Полковник Преображенский переделал эти стихи в вологодские частушки, и под его аккомпанемент на баяне их спели сержанты Лучников и Беляев.

Летчики от души смеялись и долго аплодировали. Незабываемый вечер закончился танцами.

Дождь начался в первом часу ночи.

Еще вчера вечером с Атлантики стала медленно двигаться серая стена облаков. Метеобог капитан Каспин рассчитывал, что облака эти разгонит легкий бриз, ночью усилившийся до порывистого ветра. Но его расчет не оправдался. Дождь шел всю ночь и утро, шел беспрестанно, нудно и тихо. За окошком была видна сплошная сетка дождя. Влажный блестящий луг, сумрачно-зеленый лес вокруг аэродрома — все скрылось за дождевой решеткой.

Жаворонков заметно нервничал. Пятый вылет назначен на 10 часов вечера, а дождю, казалось, не будет конца. По докладу командира авиабазы майора Георгиади, взлетно-посадочная полоса раскисла, грунт размягчился. А ведь сегодня многие ДБ-3 полетят с ФАБ-500 на внешней подвеске.

Особенно вызывали тревогу рулежные дорожки. Дождь превратил их буквально в месиво густой, непролазной, липкой грязи. Колеса тяжелых бомбардировщиков утонут в ней, машинам невозможно будет выбраться на поле аэродрома.

Отменить же очередной налет на Берлин генерал не мог. О нем уже доложено наркому ВМФ.

— Будем очищать рулежные дорожки от грязи, а наиболее болотистые места засыпать каменистым грунтом, — решил генерал.

На работы был мобилизован весь личный состав, кроме экипажей, которым предстояло лететь на Берлин. На помощь вышли и эстонцы, не успевшие или не пожелавшие эвакуироваться в отдаленные от аэродрома хутора.

Военком Оганезов собрал штурманов.

— Я хотел передать вам боевой привет от ваших английских коллег, — сказал он, показывая на листок с машинописным текстом. — Штурманы английских бомбардировщиков удивляются, как это вы с первого захода определяете цели? Или летаете только в ясную погоду?!

Штурманы засмеялись, догадываясь, что неспроста батальонный комиссар затеял этот разговор.

— Выходит, и у них метеобоги не щедры на погоду, — пошутил лейтенант Швецов.

— Об этом в сообщении ничего не сказано, — ответил Оганезов.

— Что же сказано? Не терзайте наши души, товарищ батальонный комиссар, — не выдержал Хохлов.

Оганезов улыбнулся.

— Да просят раскрыть секрет, как точно выходить на цель при плохой погоде.

— Секрет один: фашистов надо бить в любую погоду, пока не уйдут с нашей земли! — сказал Хохлов.

Оганезов опять улыбнулся.

— Так я им от вашего имени и отпишу.

— Что у англичан-то произошло, товарищ батальонный комиссар? — нетерпеливо спросил Швецов.

— В последнем налете на Берлин им слишком долго пришлось отыскивать цели, ответил Оганезов. — Из-за плохой видимости. Вот, — он показал на лист, официальное сообщение…

— У нас нет времени на отыскивание целей, — сказал Хохлов. — А то обратно не успеешь вернуться.

— На пределе работаем, не то что англичане. Ошибаться некогда, — подтвердил лейтенант Шевченко.

Оганезов согласно кивнул.

— Значит, дождик вам тоже по плечу, — показал он на окно, по стеклам которого стекали извилистые струйки воды. — Никакая погода не сможет помешать балтийским летчикам выполнить боевое задание Родины!

Военком остался доволен беседой. От штурманов он уходил в полной уверенности, что те доведут сегодня свои машины до Берлина.

В полдень дождь прекратился. К вечеру в редеющих облаках даже появились бирюзовые окна, через которые солнечные лучи падали на мокрое поле аэродрома, зажигая огоньки в капельках воды на траве.

К назначенному времени рулежные дорожки были очищены от грязи, а топкие места завалены каменистым грунтом. Хоть и с трудом, но «букашки» все же вырулили на аэродром. Самолеты быстро дозаправили горючим, подвесили авиабомбы. Шесть ДБ-3 взяли на внешнюю подвеску по одной пятисотке и по три ЗАБ-100 в бомболюки.

Штурман флагманского дальнего бомбардировщика капитан Хохлов к новой цели отнесся, к радости Преображенского, вполне спокойно, как к обычному делу. Его удивило лишь, что в данном районе Берлина, прилегающем к парку Тиргартен, никаких особо важных военных объектов нет. Но так было до войны. А сейчас в парке немцы, возможно, что-то и соорудили, о чем стало известно руководству «Операции Б». В общем, начальству сверху виднее. А он, штурман, дело свое сделает, постарается выполнить просьбу полковника Преображенского и с максимальной точностью вывести «букашку» на заданную цель.

— А ключ твой нам поможет! — заулыбался Преображенский.

Хохлов насторожился.

— Какой ключ?!

— Ну, ну, не притворяйся, Петр Ильич. Ключ-талисман. Знают же все…

Хохлов растерянно оглянулся, точно боялся, что их подслушивают. Оказывается, о его гаечном ключе-талисмане всем известно? А он думал, что это лишь его строжайшая тайна. Кто же разболтал? Не иначе как техник самолета старшина Колесниченко.

С чувством охватившей тревоги взобрался он в свою штурманскую кабину, взял полетную сумку, вытащил карты, заглянул внутрь. Гаечного ключа на месте не было. Хохлову стало нестерпимо жарко, точно его быстро опускали в кипяток. По лицу потекли струйки пота, застилая глаза. Ключ, его волшебный ключ-талисман пропал. Кто-то нарочно выбросил его из полетной сумки. А он ведь теперь считает его счастливым, приносящим успех. Почему-то убежденно верил, и с каждым разом все больше и больше, что с ключом он обязательно вернется из налета на Берлин. И вдруг талисман пропал…

Хохлов высунул голову в астролюк, увидел техника самолета и, еле сдерживая свой гнев, закричал:

— Старшина Колесниченко!

— Здесь, товарищ капитан!

— Куда вы дели мой ключ?

— Какой ключ, товарищ капитан? — не понял вначале Колесниченко.

— Самый обыкновенный! Гаечный. Семнадцать на девять…