решил один идти на Сааремаа, чтобы поскорее доставить морским летчикам предназначенные для Берлина авиабомбы.

При выходе на Кассарский плес заметили в стороне черный столб дыма догорала нефтеналивная самоходная баржа, выбросившаяся при ударах немецких бомбардировщиков на отмель.