— Ух ты, мягко как! — Санька растянулся на вершине.

— Ха! Как перина! — Михась лег рядом. — Айда сюда, Вовка!

Вовка к ним не полез. Он занялся оружием: протер автоматы, смазал металлические части кусочком сала.

— Слазьте, — сказал он Саньке и Михасю. — Стелку доить надо.

Михась и Санька нехотя спустились вниз. Санька взял ведро.

Едва Михась скрылся в кустах, как оттуда донесся его тревожный возглас:

— Стелку украли!

Вовка и Санька побежали к нему. Действительно, коровы не было. На примятой траве, где топталась она ночью, круглой лепешкой лежал свежий навоз.

— А может, оторвалась? — предположил Вовка. — Ей тоже не хотелось стоять под дождем.

— Ха! Кабы так, тогда бы хоть обрывки веревки остались. — Михась вздохнул. — Увели корову.

— Я двойным узлом завязывал, — как бы оправдываясь, произнес Санька.

— Молоко у нее было вкусное, — сказал Вовка и с грустью подумал о том, что теперь придется снова переходить на подножный корм.

Михась, насупившись, опустил голову. Он готов был заплакать.

— Вот же ее следы! — крикнул Санька, рассматривая вмятины на земле, заполненные водой.

Вовка и Михась подбежали к Саньке.

— Кажись, правда, коровьи, — подтвердил Михась.

Ребята двинулись по следам. Вовка держал наготове автомат.

— Сте–лка–а! Стел–ка–а! — сложив ладони рупором, крикнул Михась.

— Не ори, — одернул Санька Михася, — вдруг немцы близко.

Неожиданно почти рядом раздалось знакомое мычание.

Ребята побежали на звук. На небольшой поляне стояла Стелка и, подняв голову, тревожно вслушивалась. Пожалуй, впервые за прошедшие дни ребята так радовались. Нашлась их Стелка, жива и невредима!

Корова была привязана. Той же веревкой и таким же двойным узлом.

— Вот те на! Чудеса! — недоуменно произнес Санька, осматривая веревку.

— А может, ты ее здесь вчера и привязал? — не скрывая насмешки, спросил Вовка.

— Ха! Мы тама ее привязывали, — ответил за Саньку Михась. — Я же помню.

— Тогда кто же ее сюда привел?

Санька удивленно пожал плечами.

— Леший, что ли? — произнес тихо Санька. — Такое бывает. Он однажды завел в болото деда Игната и там бросил. Чуть не засосала его трясина.

— Наверное, леший, — сразу согласился Михась.

— Выдумки все! — громко произнес Вовка. — Может, вы и в бога верите?

— Ха! Сказал! В бога не верю, потому что его нет, — ответил Михась. — А леший есть. Вот Стелку отвязал, сюда перегнал и снова так же привязал.

Вовка нахмурился. Тут что–то не так. Но что именно, он не понимал. И потому не стал возражать. Видя, что разубедить друзей ему сразу не удастся, Вовка сказал:

— Есть хочется. Давайте доить Стелку.

— Верно, давно пора, — с охотой отозвался Санька.

Он сбегал за ведром. Вовка и Михась за это время нарвали охапку сочной травы и положили перед Стелкой.

— Давай, Михась, начинай.

Михась присел, протянул руки и тут же обернулся к ребятам.

— У нее. У нее… Кто–то молоко выпил, — прошептал он.

В кустах за его спиной послышалось приглушенное хихиканье. Санька и Михась испуганно переглянулись.

Вовка схватил автомат, торопливо щелкнул затвором.

— Эй, кто там! А ну выходи, а то как стрельну!

— Ой! Не надо стрелять! — раздался тоненький девчоночий голосок. — Не надо!

Ветка зашевелилась, и из–за куста вышла девочка лет двенадцати. У нее в разные стороны торчали косички, широко открытые голубые глаза смотрели испуганно.

— Пожалуйста, не стреляйте… Это я привела сюда корову… Пожалуйста, не стреляйте…

Вовка отвел автомат и с нескрываемым интересом стал разглядывать девчонку.

Девочка была примерно одного с ним роста. Вовку удивили ее глаза. Очень большие и очень печальные. Он не выдержал ее взгляда, нахмурился.

— Как тебя зовут?

— Тинка, — ответила девочка и добавила: — Валентина Граматович.

Санька и Михась пришли в себя. Окончательно убедившись, что перед ними не леший, они вдруг разозлились, что какая–то девчонка смела дурачить их. Санька подступил к ней.

