— Генерал Жаворонков послал два запроса командующему Балтийским флотом вице-адмиралу Трибуцу.
— Почему я не знал об этом?
— Генерал Жаворонков приказал вас не беспокоить. Вы заняты боевой работой…
Преображенский задумался. Раньше ему и в голову не приходило, откуда берутся для ДБ-3 авиабомбы и бензин, их запасы, оказывается, скудны, не пополнялись, и сейчас морская и армейская авиагруппы особого назначения сидят на голодном пайке. Командир авиабазы пояснил, что часть боеприпасов и горючего вынуждены были перевезти на аэродром Асте для бомбардировщиков майора Щелкунова и капитана Тихонова, которые прилетели с Большой земли с пустыми люками и наполовину заполненными баками.
Действительно, прибывшая на Сааремаа армейская авиагруппа встала на обеспечение морской авиагруппы, никто раньше не брал их в расчет. Вот почему так быстро кончился запас авиабомб и бензина.
— Что ответил командующий Балтфлотом? — спросил Преображенский.
— Вице-адмирал Трибуц приказал командиру главной военно-морской базы в Таллинне и коменданту Кронштадтской крепости бесперебойно обеспечивать нас всем необходимым, не срывать налеты на Берлин, — ответил Георгиади. — Из Таллинна вчера вышли торпедовоз с авиабомбами на борту и танкер с бензином, но… — он беспомощно развел руки в стороны, тяжко вздохнул. — Не дошли до нас, товарищ полковник. Потопили их немцы. Из Кронштадта тоже, видимо, выходили к нам корабли. И тоже пока не дошли…
Преображенский вспомнил недавний разговор со своим новым другом начальником штаба Береговой обороны Балтийского района подполковником Охтинским о резком осложнении обстановки в районе островов Моонзундского архипелага. Сааремаа, Хиуму, Муху, Вормси и Осмуссаар немцы блокировали с суши, моря и воздуха. Они никого не впускают и не выпускают из Моонзунда. Тогда он, занятый налетами на Берлин, не придал этому особого значения, полностью полагаясь на генерала Жаворонкова, а вот теперь, оставшись за него, с первого же дня на себе почувствовал остроту создавшегося почти критического положения. К тому же начинало мучить уязвленное самолюбие: при командующем ВВС флота налеты на Берлин осуществлялись регулярно, а вот при нем все вдруг изменилось в худшую сторону.
— Что будем делать, командир авиабазы? — с надеждой спросил Преображенский.
Георгиади усмехнулся, хитро прищурил черные глаза.
— Я передал в Беззаботное, в нашу авиабригаду, чтобы ни один самолет не прилетал к нам с пустыми бомболюками. В основном брать ФАБ-сто и ЗАБ-пятьдесят.
— Правильно сделали, товарищ майор! — похвалил Преображенский, хотя и понимал, что это не надежный способ доставлять авиабомбы, ведь теперь ДБ-3 летали на замену моторов редко. Но, как говорится, на безрыбье и рак рыба. Молодец командир авиабазы, не сидит сложа руки, не ждет у моря погоды.
— С бензином пока терпимо, — продолжал Георгиади. — Я забрал все запасы у местного гарнизона.
— И отдали безоговорочно? — удивился Преображенский, понимая, что Береговой обороне Балтийского района самой нужен бензин.
Георгиади заразительно рассмеялся.
— Именем вице-адмирала Трибуца я действовал. Пусть попробуют не выполнить приказ командующего Балтийским флотом!..
Разговор с командиром авиабазы угнетающе подействовал на Преображенского. Такая тяжесть теперь легла на его плечи, ведь отныне лично он, он один отвечает за продолжение «Операции Б», за которой пристально следит сам товарищ Сталин. Хотел вызвать военкома полка Оганезова, чтобы посоветоваться с ним обо всем, поговорить, как тот сам с газетой в руке зашел к нему в землянку.
— Вот прочтите, командир, — протянул он газету.
Преображенский поморщился, до газет ли ему сейчас, когда из-за отсутствия авиабомб срывается восьмой налет на Берлин?
