Вдохнула, выдохнула и попыталась успокоиться. Ну и леший с ним. Найдется — сам отравится, вот тогда и побалакаем. А я сына видеть хочу!

-Где мой львенок? — откуда у меня эти противные интонации? Не иначе, от Сулика нахваталась. Гюльнихаль пискнула, что Мехмед у кормилицы и она сейчас же его принесет.

Я милостиво кивнула и запросила еды.

-Госпожа, сперва вас должен осмотреть лекарь!

-Я сказала — есть хочу!!

Это на меня так клиническая смерть повлияла, не обращайте внимания. Вот сейчас я покушаю, успокоюсь, увижу сыночка — и сразу стану прежней, вежливой до приторности султаншей.

Спустя полчаса я, наевшаяся и довольная, баюкала сына, убеждаясь, что не зря пошла на этот шаг. Ну его к лешему, этот бизнес, и Сулеймана с его властью туда же, здесь — мой ребенок! И это самое главное, что может быть.

Лекарша осматривала меня вдумчиво, но под конец сообщила, что угрозы здоровью нет. Посоветовала ближайшие пару дней больше отдыхать и усиленно питаться. И как-то так странно мне подмигнула. Я не обратила на это внимания.

В мои покои за следующие два часа набился весь царственный состав гарема: Хати, валидэ в траурной одежке, Шах-и-Хубан, которая приехала навестить маму, Гюльфем и даже пузатая, как пузырь, Махи. Все искренне радовались моему исцелению и по обычаю завалили меня подарками. Против подарков я не возражала. Вдоволь натетешкавшись с сыном, я отдала его няне и попросила отвести меня к Сулейману.

Может, я слегка и успокоилась, но бороду ему тишком повыдирать, пока никто не видит — моя святая обязанность!

Или я — не Хасеки Хюррем Султан!

Глава 42, в которой мы становимся свидетелями важного разговора между валидэ и Махидевран

За пару дней до пробуждения Роксоланы…

Топ-Капы пребывал в состоянии траура, что вполне естественно. Махидевран ходила, скрестив пальцы и втайне молясь Аллаху о том, чтобы ее шехзаде стал следующим султаном. Кто бы ее стал за это винить? Слишком долго гордая черкешенка прожила, унижаясь и склоняя голову перед каждой особой султанской крови. И теперь ее сердце жаждало справедливости.

Единственной преградой на пути к счастью могла стать только Хасеки. Втайне Махидевран молила Всевышнего, чтобы рыжая девчонка просто не очнулась, и тогда у нее не было бы проблем в будущем. Она не увидела бы, как удавят ее сына, не стала бы мучиться. Ее бы не сослали в Старый дворец.

Положа руку на сердце, Махидевран не желала избавляться от рыжеволосой соперницы, но закон есть закон, и порядки не стоит нарушать. Она бы оставила ее в гареме и даже приблизила к себе — уж больно ее привлекал ум Хасеки. Но….

Печально вздохнув, Махидевран откинулась на подушки и с любовью воззрилась на махавшего деревянным мечом Мустафу. Кто виноват, что все сложилось так, как сложилось? Рыжая невольница, ставшая султаншей за какой-то год, была ей уже симпатична. Но в глубине души колыхалось еще что-то такое, колыхалось… Ревность, обида. Обида на то, что с ее появлением Повелитель и думать забыл о своей любимой наложнице. Приблизил к себе некрасивую, но смешливую и очень гордую девчонку. И, судя по всему, был вполне с ней счастлив.

Этого Махидевран ему почему-то простить не могла. Хоть и не любила, как мужчину, хоть и страдала, когда приходилось ложиться в одну кровать с Повелителем, чувствуя себя грязной игрушкой из плоти и крови, просто постельной рабыней…. А все равно обижалась на такое презрение и невнимание.

-Мама, мама! — запыхавшийся Мустафа подбежал к матери, доверчиво заглядывая ей в глаза. — А когда мы пойдем повидать Мехмедика?

-Скоро, Мустафа, скоро… Сейчас пообедаем и пойдем, — погладила сына по встопорщенным кудряшкам Гюльбахар. — Ты что будешь кушать?

-Я хочу лукум и шербет! — капризно надул губки шестилетний малыш.

-А суп будешь кушать?

-Не буду, Повелитель не кушает суп! Повелитель кушает лукум и то, что захочет! — смеясь, ответил шехзаде. Махидевран ласково обняла сына… И застыла, когда в ее покои без стука вошла мрачная, как грозовая туча, валидэ.

-Нам нужно поговорить. Наедине.

-Госпожа… — живот мешал быстро двигаться, но баш-кадина все равно постаралась максимально быстро приветствовать царственную свекровь поклоном. Султанство — султанством, и хотя оно в ближайшей перспективе, а забывать о субординации все-таки пока не стоило.

-Пошли Мустафу умыться. Где его няни? — брови Айше Хафсы все сильнее сдвигались на переносице. Чувствовалось, что царственная султанша в гневе. И что было причиной ее гнева — оставалось только гадать.

Спустя пять минут перед женщинами поставили блюда с всевозможными лакомствами, а маленького шехзаде увели переодеваться и приводить себя в порядок. Валидэ небрежно забросила в рот кусочек пахлавы и внимательно посмотрела на Махидевран.

-Думаешь, мой сын не очнется? — вопрос повис в воздухе, как топор над головой приговоренного к казни.

-Валидэ…

-Что? Скажешь мне, что каждую минуту возносишь молитвы за жизнь и здоровье моего сына, Махидевран? Не ври, я вижу в твоих глазах радость от того, что скоро именно твой сын станет султаном.

Проклятая Хафса слишком хорошо читала в людских душах.

-Валидэ, я…

-Молчи, я не договорила. Так вот, баш-кадина, запомни — мой внук еще слишком мал, чтобы управлять государством. Сейчас очень нестабильная обстановка, в любой момент, узнав, что скончался Сулейман, сюда войной пойдут очень и очень многие. Страна не может сейчас остаться без правителя, — валидэ была серьезна, как никогда.

Махидевран внимательно слушала, стараясь больше не перебивать свекровь.

-Аги янычар в беспокойстве, Гюльбахар, один из них — Вириз-ага, — уже приходил ко мне справиться о здоровье Повелителя. Они в любой момент могут поднять бунт. Это янычары — наше самое страшное оружие, которое в любой момент может обернуться против нас самих. Ибрагим предложил выдать им бакшиш, но я сомневаюсь в правильности такого решения. Они не глупы, и сразу поймут, что мы пытаемся их умаслить. Так вот — Мустафа пока что еще слишком мал, чтобы янычары были готовы признать его новым султаном. Скорее всего, твоего сына и нашего внука убьют почти сразу после того, как он возьмет в руки меч Аюба.

-Валидэ! — в глазах баш-кадины заплескался неприкрытый ужас. –Что же нам делать?!

-Молиться, Махидевран, молиться, — с не менее неприкрытой усмешкой отозвалась Айше Хафса. — Я написала своему брату, хану Менгли Гирею. Он вышлет сюда тайно моего младшего брата Юсупа.