— Ты чего в лесу шляешься? Коров чужих уводишь?

Михась, сощурив глаза, подскочил с другой стороны и поднес к ее лицу крепкий кулак.

Но Тина, к удивлению мальчишек, не испугалась, не захныкала. Она только вздохнула. Ее большие глаза все так же грустно смотрели на ребят. Такое спокойствие особенно задело Михася.

— Ха! И подоить ее уже успела.

Девочка молча кивнула.

— И выпила сама все молоко?

— Нет, не выпила, — сказала Валентина тихим голосом. — Я на землю доила. У меня посуды не было.

— Как же ты чужое молоко могла на землю вылить?

Тинка вздохнула и поучительно произнесла:

— Корову доить надо вечером и утром обязательно. А она у вас с вечера не доена стояла. Разве можно так мучить скотину?

Санька хотел было сказать: мол, откуда тебе это известно, но его опередил Михась.

— А твое какое дело? — грозно сказал он.

Тина так же спокойно посмотрела на мальчишек и отвернулась.

«Странная какая–то», — подумал Вовка и спросил:

— Тинка, а где ты живешь?

— Тут.

— В лесу? — удивился Вовка.

— Ага.

— Ха! Мы тоже в лесу живем, — сказал Михась. — А где твой дом?

— Немцы спалили… — чуть слышно ответила Тина, и в ее глазах заблестели слезы.

Она не договорила и бросилась бежать. Не успели ребята опомниться, как девчонки и след простыл.

— Тю! Сумасшедшая! — сказал, улыбнувшись, Санька.

— Ха! Вот драпанула!

Вовка ничего не сказал. Ему было жаль девчонку.

Тина уже третий день жила в лесу одна. Она боялась выйти на дорогу, боялась возвратиться в село, не решалась пойти в соседнюю деревню, где жила ее тетка. Тина знала, что немцы охотятся за ней, хотят затравить собаками, как мамку и маленького братишку Ивася.

Три дня тому назад над деревней шел воздушный бой. Тина с братом полола грядки с капустой. Вдруг прямо над ними низко–низко пролетел самолет. Тина увидела на его крыльях красные звезды. Ивась от страха заплакал. Наш! За самолетом тянулся черный дымный след.

«Сейчас упадет и взорвемся», — подумала со страхом Тина. Она видела, как однажды упал немецкий самолет и взорвался. Тогда от взрыва все задрожало, стекла из окон выскочили.

Девочка упала между грядами, прижимая четырехлетнего Ивася к земле.

Но самолет плавно сел на колхозное поле и остановился возле речки. Тина видела, как из горящего самолета выскочили два летчика. Озираясь по сторонам, они побежали к кустам. Один из летчиков хромал на левую ногу. «Раненый, наверно», — подумала девочка.

Она велела братишке отправляться домой, а сама побежала к летчикам.

— Дяденьки! Дяденьки!

Летчики остановились. Лица у них были усталые, потные. В руках пистолеты. На одном обгорел комбинезон. Второй, тот, что прихрамывал, кусал губу и морщился. Видно, ему больно было. Его товарищ спросил:

— Немцы есть в деревне?

— Нету, — Тина замотала головой. — Вчера были и ушли.

— Надо моего друга перевязать. Принеси, пожалуйста, что–нибудь.

— Идемте к нам в хату, — предложила Тина, — мамка поможет вам завязать рану.

Летчики согласились.

Дома была только бабушка Евдокия. Увидев летчиков, она всплеснула руками, слезла с печи, достала им чистую простыню. Тут прибежала мать. Она помогла обмыть рану на ноге, ловко ее перевязала. Потом подала кувшин молока.

— Пейте, родненькие.

Пока летчики пили молоко с хлебом, она открыла сундук и достала отцовские штаны и рубахи.

— Нате, переоденьтесь.

Валентина смотрела на летчиков и удивлялась. В простых штанах и ситцевых рубахах они выглядели совсем обыкновенными.

— Тинка, неси керосин, — велела мать, поспешно заталкивая военную одежду в печь.

— Сапоги пожалей, — сказала бабушка Евдокия, — еще новые.

Мать вынула из печки хромовые сапоги, посмотрела на них, раздумывая. Сапоги были добротные, хромовые.

— Спрячь в погребе.

Плеснув из железного бидона керосином, она поднесла спичку. Одежда вспыхнула.