Единственное, на что меня хватило — это без церемоний упасть рядом с Махи, и обнять ее за плечи. Боль от потери ребенка — это не та боль, которую бы я пожелала бы пережить хоть кому – то. Даже если этим „кем — то“ будет мой злейший враг.
— Оповестите Сулеймана, — с трудом найдя в себе силы, отдала я приказ. Хатидже со странной смесью эмоций наблюдала за нами. — Пусть Повелитель придет сюда.
— Хюррем… Почему он не дышит?! — глаза баш — кадины были похожи на две узенькие щелочки из — за опухших век. Она ничего сейчас не видела, просто продолжала сжимать сына в объятиях, словно надеялась, что это вернет его к жизни. — Он утром покушал, занимался с учителем, а потом хатун, которая водила его гулять, примчалась с криками, что шехзаде стало плохо… Я плохая мать, Хюррем?! Почему я не могу разбудить своего сына?!!
Я молча обняла ревущую в голос баш — кадину и прижала к себе. Слова здесь были не нужны, да и не при любопытных девках из гарема утешать мою вроде как соперницу. Сперва надо разогнать толпу, дождаться Сулеймана, а затем — разобраться по порядку во всем произошедшем.
Мой взгляд упал на лицо мальчика, и в душе неожиданно зашевелились смутные сомнения.
Глава 53, в которой открываются некоторые тайны
В небольшом заведении, уютно укрывшемся на одной из многочисленных улочек Стамбула, нынче вечером было весело. Янычарам раздали бакшиш в честь какого-то праздника, и их аги в данный момент накачивались вином и наслаждались обществом прекрасных женщин в этом почтенном заведении, которое держал многим известный Давуд-эфенди.
Сидевший за низким столиком в углу человек в темной, но дорогой одежде, внимательно наблюдал за веселящимися из-под капюшона своего плаща. Спрашивать незнакомца, почему он не снял плащ в помещении, где сухо и тепло, никто не стал — здесь это было в порядке вещей. Возможно, незнакомец ждал кого-то для важных переговоров и не хотел быть узнанным.
Когда в заведение вошла молодая девушка с замотанным в плащ спящим мальчиком на руках, незнакомец заметно оживился. Махнув девушке рукой, он встал со своего места и направился на второй этаж заведения, где располагались комнаты для отдыха. Девушка поспешила следом за ним.
Вскоре в неосвещенной комнате состоялся примечательный диалог.
-Айлин…- тяжелый вздох мужчины выдавал накопившуюся в нем усталость. — Ты молодец, девочка. Все сделала правильно. Смогла. Я горжусь тобой!
-Паша…
-Молчи, — палец мужчины коснулся нежных губ, призывая к тишине. –Он будет в безопасности там, уж это-то я обещаю.
-Господин…- девушка чуть не рыдала.
-Ты все сделала правильно. А теперь иди. И забудь обо всем произошедшем.
Но дойти до двери девушка просто не успела. Сильная рука схватила ее за горло, и острый кинжал вспорол его так же легко, как шелковую нежную ткань. Зажав рот девушки рукой, мужчина медленно, стараясь не производить лишнего шума, положил ее тело на пол и дождался, пока сердце несчастной не перестанет биться. Затем вытер окровавленный кинжал о свой плащ и поспешно спрятал его за пояс.
Мальчик все так же мирно спал, и, казалось, вовсе не думал просыпаться. Взяв его на руки и нежно укрыв плащом, мужчина быстро и бесшумно вышел из комнаты, а через минуту покинул заведение.
***
Больные и воспаленные глаза Махидевран теперь будут сниться мне в кошмарах. После того, как прибежал Сулейман и начал причитать над телом своего сына, говорить с этой парой горюющих родителей не было возможности. Мне пришлось, скрипя зубами, покинуть их и направиться в покои к валидэ. Она единственная, с кем я сейчас могу поговорить — несмотря на ее заносчивость и любовь к пустяковым капризам, Айше Хафса мудрая женщина.
Кому еще мне рассказать о своих подозрениях насчет Мустафы в этом гареме, как ни ей?
Но невезение сегодня решительно меня преследовало.
Валидэ спала. Служанки посовещались и предложили мне прийти попозже, когда их госпожа встанет. С каждым днем состояние здоровья Хафсы все ухудшалось — у нее уже почти не оставалось сил на то, чтобы разгуливать по гарему и навещать наложниц Сулеймана. Она все чаще ложилась отдыхать среди дня, и недалек был тот день, когда Царственная колыбель окончательно отправится в сады Аллаха к своему возлюбленному супругу и господину.
Стыдно признаваться, но я буду по ней скучать.
С этими мыслями я направилась в свои покои и неожиданно наткнулась на маленького самодовольного крысенка, копошившегося на этаже фавориток с сундуком, полным завалявшихся без дела тканей. При виде меня ЭТО выпрямилось, гордо подбоченилось и заявило:
-Что, госпожа?! Вы говорили, что не видать мне Повелителя и хальвета!
Это когда я такое говорила?!
-И вот! — с гордой рожей Фирузе обвела рукой три сундука и какой-то тюк. — Наш милостивый падишах подарил мне это после вчерашней ночи!
Ох ты ж, Господи. Ну и радуйся этому теперь.
Я молча пожала плечами и попыталась пройти в свои покои.
-Вашей власти пришел конец!
Из моей груди вырвался нервный смешок. Ее Тахмасп прислал специально, чтобы меня доводить? Надо будет сказать спасибо, написав ответное письмо, а то мне как-то скучно жить стало в тихом гареме.
Вокруг нас начали собираться фаворитки Сулеймана. Айше Хатун, которй давным-давно разок посчастливилось побывать в «райских садах» молодого и голодного до тела Сулика, с искренним интересом прислушивалась к словам писклявой швабры.
Швабра одернула на подобии груди кривенький лиф платья, и пошла в атаку.
-Вы и так нарушили все правила и устои гарема!
-Прекрасно, но это я и без тебя знаю, — нежно улыбнулась я, наконец-то соизволив развернуться к сопернице лицом. — И что дальше?
-Наш Повелитель женился на безродной рабыне с Красной Руси! Его теперь за это позорят! — обличающе ткнула пальцем мне в грудь маленькая хамка. Я молниеносно перехватила ее руку и сильно сдавила ее, выкручивая запястье. Дождавшись, пока Фирузе заревет от боли, склонила ее как нашкодившего щенка и, нагнувшись к ее лицу, тихо прошипела:
-Запомни, Фирузе. Если ты еще раз, еще ХОТЬ РАЗ скажешь что-то не то и не тем тоном обо мне, или о нашем Повелителе, да еще и в присутствии других рабынь — я задушу тебя вот этими самыми руками, а затем сброшу в Босфор. И знаешь, что? МНЕ ЗА ЭТО НИЧЕГО НЕ БУДЕТ.