— О Берлине пишут, значит, и о нас, — пояснил Оганезов. — Официальное сообщение…
Преображенский сразу же насторожился, взял газету, впился глазами в текст на первой полосе, обведенный военкомом полка карандашом. По мере чтения глаза его хмурились, лоб покрылся сетью мелких морщин.
«…Советская авиация имела полную возможность бомбить Берлин в начале и ходе войны. Но командование Красной Армии не делало этого, считая, что Берлин является большим столичным городом с большим количеством трудящегося населения, в Берлине расположены иностранные посольства и миссии, и бомбежка такого города могла привести к серьезным жертвам гражданского населения.
Мы полагали, что фашисты, в свою очередь, будут воздерживаться от бомбежки нашей столицы Москвы. Но оказалось, что для фашистских извергов законы не писаны и правила войны не существуют. В течение месяца, с 22 июля по 22 августа, немецкая авиация 24 раза произвела налеты на Москву. Жертвами этих налетов явились не военные объекты, а жилые здания в центре и на окраинах Москвы, больница, 2 поликлиники, 3 детских сада, театр имени Вахтангова, одно из зданий Академии наук СССР и другие. Разумеется, Советское командование не могло оставить безнаказанными эти зверские налеты немецкой авиации на Москву. На бомбежку мирного населения Москвы советская авиация ответит систематическими налетами на военные и промышленные объекты Берлина и других городов Германии…»
— Наращивать нам надо удары по Берлину, командир, наращивать! — подытожил Оганезов, когда Преображенский закончил читать.
— Чем наращивать, комиссар?! — с болью в сердце вырвалось у Преображенского, и он рассказал военкому полка о своем разговоре с командиром авиабазы майором Георгиади.
— Да-а, — протянул Оганезов, — положение серьезное. Я сделаю в Ленинграде все возможное, чтобы авиабомбы немедленно доставили на Сааремаа… — Он виновато улыбнулся, неопределенно пожал плечами. — Собственно, Евгений Николаевич, я проститься зашел к вам. Сейчас уезжаю в Асте и оттуда с последним самолетом из эскадрильи капитана Тихонова лечу в Беззаботное…
В сутолоке новых забот Преображенский забыл, что батальонный комиссар должен возвратиться под Ленинград в самое ближайшее время. 1-й минно-торпедный авиационный полк совершал систематические налеты на тыловые военные и промышленные объекты и военно-морские базы Германии и Финляндии, и военкому полка целесообразнее было находиться и вести политическую работу на основной базе. За него оставался на острове старший политрук Поляков, опытный, инициативный, всеми уважаемый в полку политработник.
После проводов военкома полка Преображенский еще раз прочел в газете официальное сообщение о продолжении налетов на Берлин в ответ на непрекращающуюся бомбардировку немецкой авиацией Москвы. Он согласен, наращивать удары по Берлину надо, но вверенные ему морская и армейская авиагруппы особого назначения не в состоянии, к сожалению, этого сделать. Нужны новые, дополнительные авиационные части или даже соединения для продолжения «Операции Б».
К его радости, вечером пришла шифровка от командующего ВВС флота генерала Жаворонкова, из которой он узнал, что Верховный Главнокомандующий нацелил на Берлин вновь сформированную 81-ю авиационную дивизию под командованием известного советского летчика Героя Советского Союза Михаила Водопьянова. На вооружении дивизии были мощные четырехмоторные бомбардировщики Пе-8.
Морской и армейской авиагруппам особого назначения предписывалось самостоятельно продолжать налеты на Берлин.
Перед самым отбоем к Преображенскому зашел старший политрук Поляков.
— Интересное письмецо хочу вам показать, Евгений Николаевич. С той стороны, так сказать. О результатах нашей работы…
По примеру своего начальника военкома полка батальонного комиссара Оганезова старший политрук Поляков считал первейшей обязанностью сообщать летному и техническому составу авиагруппы о результатах бомбардировок Берлина. Это оказывало огромное воспитательное воздействие на людей, находящихся на крайней западной точке советской земли, в глубоком тылу врага. Он связался с Беззаботным, и ему сообщили содержание письма мужу на фронт от жительницы Берлина Анни Реннинг. Солдат Реннинг воевал недолго, он был убит под Ленинградом.