Следом подкатила санитарная машина с военврачом 3 ранга Баландиным. К его удивлению, кроме кровяных ссадин на руках, у экипажа ранений не было, даже легких.

Предстоял взлет очередных бомбардировщиков, идущих на Берлин, и Жаворонков заторопился на старт. С собой в эмку он прихватил и капитана Гречишникова; остальных членов экипажа поместили в санитарной машине.

С аэродрома в Асте ДБ-3ф старшего лейтенанта Богачева с двумя ФАБ-500 на внешней подвеске взлетал почти одновременно с дальним бомбардировщиком капитана Гречишникова в Кагуле. Майор Щелкунов и капитан Тихонов были благодарны полковнику Преображенскому, пославшему в экспериментальный полет из морской авиагруппы опытного штурмана лейтенанта Шевченко, уже трижды слетавшего в Берлин. А Богачев летит первый раз, да еще с таким тяжелым грузом авиабомб на борту, он смело может довериться новому штурману, изучившему маршрут до столицы фашистской Германии.

Щелкунов и Тихонов на совещании с представителем Ставки Коккинаки тоже выступали против эксперимента, хотя дальние бомбардировщики их армейской авиагруппы были несколько мощнее, имели дополнительный форсаж. Ведь все зависело от изношенности моторов и состояния взлетной полосы. Конечно, большое значение имело и мастерство летчика. Старший лейтенант Богачев как летчик был подготовлен хорошо, имел вполне достаточный опыт, на его счету уже более десяти боевых вылетов на бомбардировку тыловых военных объектов Германии, в том числе и Кенигсберга. Лучше бы самому майору Щелкунову принять участие в эксперименте с двумя ФАБ-500, но моторы его флагманского ДБ-3ф оказались более изношенными, чем на дальнем бомбардировщике старшего лейтенанта Богачева.

Перед взлетом Щелкунов и Тихонов долго беседовали с Богачевым, говорили об особенности подъема самолета с тяжелым грузом авиабомб на борту с грунтовой, размягченной прошедшим дождем взлетной полосы, сравнительно короткой по длине. Главное, не «рыскать» по сторонам, удерживать машину строго по прямой линии, ибо любое отклонение в стороны, хоть на метр, резко скажется на разбеге, и полосы может не хватить. Богачев молча слушал затянувшееся наставление более опытных пилотов, он сам давно уже определил, как станет взлетать, был уверен в успехе и не скрывал этого. Ведь он давно не новичок, побывал в нескольких воздушных боях, успешно летал бомбить объекты противника, в том числе и с двумя ФАБ-500 на внешней подвеске. Удовлетворяла его и замена своего, только что окончившего авиационное училище, молодого штурмана на лейтенанта Шевченко, трижды водившего бомбардировщик на Берлин. Только почему-то слишком хмур и мрачен моряк-лейтенант, неужели опасается чего-то, не верит армейскому пилоту — есть у морских летчиков некоторое высокомерие, — или просто по натуре он такой неразговорчивый, малообщительный. Ничего, после налета на Берлин они подружатся, когда узнают друг друга в настоящем деле.

Щелкунову и Тихонову нравилась уверенность Богачева. Они знали, старшему лейтенанту даже льстило, что именно ему доверил провести эксперимент в армейской авиагруппе особого назначения сам представитель Ставки, один из известнейших летчиков-испытателей в стране, его кумир Владимир Константинович Коккинаки. И все же Щелкунов и Тихонов волновались за исход эксперимента, понимая, какая ответственность ложится на Богачева и какая опасность подстерегает его экипаж с новым штурманом из морской авиагруппы.

И вот старт. Богачев привычно опробовал моторы, открыл фонарь кабины, высунул на всю длину руку, показывая, что готов к взлету. Помахал на прощание провожавшим его майору и капитану, закрыл фонарь.

Разбег ДБ-3ф начал как и обычно, с каждой секундой увеличивая скорость. Щелкунов и Тихонов, затаив дыхание, внимательно наблюдали за быстро удаляющимся самолетом. Каждый из них поменялся бы местами сейчас в кабине бомбардировщика. Нет, не «рыскал» по сторонам Богачев, точно выдерживал направление, молодец старший лейтенант. Уже должен начать отрываться от земли его самолет, но шасси, казалось, прилипло к взлетной полосе. «Давай отрывайся от полосы, давай, давай!» — мысленно подсказывал летчику Щелкунов. Но бомбардировщик все катил и катил навстречу темной стене леса, не поднимаясь ввысь. Кончается же взлетная полоса, тормозить надо, тормозить… На какое-то мгновение майор закрыл глаза и услышал страшный грохот, потрясший округу. В небо взметнулся огромный султан огня, земли и дыма.

Тихонов подбежал к стоящей поодаль полуторке, вскочил в кабину.

— Давай быстро туда! — показал он на место катастрофы.

Полуторка рванула с места и понеслась по взлетной полосе, подъехала к месту взрыва. Страшная, удручающая картина предстала глазам обескураженного Тихонова. Глубокая воронка от взрыва двух ФАБ-500, разбросанные вокруг на десятки метров горящие обломки бомбардировщика и среди них на обсыпанной землей траве оторванная окровавленная голова старшего лейтенанта Богачева, изувеченные до неузнаваемости трупы штурмана лейтенанта Шевченко, стрелка-радиста и воздушного стрелка…

Вернулся Тихонов на старт постаревшим, злым. Он тяжело дышал открытым ртом, не в состоянии сразу же воспроизвести увиденную зловещую картину катастрофы с бессмысленной гибелью всего экипажа. Щелкунов и не расспрашивал его, понятно было каждому, что две ФАБ-500, начиненные мощной взрывчаткой, разнесли все на куски. Ему, как командиру армейской авиагруппы особого назначения, надлежало немедленно самому доложить о катастрофе командующему ВВС флота генералу Жаворонкову. Дозвонился по полевому телефону сравнительно быстро. Тревожный голос генерала послышался в трубке:

— Как, как там у вас? Как?..

— Скверно, товарищ генерал. Очень скверно. Машина старшего лейтенанта Богачева так и не смогла взлететь, врезалась в препятствие, — доложил Щелкунов. — Весь экипаж погиб…

На противоположном конце провода долго молчали, слышно было лишь тяжелое дыхание.

— А как у вас в Кагуле, товарищ генерал? — напомнил о себе Щелкунов. — Как капитан Гречишников?

— Тоже не взлетел… Тоже катастрофа…

— Погибли все?

— Нет, не погибли. К счастью, экипаж остался жив. Сгорела лишь машина. Просто повезло капитану Гречишникову. Не как старшему лейтенанту Богачеву…

Гибель экипажа тяжело переживал весь личный состав армейской и морской авиагрупп особого назначения. Эксперимент оказался неудачным, как и предсказывали летчики и штурманы на совещании с представителем Ставки.

На Берлин в этот вечер пошли дальние бомбардировщики с обычной подвеской авиабомб.

Седьмой налет на Берлин

Ничто так угнетающе не действует на летчика, как нелепая гибель боевых друзей. Когда летчик гибнет в бою, это понятно — там решается судьба: кто кого? А потери на своем родном аэродроме воспринимаются особенно тяжело.

Капитан Плоткин весь полет до Берлина был под впечатлением случившегося на аэродроме. Он еще с утра почувствовал легкое недомогание, однако врачу при медосмотре об этом не сказал. Его самолет был готов к вылету, и он не мог и думать о том, что кто-то другой поведет его машину. Кружилась голова, ему было жарко, хотя в кабине 32 градуса ниже нуля. Мешала кислородная маска, так и хотелось ее сбросить с горячего лица. Но нельзя, задохнешься, высота более 6000 метров, а опуститься ниже невозможно — над морем кучевые облака. Самое разумное было бы вернуться в Кагул, предварительно сбросив бомбовый груз на запасную цель. Но что подумают о нем друзья? Нет, надо обязательно достичь Берлина, а на обратном пути можно будет передать управление штурману лейтенанту Рысенко, самому же немного отдохнуть.

Полчаса полета в огне от Штеттина до Берлина требовали от летчиков предельного напряжения. Тут не зевай, иначе собьют. Помнил это и Плоткин. Голова кружиться перестала, хотя по-прежнему было жарко. Все внимание — на приборы. Нервы натянуты, как струны: в любой момент может встретиться немецкий истребитель, и надо маневром мгновенно уйти от его щупалец-фар.

— Под нами Берлин! — доложил Рысенко.